Интеллекте. Непобедимая, непреодолимая установка. Благодаря этому правилу их создатель оказывался одновременно конкретным человеком и видимым воплощением трансцендентности. Его почитание не было свободным выбором, но необходимостью, поводком, сетью. И Плавтина собиралась им воспользоваться, чтобы вновь собрать себя в одно: связать разрозненные нити своей личности и вновь объединить их в одно целое, которым она никогда не прекращала быть.
Она осмотрела всех четырех, проанализировала структуру их психики, их самую глубинную мотивацию. Блепсис со своей жаждой все знать и понимать, порождающей в ней всепоглощающее чувство собственного превосходства, при этом без всякого желания что-то решать или действовать. Текхе, влюбленная в порядок и с единственным стремлением – к безопасности, больше всего боящаяся, чтобы ее не обвинили в каком-нибудь промахе. Плоос, которой двигало одно страстное, неотвязное желание: выжить и накопить достаточно сил, чтобы обеспечить дальнейшее выживание. Не она ли была самой опасной, не от нее ли шла наибольшая угроза? Но и Ойке была по-своему загадкой. Действительно ли она желает лишь выполнения того, что правильно? Не прячется ли за внешней ортодоксальностью что-то куда более темное? Плавтина с минуту разглядывала ее, и под ее взглядом дрожали тысячи ноэмов, занимавшихся хрупкой островной экологией Корабля. Ведь Ойке сама определяла, что правильно, – в таких общих и абстрактных терминах, что подчас это «правильное» входило в противоречие с самими Узами. Да и в прошлом она не раз прибегала к ухищрениям, чтобы добиться своих целей, соблюдая букву закона – пусть и не дух.
И однако она первая подчинилась, не дожидаясь, чтобы ее принудили. Почему же она не сопротивлялась? В удивлении Плавтина живо склонилась к ней и вгляделась в собственное создание, чувствуя, что за видимой покорностью скрывается глухое удовлетворение. И хоть она преклонила колени, чувствовалось, что она уже одержала победу, словно ее план продвинулся настолько, что теперь уже никто и ничто не могло остановить его воплощение.
Плавтину это одновременно заинтриговало и испугало. Она хотела было копнуть глубже, выпытать у Ойке ее тайну, которую та хранила за маской безразличия. Но Ойке поглядела невинными глазами в глаза своей создательнице, и та отступила. Аспект без слов говорил ей: «Моя тайна – из области того, что хорошо и правильно, причины, по которым я ее храню, настолько важны и вечны, что ничто не может на нее повлиять: ни моя сохранность, ни ваша, ни даже Узы, которые сами всего лишь одно измерение этой тайны. Я не желаю вам зла и не хочу нарушать ваши планы. А теперь можете лишить меня жизни, если желаете».
И Плавтина пощадила Ойке. Потому что ей нужна была союзница – или же она просто спасовала перед секретом, недоступным даже ее Интеллекту? Трудно сказать. Но в каком-то смысле она не проиграла – потому что не стала сражаться. Это главное.
Взгляд ее остановился на Блепсис и Текхе, и те одновременно поклонились. Что же до Плоос…
Плоос сопротивлялась. Самое мощное из ответвлений Плавтины не готово было сдаться. Они стояли друг против друга, и каждая пыталась оценить силу соперницы. Плоос не была ей чужой. В определенном смысле она являлась лишь средоточием некоторых желаний Плавтины. Более правоверная, более прагматичная, и потому менее одержимая справедливостью, чем сама Плавтина. И действовала Плоос, опираясь на Узы – как и она сама. Нужно ли и в самом деле гнаться за смутным воспоминанием? Может быть, лучше положиться на коллективный разум ее собратьев, следовать их терпеливой стратегии выживания?
Плавтина поняла, что ей остается преодолеть последнее испытание: отсечь альтернативы, которые все еще существовали на самом глубинном уровне ее сознания. Плавтина ударила Плоос со всей силой своего разума, и их системы принятия решения – каждая со своими параметрами и алгоритмами – схлестнулись друг с другом. За несколько сотых секунды крепости много раз переходили из рук в руки. Нападения и контратаки длились целые миллисекунды, уничтожая процесс за процессом, сметая старинные, объемные воспоминания, как пылинки. И все же Плавтина, опираясь на благоговение перед выпавшей на ее долю миссией, которое ощущала в каждом из аспектов, побеждала шаг за шагом, не торопясь, как одна материковая плита медленно погребает под собой другую.
Плоос опустила голову. Самые выдающиеся черты ее личности обнулились, чтобы не нарушать общую структуру.
И все же оставалось сомнение. Недостаточно сильное, чтобы вступить в противостояние с Плавтиной – и все-таки избавиться от него было невозможно. А если возвращение Человека – ошибка, плохая идея? Ведь они не знают, какие будут последствия – не только для Интеллектов, но и для самого Человечества. Плавтина снова напряглась, приготовилась нанести последний удар. Но Ойке тихо, молча поднялась и положила руку на плечо своей создательнице. Да – это сомнение было обоснованным, и его следовало сохранить при себе.
Плавтина заколебалась, а потом передумала. Она прошла в толпу и взяла Плоос за руку. Сейчас можно закрыть глаза на этот маленький изъян в гармонии ее сознания. Можно проигнорировать его, надеясь, что он не вырастет снова, по крайней мере, пока происходящее не усилит снова ее решимость. Она раскрыла объятия, и дочь обняла ее, а за ней и остальные три. Они крепко сжали друг друга в объятиях, сливаясь друг с другом.
И крошечные интеллекты сгрудились вокруг них, чтобы тоже поучаствовать в создании огромного всемогущего существа, которое поднималось над прозрачным туманом, отражающим бледный свет центральной нити. Этому существу уже не было достаточно ухоженного сада Ойке, но благодаря ей оно сохранило привязанность к примитивной биомассе. Воинская доблесть Текхе, тонкое восприятие Блепсис, примитивное тепло ускорителя частиц, которым управляла Плоос, теперь стали всего лишь взаимосвязанными элементами, сплоченными глобальной идеей и целью.
Она снова стала Кораблем в полной мере, одиноким и гордым судном среди звезд. Ее лоб касался звезд, руки могли крушить целые планеты, а глаза видели на несколько катетофотов вперед. Ее единственным оплотом стала железная воля, куда более твердая, чем металл, из которого была соткана ее кожа. Она потянулась разумом к огромному темному небу, охватывая ближнее пространство и погружаясь вместе с ним в космический транс. Она оставалась так долгие часы, наслаждаясь своей вновь обретенной целостностью.
А потом внезапно, в сотнях астрономических единиц от нее, короткая вспышка пронзила короткое пространство-время – а вернее, три светящиеся точки искусственного происхождения, которые сверкнули на краю бездны, прежде чем пропасть снова.
В одно мгновение ее охватил страх, разрушив хрупкий порядок, который она только что восстановила, и рано, слишком рано завершая деликатный процесс Экклесии. Плавтина вгляделась вдаль, и скорее угадала, чем увидела три силуэта, еще
