по счёту колышек и что-то крикнул. Напарник с нарукавником остановился и приготовился к новому раунду борьбы.
Вскоре лианы дёрнулись и мгновенно натянулись с громким хлопком. Парня протащило полметра, оставив на земле вспаханный след от сапог.
Через минуту борьба вновь прекратилась, ветви обмякли, и охотники повторили замысловатую перебежку. И вновь минутная борьба, и вновь перебежка. И так до тех пор, пока второй охотник не схватился за крайний колышек, предварительно положив рядом с собой топор. За всё это время первый авантюрист преодолел практически метров сорок, и лианы теперь напоминали длинные шипастые спагетти.
Первый что-то крикнул второму и побежал со всех ног к дереву, стараясь как можно сильнее вытащить ветви из скверного места. Когда те перестали тянуться, второй схватил топор и помчался к белому камню. Добежав, взял копьё и накрутил на него лианы подобно лапше, взмахнул топором и точным ударом отсёк поражённые ветви.
Обрубки тут же втянулись обратно в скверное место. Второй охотник как можно сильнее вцепился в рукоять копья и вдавил его в землю, попутно прижимая ветви. Первый охотник напрягся. Через две секунды лианы дёрнулись с такой силой, что его подкинуло в воздух. Пролетев несколько метров, он отточенными движениями приземлился набок и, сделав кувырок, с ошарашенным лицом расставил руки в сторону.
Напарник от этого вида заржал во всю глотку. Плюхнувшись на колени, он разводил руки, тыкал пальцами в сторону друга и корчил испуганные гримасы, пародируя товарища. Первый что-то говорил другу, говорил, говорил — и не сдержался да сам залился немного нервным смехом. Целую минуту парни смеялись, выпуская напряжение, пока не успокоились и не приступили к изучению добычи.
Распутав и разложив на земле лианы — парни несколько раз прошли рядом с ними, внимательно изучая каждую. Спустя минуту второй человек показал в противоположную от меня сторону и стал вытаскивать длинные колышки из земли. Потом он отвязал от дерева железный блок и убрал его в большую сумку вместе с колышками и молотком. Закинув рюкзак на плечи, он взял верёвку с топором и направился к следующему месту, где принялся подготавливать местность для новой охоты на порождения.
Всё это время его приятель возился с лианами. Надев толстые перчатки и аккуратно срезая расщеплённые надвое листья, он складывал их в кастрюлю. Лианы же он поочерёдно наматывал на древко копья и, когда практически пятидесятиметровая шипастая ветка наматывалась, спихивал её в один из подготовленных мешков. Закончив, связал верёвкой пять мешков и оставил их на открытом месте. А сам взял кастрюлю, оставшиеся инструменты и направился к другу.
Вскоре охотники закончили третий раунд добычи порождений. Пока один из парней занимался лианами, другой пошёл в лес за хворостом. Уже через полчаса у парней всё было убрано, обед съеден и парни, казалось, были готовы в любой момент отправиться в путь. Но вместо этого они сидели, опершись спинами об дерево, словно специально тянули время. И это явно было связанно с испарением частей порождений.
Через два часа эта догадка повредилась.
На опушке лежало три связки мешков и кастрюля, куда все три раза складывались листья. Внешний вид мешков изменился: они сдулись, словно опустев.
Парни тяжело вздыхали, доставая из них подобие небрежно скрученных мотков блестящей лески. Судя по лицам парней — она была чем-то дешёвым или не сильно нужным. Хоть я и не знал ценность лески, но вот её общая длина равнялась нескольким километрам. Ведь с мешка парни доставали не один, и не два, а четыре и пять мотков, а иногда даже шесть или семь.
Когда парни добрались до кастрюли с листами, то выглядели они, будто насильно съели протухшего мяса. Но стоило им отвязать крышку и открыть кастрюлю — как они тут же закрыли её обратно. Лица парней посветлели, губы сложились в довольной улыбке. Они засмеялись и стали весело хлопать друг друга по плечу. Заодно подняли руки к небу в странном жесте и, в особо пафосной манере, одновременно что-то произнесли. Я смог разобрать только одно слово: «Таксатон».
Закончив радоваться содержимому кастрюли, один из парней остался рядом с кастрюлей, второй же побежал к рюкзаку, достав из него маленький тряпичный свёрток. В нём оказалась стеклянная бутылочка, такая же пробка и крохотная металлическая ложка с серебристым блеском.
Вернувшись, парень медленно и аккуратно черпал содержимое кастрюли и насыпал в бутылку. Через минуту склянка была закупорена. Подняв её высоко над головами, парни радовались содержимому как мелкие дети. Вот только этого то ли жёлтого, то ли зелёного порошка в склянке было на донышке: грамм двадцать, не больше.
Покончив с радостными возгласами и благодарностями своему богу, парни засобирались в путь. Они двинулись в мою сторону, но всё обошлось, и практически сразу авантюристы завернули в лес.
Я бы убил их, заметь они меня. Да, это двулично, ведь с теми четырьмя разумными я вообще ничего не сделал. Вот только есть разница между тем, когда меня не видели и тем, чтобы столкнуться лицом к морде.
С меня и моей семьи хватило моего глупого поведения, приведшего к нашему дому мразей, стрелявших скверной. Нет, я не рискну и не позволю увидевшему меня разумному остаться в живых, ведь тогда за мной вновь придут. Но и просто так убивать разумных тоже не хотелось. Если это не самооборона или не сокрытие собственного присутствия — то лучше обойтись без лишних жертв. Я не какой-то маньяк, и некровожадный убийца.
Глава 6
За тринадцать ночей, прошедших со встречи двух добытчиков лиан — я многое увидел. И сейчас, сидя в лесу недалеко от берега океана, я в который раз задавался одним и тем же вопросом.
Где все драконы?
До сих пор мне не встретился ни один сородич. Где они, ведь мы должны править небом и быть повсюду — но вместо этого в небе лишь я, птицы и несколько летающих монстров.
Встречались твари, похожие на гарпий. Внешне человек с птичьими ногами и крыльями вместо рук, но вот рот больше похож на вывернутого наизнанку морского ежа. И то, как они кричали… Так не умеют кричать ни птицы, ни люди, ни звери — так может кричать лишь порождение хтонического ужаса, выпущенного из самих лабиринтов преисподней. Крик прибрежных чаек и то мелодичней, чем издаваемые шипастой глоткой звуки. Встречались и летающие змеи с крыльями и с кольцеобразной трещоткой на хвосте. Это единственное, что получилось рассмотреть: как и любые другие летающие твари, они скрывались за горизонтом, едва заметив меня.
Вот только меня будоражило не отсутствие драконов, но происходящее на земле. Скверна отходила от снежного сна.
За все эти прошедшие ночи я убедился, что порченные места встречаются гораздо чаще, чем я себе думал. Мне встречались и крохотные клочки скверны метров десять в диаметре, и огромные территории в десятки километров. Притом, скверна проявляла себя по-разному в зависимости от места нахождения: лес или луг, холм или берег озера она. И везде угадывалась некая закономерность. На лугу не появлялись изменённые деревья или тронутые порчей лесные звери, а в лесу не могла заколоситься огромная, трёхметровая луговая трава едко коричневого цвета.
Скверные места пугали и многообразием, и повсеместностью. Иногда между двумя порчеными участками могло быть не больше километра. Я даже видел грунтовую дорогу, проходившую меж двух скверных мест. Буквально в трёх километрах с каждой стороны от дороги было по небольшому порченому лугу с резиновыми кустарниками, высокой травой и какими-то ростками, похожими на нераскрывшиеся бутоны тюльпанов.
И между этими «безобидными» лужайками днём явно ходили разумные, не боясь за свою жизнь. Иногда даже ночью, но я их видел лишь издалека.
Хотя, три раза я всё же столкнулся с разумными практически нос к носу.
В первый раз меня привлекло свечение в глубокой лесной чаще. Сперва я подумал о поселении разумных и жутко обрадовался, что наконец-то получится с ними поговорить, перекинуться парочкой слов, услышать разумный разговор. Я желал простого, обычного общения. Но мои желания уничтожила суровая реальность.
Пульсирующим серо-зелёным цветом густой мох освещал небольшие полянки в глухой чаще. И хаотично разбросанные на них трупы разной степени разложения, и многие без рук, ног, голов. Полу сгнившие или свежие, но без рук, ног или голов.
Там же были огромные явно разумные деревья, внешним видом своим подражавшие человеку. Но из-за древесной структуры тел они отращивали
