После переезда в Лондон и поступления на сцену Риппл многому научилась. Хотя Виктору, который заявил ей решительным тоном: «Нет, не бывают», – когда Риппл протестующе утверждала, что поцелуи бывают разные, она не собиралась ничего объяснять. Как бы она могла теперь это сделать?
Итак, в то время Стив Хендли-Райсер просто нравился Риппл, ей было с ним легко и приятно. Он вносил в жизнь балерины некоторое разнообразие.
VIIК тому времени жених Риппл начал обнаруживать наименее приятные свои качества, из-за чего влюбленность его становилась иногда более утомительной, чем ее работа. Большинство мужчин терпеть не могут, когда им противоречат, еще реже нравится это женщинам. Виктор Барр стал проявлять некрасивую мелочность и придирчивость не только по отношению к профессии и друзьям Риппл, но и к ней самой. Он говорил, что девушка плохо выглядит, спрашивал, почему она носит шляпу, которая далеко не так ей идет, как та, в которой она первый раз была в «Вишневом саду».
Временами Виктор становился другим человеком, единственным стремлением которого, казалось, было указывать Риппл на то, как она постепенно портится, насколько хуже стала теперь, по сравнению с той Риппл, которую он полюбил. Этот новый Виктор постоянно внушал Риппл, что это ее проклятое занятие превращает его девочку в такое жалкое существо, что в ней заложены безграничные возможности, которые разовьются только при той жизни и любви, которые он ей предлагал. Стараясь убедить девушку в своей правоте, он становился бестактным. Он повторял уже то, что сама Риппл ему рассказывала в первое время их сближения. Виктор стал грубым, назойливым и передавал театральные сплетни, которые ему удалось услышать. Он тоже начал говорить о тех танцовщицах, которые постарели, не годились больше для своей профессии, утратили форму.
– Ты говоришь так, – возражала Риппл, – как будто у балерины, которая должна постоянно поддерживать себя в безупречном физическом состоянии, фигура портится быстрее, чем у женщины, живущей только семьей, которая целое утро ведет запись расходов и может есть все, что захочет за завтраком и пить шампанское за обедом.
Виктор вспыхнул при упоминании о женщине, живущей только семьей.
– Если ты имеешь в виду мою мать, то, честное слово, у нее девичья фигура! Кроме того, прекрасный цвет лица, – добавил он, неодобрительно посмотрев на прозрачно-бледное лицо Риппл. – Из-за всех этих притираний и грима кожа у девушек портится еще до тридцати лет, – заявил он. – Ни у одной из твоих драгоценных балерин ты не увидишь такой бело-розовой кожи, как у моей матери.
– Редко встретишь такую свежую и красивую женщину, как она, на сцене и в жизни, – искренне согласилась с ним Риппл.
Виктор принял слова Риппл как должное и тотчас же обнял ее.
– Очень мило, что ты так говоришь, дорогая. Не будем больше никогда ссориться. Как это все неприятно!
– Да, неприятно, – согласилась Риппл, освобождаясь из его объятий; она не была сейчас настроена на нежный лад. Риппл не принадлежала к числу женщин, легко переходящих от ссор к поцелуям. В этот момент она нуждалась в его теплоте и чуткости, в уверенности, что Виктор не хотел оскорбить ее чувства. Девушка не знала, что ей делать, особенно потому, что ее жених стал, как принято говорить, «раздражителен, как женщина».
Риппл отчаянно надеялась, что эти новые черты на самом деле не присущи возлюбленному. Но как быть с изменившимся Виктором, который стал таким из-за столкновения между его взглядами и ее характером? Действительно, все это неприятно. Что же теперь делать? Виктор убрал руку, повернулся своим широким плечом и обиженно заметил: – Ведь с этим уже покончено. Нам лучше поговорить о чем-нибудь другом.
Риппл колко ответила: – Мы никогда теперь не говорим ни о чем другом.
Иногда ей казалось, что так просто и легко вызывать хорошее настроение у своего прежнего, настоящего, преданного Виктора.
Но истинная проблема еще только возникала. Вскоре Риппл оказалась лицом к лицу с ней.
ГЛАВА II
СОН СБЫВАЕТСЯ
I
Это произошло удивительно неожиданно. Внезапно наступил день, когда неясные картины дома в провинции, где Виктор и Риппл, счастливые супруги, следят за отблесками огня в их собственном домашнем очаге, – когда эти смутные розовые видения уже не казались больше мечтой. Они стали ясными и реальными, как очертания родных холмов Риппл на фоне желтого солнечного заката, который предсказывает дождливый день назавтра. Случилось так, что появилась возможность окончательно оформить затянувшийся «сговор» и что, насколько дело касалось денег, свадьбу можно было назначить на любой день.
Эта новость ждала Риппл, когда она отправилась в одно из майских воскресений в «Вишневый сад». В том году май был теплый и многообещающий, но за ним последовало самое дождливое лето, какое когда-либо видели в Англии.
Никакого намека на дождь и на плохую погоду не было в тот великолепный яркий день, когда Риппл приехала дневным поездом в поместье своего возлюбленного. Вишневые деревья стояли в цвету. Дом наполняли цветы, все было изящно и нарядно. Но мать Виктора, которую Риппл думала увидеть в одном из ее обычных лиловых или серых платьев, появилась вдруг более красивая, чем когда-либо, в траурном черном платье с черной янтарной цепью на шее и со вдовьей вуалью, хотя вообще она ее не носила.
– Вы в трауре? – испуганно спросила Риппл.
За спиной матери она увидела Виктора с черной повязкой на рукаве. Он сказал ей: – Дорогая, мой дядя умер.
– О?
Миссис Барр мягко сказала: – Ты объясни ей, Виктор, дорогой. – Виктор увел Риппл в маленькую гостиную и объяснил ей, что по этой причине он не приехал встречать ее на станцию. Ему необходимо было написать бесчисленное количество писем, появилось множество новых дел.
– Тот ли это дядя, – спросила Риппл, – который жил в Лондоне, о котором ты как-то говорил мне, что он проводит все время в клубе и на аукционах?
– Да, это он, бедняга. Да, он умер. Но Риппл, дорогая моя девочка, послушай. Я не хочу равнодушно относиться к его смерти, но так как это совершенно меняет наше положение, то понимаешь…
– Наше положение, Виктор? – она хотела добавить: – Но я всего раз видела твоего дядю (это была чопорная встреча за чаем в отеле «Карлтон» вскоре после их «сговора»). Не успела она высказать это, как Виктор Барр многозначительно прервал ее: – Он оставил мне все.
– Оставил тебе?
– Все свое состояние. Ты знаешь, что он был очень богат. Конечно, богат по сравнению с тем, к чему я привык. По словам поверенных, у него был доход 12000 фунтов стерлингов в год. Кроме того, я полагаю, его квартира битком набита гравюрами, фарфором, эмалью и различными очень ценными вещами. Но не это главное. Самое важное, что я могу оставить здесь мою мать. Конечно, я кое-что ей уделю. Никто не хочет, чтобы она отсюда уезжала. – Виктор посмотрел в окно на чудесную картину в японском стиле – цветущие вишни на фоне весеннего неба. – Вон там Пиннер-Хилл, – сказал он. Лицо его, обычно торжественно-важное, когда он говорил о семейных делах, сияло. Темные глаза сверкали, красиво очерченные губы улыбались. – Теперь как раз время поговорить о Пиннер-Хилле.
