меня в квартиру и усадила на тумбочку в прихожей.
– Олька предупредила? – спросил я.
– Ага, – сказала она, аккуратно убирая припарку и рассматривая отверстие в плече.
Кира понюхала снятую припарку и рассмотрела её.
– Это чё за хуйня?
– В душе не ебу. Незнакомцы на улице помогли.
Она мне не поверила, но ей было похер.
– Горе ты луковое. Ну, пойдём тебя чинить что ли?
Она взвалила меня на плечо и потащила в комнату.
Глава 16. Итак, знакомьтесь. Кира – Читатель
Что я могу рассказать тебе о Кире, мой друг? Многое. Вот, бля, реально многое. В доказательство моему утверждению служит тот факт, что как только мне начинало казаться, что я выяснил о ней вообще всё, что можно выяснить, она выкидывала какой-то совершенно несоответствующий ей крендель.
Кира была хамелеоном. Могла втереться в доверие любому человеку и умела завоёвывать самые разные сердца – от водителя маршрутки до президента планеты. Она чувствовала желания жертвы, подстраивалась, меняла интонацию, прорабатывала у зеркала мимику, чтобы быть в глазах цели самым желанным существом. Она достигала своего и умело этим пользовалась.
Она смогла очаровать даже такую прожженную похуистку, как моя матушка. Не спрашивай, нахера я их познакомил, потому что я этого не делал. Это сделал Господин Случай, даже не соизволив спросить моего разрешения.
Я тогда ещё жил дома. Дома – в смысле в нашей избушке, с матерью и Малым. Уточняю я, потому что смутно понимаю, что значит «Дом». Я часто слышал, как люди произносят это слово с теплотой. Далеко ходить не надо – даже Малой так его молвит. Вернулся как-то из летнего лагеря и такой: «Ааа, отдыхать весело, а дом есть дом!». Я тогда на всякий случай осмотрел комнату. Думаю, вдруг я где-то Дурь просыпал и Малого глючит. Но нет, всё вроде было в порядке.
Наш старший брат зовёт домом квартиру в столице, где он живёт с женой и их детьми – моими племяшами, Олька – особняк Груней в закрытом посёлке, а Кира так отзывается об однушке, которую ей выдали по госпрограмме.
Для себя я решил звать домом место, где я помнил себя такого, каким был, когда ещё не стал ебланом с похуистическими наклонностями. То место, где я бегал с голой жопой по двору и ловил кузнечиков в банку. Саша приносил мне всякие украшения для неё – цветки, листочки, веточки. Батя сидел на крыльце, потягивал пивко и с улыбкой наблюдал за нами. В сенях слышалось воркование, и на крыльцо выходила мама, держа на руках пускающего пузыри Серенького. Я радостный бежал показывать им с батей пойманных кузнечиков, и они вместе смеялись.
Потом батю убила алкашня в уличной драке, мама запила, Саша подрос и уехал. Жизнь выкинула из слова «дом» все буквы по очереди, а вместе с ними и смысл. От той картины остался лишь Малой, и он, хоть уже не пускал пузыри, нуждался во мне. И чтобы заботиться о нём как следует, мне пришлось убить в себе голожопика, гоняющегося с банкой за кузнечиками.
Поэтому для меня «дом» – это родительский дом. И пусть он уже давно перестал являться тем самым волшебным местом надёжности, но именно здесь я в последний раз чувствовал нечто похожее.
Ну так вот именно здесь как-то встретились Кира и моя матушка. Я в то время частенько отключал телефон. Ладно, чё стесняться? Я и по сей день частенько вырубаю связь. Все звонят, все дрочат сообщения, всем чёто от меня надо. Заебали, ей-богу. Дайте отдохнуть по-человечески!
И вот лежу я как-то раз, наслаждаюсь своим святым дневным сном, и нужно было случиться какой-то неотложной херне, нуждающейся в моём участии, а до меня не могли дозвониться. Домашнего телефона у нас уже давно не было. На него звонили только пидоры-менеджеры, предлагающие свои пластиковые окна или новый бойлер, и мы решили избавиться от него за ненадобностью.
Кто-то перелез через забор, решив не заморачиваться, и постучал в дверь дома. Я сквозь сон слышал, как этот кто-то гремел створками, но Система погладила меня по голове, сделала мою подушку мягкой, и сказала, что всё в порядке, и я могу спать дальше.
На кухне слышались приглушенные голоса, и я решил, что это кто-то из мамкиных кентов.
– Бостон! – крикнула матушка через некоторое время.
Я лишь натянул на голову одеяло. Пусть сами решают свои вопросы, я в домике.
– Бостон, твою мать! К тебе пришли!
Я с рыком сел на кровати. Одеяло слетело с меня, как улыбка с лица отца, до которого наконец-то дошло, что сынок накрасил ногти мамкиным лаком не для прикола.
Я напялил футболку и, почёсывая жопу сквозь шорты, выперся на кухню. И чутка прихуел. Аккуратно одетая Кира сидела на стуле, с которого шагнул наш сосед Ванька-суицидник, а я потом сходил к нему забрать то, что плохо лежит. Она попивала чаёк из кружки, оттопыривая пальчик, и раскусывала своими белоснежными зубами каменное печенье.
Охуеть! Мамка кого-то из моих гостей чаем напоила! Нихуя себе! Надо день в календаре красным обвести.
– Салют, Бос! – помахала мне Кира куском печенья. – Дело горит, а у тебя абонент – не абонент.
– Да вы заебали со своими горящими делами, – честно сказал я.
Кира пожала плечами.
– Олька говорит крупная рыба с крючка срывается, и ты там нужен. В восемь сбор на фабрике.
Я поднял шары на настенные часы.
– Блять, ещё несколько часов осталось!
– Отлично, значит, не опоздаешь.
Я присел хлебнуть с ней чая, после чего она откланялась, поблагодарив мою матушку за угощение. Мать закрыла за ней и присела ко мне за стол.
– Где ты её такую нашёл? – спросила мама с восторгом.
– Шёл по жизни, споткнулся обо что-то мягкое и матерящееся. Смотрю – лежит. Сама нашлась, короче.
Матушка неожиданно взяла меня за руку.
– Не проворонь её, Бостон. Хорошо?
Я с удивлением посмотрел на её ладони, упавшие на тыльную сторону моих кистей.
– Мы не вместе.
– Чего время тогда теряешь?
– Нахуй мне не сдались отношения потому что. Всё, что мне сейчас нужно от женщин, я могу получить без лишнего мозгоёбства.
Мама вздохнула и убрала руки.
– Жаль. А то она ни в какое сравнение не идёт с теми шмарами, кого ты иногда ночевать приводил.
– Расслабься, мам. Она на самом деле не такая,
