— Лиза, ты появилась вовремя. Марфа съехала в тот день, когда ты отправилась в Петергоф. И, представь, мне пришлось выполнять роль экономки, подыскивая ей замену.
— Съехала? — огорчилась Лиза. — И куда, ты не знаешь?
— Понятия не имею. С тех самых пор я не видел ни ее, ни Ивана, который тоже уволился со строительства.
— Это плохо… — Лиза оказалась в худшем положении, чем могла себе представить. Надежда распутать это странное дело постепенно начала угасать.
— Кроме того, на днях меня вызывали к следователю. Лиза, что ты опять натворила?
— Ничего, милый, не волнуйся, — Лиза старалась говорить как можно спокойнее. — Просто на свое несчастье я оказалась знакомой с ныне покойной Софьей Шимановой.
— И это все?
— Да, это все. Следователь говорил также и со мной, интересуясь знакомыми Софьи.
— Я не знал, что у тебя были общие дела с семейством Шимановых, — Вересов с интересом посмотрел на Лизу. — Когда ты с ними познакомилась?
— Теперь уже и не вспомнить. Да разве это так важно?
— Судя по тому, какие вопросы задавал мне следователь, важно.
— И о чем он тебя спрашивал?
— О тебе, о твоих привычках, о твоем гардеробе, о твоих знакомствах. Спрашивал он и о твоей покойной сестре. Конечно, я не стал откровенничать с ним, но, согласись, все это странно.
— Не думай об этом. Следователь обязан знать все обо всех. Это его работа.
— Да, это так. Но мне непонятно, что его так заинтересовало в тебе, Лиза?
— Видишь ли, — Лиза раздумывала, посвящать ли мужа в тайны, но решила этого не делать, — Софью Шиманову убили, и следователь хочет выяснить, кто это сделал.
— Убили? — Николай Степанович с неохотой съел еще пару ложек и промокнул губы салфеткой. — У меня пропал аппетит. Пожалуй, второе я уже не осилю.
Он встал и направился к выходу. У дверей он обернулся и бросил:
— Тогда мне можно не беспокоиться. Уверен, ты непричастна к убийству. Ведь так? — добавил он настороженно.
Лиза тоже встала.
— Конечно, дорогой.
— Мне нужно на строительство. Я вернусь к ужину. Ты надолго приехала? — поинтересовался он из прихожей.
Лиза проследовала за мужем:
— На пару дней. Милый, не говори никому, что я в городе.
— Это почему же?
— Я так соскучилась по дому… и по тебе, что уехала, не предупредив никого во дворце. Пусть мой отъезд будет нашей маленькой тайной.
Он привлек жену к себе, наслаждаясь тем, что снова может ее видеть:
— Дорогая, поклянись, что не попадешь в очередную историю.
Лиза поспешила его успокоить:
— Обещаю.
Вересов крепко сжал ее плечи:
— Тогда и я обещаю тебе, что о твоем приезде никто не узнает.
* * *
После ухода мужа Лиза решила побывать в комнате Любаши. Поведение горничной казалось ей подозрительным, и она не была до конца уверена в том, что горничная ничего не знает. Отправив Любашу в кондитерскую за пирожными к чаю, молодая женщина уверенным шагом направилась в ее комнату.
Небольшое помещение с одним окном, кроватью и шкафом было аккуратно прибрано. Лиза провела рукой по вышитой Любашей салфетке, украшавшей прикроватную тумбочку, и огляделась. Она не знала, что собирается искать. Лиза хотела убедиться, что горничная не прячет компрометирующие ее вещи там, где живет.
Лиза приоткрыла дверцы шкафа и внимательно просмотрела пространство между вещами. Ничего подозрительного. Чистые рубашки, сложенные стопкой простенькие кофточки, простыни и наволочки. Она заглянула в тумбочку — там находилось нижнее белье; ни к чему его ворошить и нарушать порядок. Она приподняла матрац и провела рукой между ним и пахучими деревянными досками кровати. Ничего.
Собравшись уходить, Лиза бросила взгляд на лежавшую на тумбочке тонкую книжицу в незамысловатом переплете, наверняка купленную у лоточника возле Гостиного двора.
«Любаша что-то читает. Никогда бы не подумала!»
Лиза взяла книжицу в руки и перелистала ее… Между страницами промелькнула сложенная вдвое записка. Лиза ее извлекла и тут же застыла в недоумении.
«….Ей хочется разнообразия, и это толкает ее на гнусные вольности: на близость с человеком, которого вы любите. Не стану вас томить и назову ее имя. Это ваша сестра, Елизавета Павловна Нелицкая, в замужестве — Вересова…»
Лиза думала найти все, что угодно, но вряд ли могла предположить, что обнаружит в комнате Любаши записку, которая косвенно послужила причиной гибели Аннушки. Она поняла сразу, что горничная намеренно сохранила это письмо, вероятно, для того, чтобы потом шантажировать хозяйку. Лиза решила сразу выяснить это, расставив точки над «i». Дождавшись прихода горничной, она предъявила ей записку и потребовала объяснений.
Любаша мгновенно разрыдалась:
— Елизавета Павловна, это не то, что вы думаете!
Лиза была неумолима:
— Ты шпионила за мной? Хотела продать подороже мои секреты? Чего ты добивалась? Отвечай!
Любаша растирала по лицу казавшиеся искренними слезы:
— Это все Дмитрий Петрович!
— Дмитрий Петрович Панин? — на всякий случай переспросила Лиза.
— Он, хозяйка. Это он велел мне передавать ему всю приходящую вам подозрительную корреспонденцию.
— Он платил тебе?
Любаша перестала всхлипывать:
— Что вы, нет. Это было еще зимой. Господин Панин встретил меня на улице. Сказал, что вам, Елизавета Павловна, угрожает опасность, и что только он может вас защитить. Но для этого ему нужны приходящие вам письма, которые вы не показываете мужу.
— И ты согласилась? — Лиза готова была убить горничную. — Почему ты решила, что Дмиртий Петрович сможет мне чем-то помочь?
— Он так долго меня убеждал, что я уступила, — Любаша слегка зарделась. — И потом я не враг вам, хозяйка!
— Значит, ты знала об этих таинственных письмах?
— Да, знала. И хранила молчание.
Лиза видела, что Любаша не лжет. Но зачем Мите ее корреспонденция? Значит ли это, что он что-то знал, но не предупредил Лизу об опасности?
Лиза упрекнула Любашу:
— Ты должна была сразу рассказать мне обо всем! И какие письма ты успела передать господину Панину?
— Только те, в которых вам угрожали.
— И что же Дмитрий Петрович?
— Сказал, что все это очень скверно и что мне не следует никому говорить об этом.
Лиза снова пустилась в размышления. Панин с непонятной целью перехватывал ее письма. Причем не свои письма с признаниями, что было бы правильнее, а письма другого рода. Возможно, он сам писал их, а потом уничтожал, чтобы не оставлять следов. Но почерк в этих письмах был иной, не похожий на почерк Мити. Конечно, он мог писать левой рукой или иметь сообщника. Так могло быть, но для чего это нужно Мите?