Мужик смотрит на фото, смотрит на Гнедина.
– Знаете, сколько человек в сутки проходит через нашу кассу?
– Не знаю, – признается Гнедин.
– Я тоже не знаю. Но очень много. Несколько сотен. Если бы этот мужик заправлялся у нас час назад, я бы, может, вспомнил. Или вчера. А тут неделя прошла. Сами поймите.
– У него могла быть ссора с каким-нибудь из ваших клиентов. Драка. Крики. Не знаю что. Конфликт. Может, вспомните?
Вздыхает, опять тупо смотрит на фото. Напарник за кассой поглядывает на них с раздражением: время, время, нам еще работать надо.
– Он убил кого-нибудь?
– Нет, – отвечает Гнедин. – Его убили.
Искреннее удивление.
– Такого лося?..
На каждой заправке повторяется практически одно и то же. Работники в форменных комбинезонах разговаривают неохотно, им что – заправил, обслужил, рассчитал, и до свиданья. Им нет никакого дела до угрюмого мужика на фото. И до опера с помятым лицом и запахом перегара.
Первая станция, вторая…
Пыль, жара. Кондишн не спасает – холодит слабо, надо, видно, фреон менять. А в Гусаровском «жигуле» кондера вообще не было. А что у него вообще было? Хреновая квартира, хреновая машина, всю жизнь он оттрубил на хреновой работе, можно считать, что и жизнь он прожил хреновую. Семья у него, правда, была, только и ей пришлось хреново… Нет, Гусар ему не свой. А Плюха? И Плюха не свой. Хотя, если бы принял его по первому разряду, может, он бы и посчитал его своим…
Четвертая станция…
И башка трещит. Гнедин заехал на площадку для отдыха, отошел к сосне – помнил, что хотел отлить, хорошо помнил, только что… однако почти ничего не вытекло. Все ушло с потом. И пива больше не осталось.
Пятая…
Длинная, бесконечная фура-рефрижератор, синий дракон на серебристом боку. Обгоняя ее, он едва разошелся со встречной машиной, резко нырнул вправо – и чуть под этот чертов рефрижератор не влетел. Тот притормозил, отсигналился густым яростным ревом. «Да чтоб ты сдох…» – подумал Гнедин. В следующую секунду он услышал громкое «кряканье», впереди нарисовались стоп-сигналы патрульной машины, замигала «люстра». Елки-палки, он даже не заметил, откуда они взялись.
– Спешим, на знаки не смотрим? Обгон запрещен, сплошная разделительная, опасный поворот… Документики, пожалуйста.
Гнедин сунул в приоткрытое окно полицейскую «корочку» и твердым голосом сказал:
– Я при исполнении.
У капитана странно вытянулось лицо.
– Ну-ка, еще раз, гражданин…
– Что?
– Дыхните.
– Я ж тебе русским языком сказал…
– Выйдите из машины!
Гнедин вышел. Пыль, жара. Внутри все кипит. Гаец с плохо скрываемым восторгом пялился на него, словно он был пятитысячной купюрой, найденной в придорожной пыли. Из патрульной машины вышел лейтенант, вытер блестящую лысину, устало оскалил зубы.
– Я нахожусь на задании, коллега. Преследую преступника. Что тебе еще надо? Этот хрен на фуре не пускал меня в полосу, видимо, хотел ролик в Ютубе выложить, как мои мозги разлетаются по встречке…
– Ничего не знаю. У вас явный запах. Предлагаю вам пройти тест на алкоголь… – чугунным голосом бубнил капитан. – Вы имеете право отказаться от освидетельствования, но в таком случае…
Над дорогой плыл вязкий, как сироп, раскаленный воздух. Гнедину вдруг все стало по фигу.
– Слушай, коллега, ты правды ищешь, да? Так вот тебе правда: к нам в уголовный розыск чуть не каждый месяц приходят ориентировки на вашего брата-гайца. Наезд на пешехода, пьяный обгон с жертвами, скрылся с места происшествия, местонахождение неизвестно, рост такой-то, одет так-то, телосложение… Блин, телосложение чаще всего плотное! Вот как у тебя, дружок! И приходят ко мне целыми взводами, бубнят что-то про братство, честь и совесть, слезно умоляют отмазать, бабло суют… Точно такие, как ты, братья-гаёвые. Может, и ты у меня был, не знаю…
Капитан слушал, что он нес… а может, не слушал, Гнедин не был уверен. Нет, все-таки слушал. Дернул головой.
– Нет, не был, – сказал. Но как-то не слишком уверенно.
– Это не важно, – сказал Гнедин. – Сегодня я, а завтра – ты. Круговорот говна в природе, понял? Так что не строй из себя целку, капитан. – Гнедин сжал зубы. – И не мешай выполнению важного задания!!!
Он сел в машину, завелся и резко стартанул с обочины. Патрульный на водительском сиденье подобрал выставленные из машины ноги, проводил его взглядом, вскочил, подбежал к капитану.
– Не мешать работать! – прорычал Гнедин, выжимая газ и одновременно прислушиваясь, приглядываясь в зеркало: вот-вот закрякает, замигает…
Не закрякало. И не замигало.
Очередная заправка, рядом кафе.
– «Балтика-тройка» холодная есть?
– Час в холодильнике.
– Пойдет. Неси.
Высокий худой официант вернулся с бутылкой пива. Безразлично спросил:
– Какой-нибудь закуски к пиву желаете?
– Нет.
На стене за стойкой висел кондиционер, но, судя по духоте, царящей в кафе «Ветерок», он не работал. Очевидно, считалось, что название само по себе охладит обедающих. Гнедин достал из кармана семейное фото Гусарова и свое удостоверение, сказал в спину уходящему официанту:
– Стой. Взгляни сюда.
Официант вернулся. У него было вытянутое, как у лошади, лицо с выступающими скулами.
– Эти люди обедали здесь. Они были убиты. Помнишь их?
Ему показалось, что удостоверение заинтересовало официанта больше, чем семейство Гусаровых. А может, его заинтересовало старое пятно кетчупа на столе?
– Нет, не помню, – сказал официант. Ему было лет двадцать, может, чуть больше. Сказал и ушел по каким-то своим делам.
Другого Гнедин не ждал. Позади шесть автозаправок, и на каждой из них он оставил по маленькому ошметку своей надежды на успех операции. Осталось всего ничего. Связь между убийством и неким событием, произошедшим на одной из АЗС под Степной, уже не казалась такой очевидной и даже правдоподобной. Гусаров мог заправиться где угодно, по большому счету. Мог вообще не заправляться. Гнедину живо нарисовалась 20-литровая канистра с бензином в багажнике «жигуля». Короче говоря, он устал, запарился, заскучал. Похмельный синдром вдобавок… Неглупый и, в общем, перспективный сотрудник, Гнедин имел один серьезный недостаток: он быстро зажигался, но так же быстро и потухал. «Шерлок Холмс», сидящий у него внутри, мало походил на описанного Конан-Дойлем героя – это был обрюзгший и малоподвижный джентльмен с неизменным бокалом «Балтики» в руке, просиживающий кресло у камина и в ответ на малейшую неудачу готовый разразиться стонами и жалобами на жизнь. Скорее, Обломов с Бейкер-стрит…
И останавливаться в этом кафе он бы не стал, если бы не дикий сушняк. Это точно. Забыл купить воду на последней заправке, в горле пересохло, и в голову неожиданно пришло: а если Гусаров заезжал куда-нибудь перекусить? Восемь часов пути как-никак, а он ведь с семьей, маленький сын… Возможно?
Нет, невозможно. Гнедин осушил бокал с пивом, вытянулся на стуле, помассировал шею. Такие, как Гусаров, не обедают в кафе. Ссобоечка с курицей и огурцами, расстеленная на крышке багажника газетка – сытно и экономно. И непременная баночка с домашней аджикой. Это их уровень. Это было ясно с самого начала.
И хрен с ними.
Еще две заправки максимум, вопрос-ответ, залить бак, потом – домой. И, кстати, чуть опять не забыл… Он подошел к стойке.
– Мне водички без газа в бутылке. Холодненькой.
Официант о чем-то тихо переговаривался с немолодым грузным мужчиной в поварском колпаке. Оба посмотрели на него. Официант взял из холодильника бутылку «Апшеронской», подошел к Гнедину, взял деньги, выбил чек. Повар остался стоять на прежнем месте, будто чего-то ожидая.
– А можно еще раз взглянуть на фото? – вежливо произнес официант.
– Можно, – сказал Гнедин и выложил фотокарточку на стойку.
Официант взял ее, повернулся к повару, мотнул головой. Тот подошел, вытер руки о фартук и осторожно взял карточку. Хмыкнул. Почесал за ухом – как-то по-собачьи.