— Он помешался с горя! — шептал один
— Отчаяние отняло у него разум!
— Надо свести его к князю; может быть, он очнется, когда увидит его.
Лонгин в отчаянии ломал руки. Все окружили поручика и с сочувствием смотрели на него. Одни вытирали перчатками слезы, другие тяжело вздыхали. Вдруг из круга выделилась чья-то высокая фигура и, медленно подойдя к поручику, положила ему на голову руки.
Это был ксендз Муховецкий.
Все умолкли и опустились на колени, словно ожидая какого-то чуда; но ксендз не совершил никакого чуда, только, держа руки на голове Скшетуского, поднял глаза к небу, озаренному лунным сиянием, и громко Произнес
"Отче наш, иже еси на небеси! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя…")
Он остановился и, помолчав, повторил громче и торжественнее:
"Да будет воля Твоя…"
Воцарилось глубокое молчание
"Да будет воля Твоя…" — повторил ксендз в третий раз.
Тогда из уст Скшетуского вырвался крик невыразимого страдания, но вместе с тем и смирения:
"Яко на небеси и на земле…" — и рыцарь с рыданием бросился на землю.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I
Для выяснения того, что случилось в Разлогах, нам нужно вернуться к той ночи, когда Скшетуский Жендяна из Кудака к старой княгине с письмом, заключающим просьбу как можно скорее ехать вместе с Еленой в Лубны, под защиту князя Иеремии, так как каждую минуту может вспыхнуть война. Жендян, сев в чайку, которую Гродицкий отправлял из Кудака за порохом, пустился в путь; ехал он медленно, так как приходилось подниматься вверх по течению. Под Кременчугом он встретил войско, плывшее под предводительством Кшечовского и Барабаша, высланных гетманами против Хмельницкого. Жендян, увидев Барабаша, сейчас же рассказал ему, каким опасностям мог подвергнуться Скшетуский в Сечи, и просил старого полковника, чтобы тот при встрече с Хмельницким усиленно попросил бы последнего залосла. После этого он отправился дальше.
Жендян с людьми Гродицкого прибыл в Чигирин на рассвете. Здесь их сейчас же окружила казацкая стража, спрашивая, что они за люди.
Они ответили, что едут из Кудака, от Гродицкого, с письмом к гетманам. Однако, несмотря на это заявление, казаки потребовали старшину с чайки, а Жендяна повели к полковнику на допрос.
— К какому полковнику? — спросил старшина.
— К Лободе, — ответили сторожевые есаулы. — Великий гетман велел ему задерживать и допрашивать всех, проезжающих из Сечи в Чигирин.
Они пошли. Жендян шел смело, не думая ни о чем дурном, потому что видел, что здесь еще господствовала власть гетмана. Их привели в дом Желенского, близ "Звонарного Угла", в квартиру полковника Лободы. Здесь им сказали, что полковник еще на рассвете уехал в Черкассы и что его заменяет подполковник. Им пришлось довольно долго ждать, но наконец дверь открылась и в комнату вошел ожидаемый подполковник
При виде его у Жендяна подогнулись колени.
Это был Богун.
Гетманская власть действительно еще распространялась на Чигирин, так как Лобода и Богун пока не перешли к Хмельницкому, а наоборот, держали сторону Польши; поэтому великий гетман и назначил им стоянку в Чигорине для его защиты.
Богун, сев за стол, начал расспрашивать приезжих.
Старшина с письмом Гродицкого ответил и за себя и за товарища. Оглядев письма, молодой подполковник начал заботливо расспрашивать, что видно и слышно в Кудаке; ему очевидно, очень хотелось узнать, для чего Гродицкий посылает людей и чайку к великому гетману. Старшина ничего не сумел ему ответить, а письмо было запечатано печатью Гродицкого. Кончив допрос, Богун хотел уже было наградить их и отпустить, как вдруг открылась дверь и в комнату, как молния, влетел Заглоба.
— Послушай, Богун, — воскликнул он, — изменник Допуло скрыл от нас самый лучший мед-тройняк. Я как-то пошел с ним в погреб, смотрю: в углу вроде бы сено. Я спрашиваю: "Что это?" — говорит: "Сухое сено!" Посмотрел поближе, вижу, оттуда выглядывает горлышко кувшина, точно татарин из травы. "Ах ты, такой-сякой! — говорю, — Ну мы разделим труд: ты ешь сено, так как ты вол, а я выпью мед, так как я человек". Вот. я и принес бутылку на пробу; дай только кубки.
С этими словами Заглоба подбоченился одной рукой и, держа в другой бутыль, запел:
Гей Ягус, гей Кундус, подай нам стакан, И милое личико для поцелуя дай нам
Но, увидев Жендяна, Заглоба сразу оборвал речь и, поставив на стол бутыль, сказал:
— Да ведь это слуга Скшетуского!
— Чей? — спросил поспешно Богун.
— Скшетуского, который, уезжая в Кудак, перед отъездом угостил меня — таким лубенским медом, что чудо! А что твой господин, здоров?
— Здоров и кланяется вашей милости, — ответил смутившийся Жендян.
— Это настоящий рыцарь. А как же это ты попал в Чигирин? Отчего это твой господин выслал тебя из Кудзка?
— У моего господина, — ответил Жендян, — есть свои дела в Лубнах, из-за которых он и велел мне вернуться, поскольку мне нечего было делать в Кудаке.
Богун, все время пристально смотревший на Жендяна, воскликнул:
— Знаю и я твоего господина, видел его в Разпогах.
Жендян наклонил голову и, будто не расслышав, спросил:
— Где?
— В Разлогах.
— Это имение Курцевичей, — сказал Загпоба.
— Чье? — переспросил Жендян.
— Я вижу, ты оглох, — сухо заметил Богун.
— Это оттого, что я не выспался
— Успеешь выспаться Так ты говоришь, что твой господин послал тебя в Дубны?
— Да.
— Верно, у него есть какая-нибудь зазнобушка, — прибавил Заглоба, — которой он через тебя шлет привет.
— Почем же я знаю! Может, есть, а может, и нет, — сказал Жендян. кланяясь Богуну и Заглобе. — Прощайте, — сказал он, собираясь уходить.
— Не слеши, птенчик, — ответил Богун. — А почему же ты скрыл от меня, что ты слуга Скшетуского?
— Вы же меня не спрашивали, а я подумал: зачем болтать о пустяках? Прощ…
— Погоди, говорю! Везешь ли ты какие-нибудь письма от своего господина?
— Его дело писать, мое же, как слуги, отдать, но только тому, кому они написаны; а затем позвольте мне проститься с вами, господа
Богун сдвинул свои соболиные брови и хлопнул в ладоши. В комнату тотчас же вбежали двое казаков.
— Обыскать его! — крикнул он, указывая на Жендяна.
— Это насилие! — воскликнул Жендян. — Я хоть слуга, но тоже шляхтич, и вы ответите за этот поступок.
— Богун! Оставь его! — вступился Заглоба.
Между тем один из казаков нашел у Жендяна два письма и передал их подполковнику. Богун велел казакам выйти: он не умел читать и не хотел показать перед ними своей неграмотности. Потом, обращаясь к Заглобе, сказал:
— Читай, а я буду наблюдать за слугой.
Загпоба зажмурил левый глаз со шрамом и прочел адрес "Ясновельможной княгине Курцевич в Разлогах".
— Так ты, дружок, ехал в Лубны и не знаешь, где Разлоги? — сказал Богун, бросая грозный взгляд на Жендяна.
— Куда мне приказано, туда я и ехал! — ответил слуга.
— Вскрывать ли? Шляхетская печать святая вещь, — заметил Заглоба
— Мне великий гетман разрешил просматривать все письма. Вскрой и читай.
Заглоба вскрыл письмо и начал читать:
"Милостивая Государыня! Имею честь сообщить Вам, что я уже в Кудаке, откуда. Бог даст, сегодня утром выеду в Сечь. Пишу Вам ночью, так как от беспокойства не могу спать, — боюсь, как бы не случилось с вами какого-нибудь несчастья из-за этого разбойника Богуна и его лодырей. А так как и Кристофор Гродицкий подтвердил, что каждую минуту может разразиться война, которая заставит восстать и чернь, то я умоляю и заклинаю вас, милостивая Государыня, немедленно ехать в Лубны с княжной, хотя бы верхом, если еще не высохла степь; не медлите, потому что я не успею вернуться вовремя. Прошу вас исполнить мою просьбу, чтобы я мог быть спокоен за обещанное мне счастье и радоваться предстоящему возвращению. Раз княжна обещана мне, то Вам лучше скрыться у князя, моего господина, чем хитрить с Богуном и мылить ему глаза Князь вышлет охрану в Разлоги, и таким образом вы сбережете и имение. Имею честь…" и так далее.
— Гм! Богун, гусар хочет тебе наставить рога, — сказал Заглоба — Так вы оба ухаживали за одной девицей? Почему же ты ничего об этом не говорил мне? Но утешься, раз так было и со мной"..
Но шутка замерла вдруг на губах Заглобы: Богун сидел неподвижно у стола, лицо его, казалось, было сведено судорогой, бледно, глаза закрыты, брови насуплены С ним творилось что-то ужасное.
— Что с тобой? — спросил Заглоба
— Казах начал с жаром размахивать руками и сдавленным, хриплым голосом сказал:
— Читай… читай второе письмо…
— Второе к княжне Елене.
— Читай… читай!
