Купер чувствовал, как от куртки Оуэна пахнет сигаретным дымом: наверное, тот недавно виделся с Келом и Страйдом и красная шерсть впитала запах их самокруток. Оуэн подошел к фургону и, остановившись у кабины, сделал знак Куперу оставаться вне зоны видимости, а затем постучал в боковую дверь. Стук был необычный – серия коротких и длинных Ударов. Прошло полминуты, и дверь приоткрылась.
– Кел, – сказал Оуэн, – мы пришли с миром.
– Черт побери, это же Чудило в красном. Че надо? Закончились туристы, которых можно подоставать?
– Да нет, но вас доставать веселее.
Высунувшись за дверь, Кел заметил Купера.
– А этому че надо?
– Побеседовать с вами дружно. И мирно. Он в порядке, Кел.
Парень уставился на Купера, затем снова посмотрел на Оуэна.
– Говоришь, он в порядке? Он же коп. Копы – козлы, и точка.
– Он в порядке.
Кел кивнул.
– Гоните тогда нам банки, гомики несчастные.
Оуэн подмигнул Куперу, и они влезли в фургон. Все чувства Купера немедленно проснулись, когда на них обрушился целый ливень сильных запахов. Кел и Страйд месяцами смолили самокрутки в тесном пространстве фургончика, и запах курева насмерть въелся в стены, одеяла, подушки, спальные мешки, занимавшие весь пол. К табачному аромату примешивался острый запах немытых тел и грязной одежды. И дополнял букет аромат всяческой стряпни, в том числе и отголосок давнишней курицы с карри, с которой они разделались как минимум два дня назад. Ко всему прочему от двухконфорочной плитки, приткнувшейся за водительским сиденьем, тревожно тянуло газом.
При виде Страйда Купер почувствовал легкую неуверенность. Молодой человек сидел в дальнем углу, еле видимый в полумраке.
– Не обращайте на Страйда внимания, – бросил Кел. – Он яйцо чинит.
– Хорошо. Пусть делает.
Купер украдкой бросил взгляд на Страйда. Тот, похоже, не чинил вообще ничего, не говоря уж о яйце. Он сидел очень тихо и прямо, закрыв глаза и положив руки на колени. Его лицо было сосредоточенным, но спокойным. Купер спрашивал себя, действительно ли Страйд не заметил, что в фургоне появились посторонние. Вряд ли такое возможно. Скорее всего, это проявление хороших актерских способностей.
– Защищает себя от негативных энергий сознания, – пояснил Кел.
– Тоже неплохо.
– Чинит защитную оболочку своей ауры.
– Да нет проблем.
Оуэн уселся на подушку, лежавшую с одной стороны старого комода. Купер последовал за ним и опустился напротив. Его бедро коснулось чего-то жесткого. Взглянув вниз, он обнаружил жестянку из-под печенья, в которой Страйд искал среди других сувенирчиков свою студенческую карточку.
В этой жестянке уместилась вся прежняя жизнь парня. Может, он и редко заглядывал туда, но все же взял ее с собой в новую жизнь. Так что зря он притворялся, что воспоминания из прошлого ничего для него не значат. Доказательство обратного было налицо.
– И что вы тут делаете один? – спросил Кел. – Где вся тусовка?
– Просто хотел поговорить с вами. Вдруг смогу чем помочь.
Кел фыркнул.
– Чушь собачья. С каких это пор копы предлагают помощь таким, как мы? Вас больше интересует средний класс, люди зрелого возраста, их собственность и комфорт вы защищаете.
– Хотите сказать, вроде ваших родителей?
– Да, вроде них.
– Мы защищаем любого.
– Бросьте. Жалованья я вам не плачу. Налогов тоже. Ну и че вам беспокоиться обо мне?
Купер колебался, обдумывая ответ, от которого зависело многое.
– Эй, – вмешался в разговор Оуэн, – выходит, что вы и мне не платите жалованье. Ничего себе открытие. – Он начал подниматься, отряхивая куртку. – Тогда мне здесь делать нечего. Пойду-ка я отсюда. Вот еще – тратить свое время на пару грязных, ленивых бродяг. Лучше отправлюсь я к милым, чистеньким представителям среднего класса.
– Ах вот как! Ну и пошел на хрен! – выругался Кел, дергая колечко на банке с пивом.
Оуэн молча остановился перед ним. Кел посмотрел на Купера.
– Терпеть не могу этого козла в красной куртке, – сказал он. – Думает, он мой папаша или типа того.
– Все мы знаем, что у вас никогда не было отца, Келвин, – произнес Оуэн.
– Еще раз назовешь меня Келвином, и я подожгу твою гребаную бороду.
– Доставай спички, Келвин.
Глаза Кела блеснули. Он протянул банку с пивом Куперу, тот покачал головой. Тогда парень поднял банку вверх, и смотритель взял ее.
– Мы оба приехали сюда на солнцестояние, – сказал Кел. – Вот как мы оказались в этом карьере. Здесь парковалась уйма народу. Целая община образовалась. Фургон сломался, а у меня бабок на ремонт не было. Вроде вал полетел, ну, не важно. Случилось с ним что-то, когда спускался.
– И вы здесь с того самого времени?
– Остальные смотались, а нас бросили.
– Вы со Страйдом приехали вместе?
– Нет, до того мы друг друга не знали. Он жил прямо здесь – есть тут такое местечко, Страйд Робин Гуда называется. Ну, как бы пещерка, вроде как для отшельника, где он и укрывался. О Девяти Девственницах он ничего не знал, но болтался поблизости, все смотрел что да как. Так мы и познакомились, и, кстати, вот почему зовем его Страйд. Ну, мы с ним поладили. Да и идти ему больше некуда.
Купер почувствовал, что за ним наблюдают. Он совсем забыл о Страйде. Тот сидел так тихо и спокойно, словно замаскировался за целым лесом деревьев, хотя сидел-то на виду – можно было дотянуться. Теперь его глаза были открыты, и он глядел на Купера.
– Больше некуда идти, – повторил он.
Бледность Страйда пугала. Купер спрашивал себя, оказывалась ли этим юношам медицинская помощь. Скорее всего, нет, решил он. В прежние времена Страйда назвали бы болезненным и чахоточным. Куперу очень захотелось выяснить, как Страйд докатился до отшельнической жизни в пещере Пик-парка. Но он не осмелился задать этот вопрос.
– Вы ходили в университет, верно? – спросил он вместо этого.
Страйд кивнул. Кел протянул ему табак и несколько листков папиросной бумаги, и Страйд принялся сворачивать сигаретку.
– И какую степень вы получили?
Страйд улыбнулся:
– Разве я говорил, что получил степень?
– Обычно в университет ходят ради степени.
– Надо пройти полный курс. Иначе вряд ли вам ее дадут.
– Понятно. Вас исключили.
Страйд засмеялся:
– Ну, можно и так назвать.
– А что вы изучали?
Страйд с неожиданным блеском в глазах внимательно посмотрел на него и опять сделал свой странный жест – его рука взметнулась ко рту. Похоже, теперь энергия била из него ключом. От апатии не осталось и следа – он превратился в сгусток жизненной силы.
– Вы действительно хотите знать? – спросил он. – Пойдемте со мной.
– То есть?..
Страйд возбужденно дернул Купера за рукав, словно щенок, которому хочется погулять и поиграть. Купер посмотрел на Оуэна. Тот лишь улыбнулся и ласково кивнул Страйду.
– Сходите, – сказал он. – Может, что-то и узнаете.
Спрыгнув на землю, Купер начал карабкаться вслед за Страйдом к краю карьерного обрыва. На березе, легонько позвякивая, медленно раскачивались импровизированные колокольчики. На один из них упал луч солнца, и Купер почти разобрал слова, нацарапанные фломастером на серебристой фольге.
Выбравшись на край карьера, Страйд повернулся к своему спутнику и приложил руку к уху, как плохой актер, персонаж которого якобы услышал стук в дверь.
– Вы слышите? Мы прямо на краю.
– На краю?..
Купер прислушался. Но слышал он только ветер, который завывал здесь, на плато, еще сильнее. На ветру шуршал вереск и позвякивали колокольчики. Он напряг слух и расслышал, как неподалеку щебечут зяблики, в березняке поют малиновки, а на краю карьера кричат галки и кто-то еще – возможно, грачи или черный дрозд. Но и только. Купер огляделся. Над жесткой травой на самом краю молча парила пустельга.
– Слышите? – спросил Страйд. – Это замечательно.
– На краю чего?
– На краю реальности. Дальше все исчезает. – Он махнул в сторону Матлока, где проходило шоссе А6.
– Я бы так не сказал.
Внезапно Страйд растянулся во весь рост на сыром папоротнике. На мгновение он полностью исчез под коричневыми листьями. Лишь его смех доносился откуда-то из мокрой глубины.
– Вы только взгляните! – кричал он. Голова его вновь вынырнула из папоротников, он скинул с лица влажные листья и, закрыв от восторга глаза, размазал по коже дождевую воду и облизнул влагу с губ. Обрывки листьев и засохшие веточки вереска обсыпали его плечи, запутались в волосах, рукава его куртки промокли насквозь.
– Вы наверняка считаете, что это всего лишь сорняк. Фермеры вырывают его с корнем и сжигают как вредную траву. Но папоротник-орляк – это просто чудо. Все папоротники – чудо. Гляньте-ка, гляньте.
Он погладил крошечный свернутый листочек. Может, он уже никогда не развернется – слишком поздно в это время года.