Она поджидала их. Едва раздался их звонок, как она уже выбежала навстречу в прихожую с приятной, почтительной улыбкой на лице.
— Я вижу, милая дама, — начал Лекок, — что вы получили мою записку?
— Да, сударь, сегодня рано утром, я еще была в постели.
— Очень рад. А я вас не побеспокоил своим поручением?
— Что вы, господин Лекок! Пожалуйста, не задавайте мне таких вопросов! Вы знаете, что для вас я готова в огонь и в воду. Я принялась тотчас же за выполнение поручения, и все уже готово.
— Значит, вам известен адрес Пелажи Тапонне по прозванию Дженни Фанси?
— Да, сударь, да, останетесь довольны.
— Продолжайте!
— Третьего дня я имела удовольствие лично видеться с мисс Дженни Фанси.
— Вы смеетесь!
— Никоим образом. Можете себе представить, она мне должна четыреста восемьдесят франков уже более двух лет. Ну конечно, вы легко себе вообразите, что на этом я уже давно поставила крест и даже совсем позабыла о ее долге. Как вдруг третьего дня приходит ко мне сама мисс Фанси, такая расфуфыренная, и говорит: «Я получила, Шарман, наследство, у меня теперь много денег, и я пришла уплатить вам по счету». И она действительно не дурачила меня, так как у нее был полный ридикюль банковских билетов и она сполна оплатила мой счет.
При этих словах Лекок и отец Планта переглянулись. Им обоим пришла в голову одна и та же мысль. Это наследство, о котором говорила мисс Фанси, все эти банковские билеты, составляли собой не что иное, как плату за услугу, оказанную Треморелю.
Однако сыщик хотел больше узнать об этой девушке.
— В каком положении, — спросил он, — эта девушка находилась до получения наследства?
— Ах, сударь, — отвечала госпожа Шарман, — в самом отчаянном положении. С тех пор как бросил ее граф и она проела все свои пожитки, она окончательно пала. А ведь какая это была комильфо! Вот что значит для женщины иметь разбитое сердце! А в последнее время она стала еще к тому же и пьянствовать, говорят, пила водку и пропилась до последней нитки. И когда, бывало, получала от своего графа деньги, — а он ей иногда присылал, — то, вместо того чтобы сшить себе лишнее платье, она швыряла их в обществе таких же выпивох, как и сама.
— А где она живет?
— Недалеко отсюда, в меблированных комнатах на Вентимильской улице.
— Отчего же она не здесь? — спросил в удивлении Лекок.
— Что делать, дорогой господин? Гнездо-то знаю, а до птички еще далеко. Сегодня утром, когда я посылала к ней свою девочку, птичка куда-то уже улетела.
— Черт возьми! Это… это меняет наши планы. Придется идти отыскивать ее самому.
— Будьте покойны. До четырех часов Фанси должна вернуться, и моя девочка уже ожидает ее у швейцара с приказанием немедленно доставить ее ко мне, не дав ей даже возможности подняться наверх.
— В таком случае подождем.
Но не прошло и четверти часа, как госпожа Шарман, прислушавшись, поднялась.
— Это шаги моей девочки на лестнице, — сказала она.
И уже было направилась к двери, как сыщик остановил ее за руку.
— Одно слово… — сказал он. — Как только начнется у меня разговор с этой девушкой, соблаговолите уйти к своей команде, так как то, о чем я буду говорить, вам вовсе не интересно.
— Слушаю, сударь.
— И смотрите у меня! Ни малейшего плутовства! Я знаю, что около вашей спальни есть маленький кабинетик, откуда слышно все от слова до слова, что здесь говорят!
Девочка отворила дверь в гостиную, и, шумя на ходу шелками, в комнату во всей своей красе вплыла сама мисс Дженни Фанси. Она негодовала.
— Это еще что такое? — воскликнула она на пороге, ни с кем даже не поздоровавшись. — Меня ищут, поджидают, чуть не силой волокут сюда, эта девчонка грубит!..
Но госпожа Шарман бросилась к своей бывшей клиентке, против ее воли обняла и прижала к сердцу.
— Милая моя, — сказала она, — вы сердитесь, а я рассчитывала, что вы меня же еще поблагодарите!
— Я? За что?
— Я готовлю для вас сюрприз. Я уж не такая неблагодарная. Вчера только вы оплатили свой счет, а сегодня я хочу вам сделать за это приятное. Идите же скорее, прыгайте до потолка от радости, вам представляется для этого великолепный случай. Я приготовила для вас громадной ширины плюш…
— Стоило меня из-за этого беспокоить!
— Шелковый, дорогая моя, по тридцать франков за метр. Что? Ведь это неслыханно, невероятно!
— Это в июле-то плюш! Да вы надо мной смеетесь!
— Позвольте мне вам его показать!
— Оставьте, пожалуйста!.. Мне пора идти обедать.
И она хотела удалиться, к великому горю для госпожи Шарман, но вмешался Лекок.
— Если я не ошибаюсь, — воскликнул он, — я имею счастье видеть мисс Фанси?
Она измерила его полунадменным-полуудивленным взглядом.
— Да, — ответила она. — Это я. Что же из этого?..
— Как! Неужели вы позабыли меня? Разве вы меня не узнаете?
— Нет, не узнаю.
— А я ведь один из ваших поклонников, очаровательная, и имел удовольствие завтракать у вас, когда еще вы жили близ площади Мадлены. Это еще во времена графа!
И он снял очки, точно для того, чтобы протереть их, а на самом деле, чтобы злобным взглядом удалить из комнаты госпожу Шарман.
— Когда-то мы были большими приятелями с Треморелем, — продолжал он. — Давно вы о нем имеете известия?
— Я виделась с ним восемь дней тому назад.
— Так давно! Значит, вы не слышали от него его ужасную историю!
— Нет. Какую?
— Разве вы не знаете? Печатали во всех газетах! Да ведь это сквернейшая история, дорогая моя, весь Париж судачит о ней уже двое суток!
— Да говорите же скорее!
— Вы ведь знаете, что после той своей штуки он женился на вдове приятеля. Все думали, что они счастливы, но не тут-то было! Он убил свою жену ударом ножа.
Мисс Фанси побледнела.
— Да что вы! — пробормотала она.
Но, сказав это, она, хотя и была очень взволнована, особенного удивления не выказала. Лекок это заметил.
— Вот вам и «что вы»! — воскликнул он. — Уж он сейчас в тюрьме, его скоро будут судить и, вероятно, засудят.
Отец Планта с удивлением посмотрел на Дженни. Он ожидал взрыва отчаяния, рыданий, просьб, во всяком случае, хотя бы легкого нервного припадка, но напрасно. Фанси уже презирала Тремореля. Она научилась его ненавидеть и ненавидела так, как только способны на это девушки, улыбаясь ему при встречах и стараясь вытянуть из него как можно больше денег, а в душе посылая его сразу ко всем чертям. И вместо того чтобы разрыдаться, Дженни Фанси разразилась диким смехом.
— Так ему и надо! — сказала она. — Это ему за то, что он меня бросил. Да и ей тоже за дело!
— Разве за дело?
— А то как же! Не обманывай такого мужа! Это она отняла у меня Гектора. Такая богатая, замужняя женщина! А Гектор — мерзавец, я это всегда говорила!
— Это и мое мнение! При этом, заметьте, он сваливает убийство на другого.
— Это меня не удивляет.
— Он обвиняет несчастного, такого же невинного человека, как я и вы, которого, вероятно, осудят на смертную казнь только за то, что он не может указать, где он провел вечер и ночь со среды на четверг.
Лекок произнес эту фразу таким тоном, что мог судить о ее впечатлении на Фанси. Эффект был страшный. Фанси задрожала.
— А вы знаете этого человека? — спросила она дрогнувшим голосом.
— В газетах писали, что этот бедняга служил у него садовником.
— Небольшого роста, худенький такой, очень смуглый, с черными прямыми волосами?
— Он самый.
— Его зовут… дайте вспомнить… Его зовут… Геспен!
— Да, да! Значит, вы его знаете?
Мисс Фанси не решалась. Она все еще дрожала, и было видно, что она уже раскаивается в своей откровенности.
— Ну что ж! — воскликнула она наконец. — Я не вижу причин, почему мне не сказать того, что знаю. Я честная девушка, и если Треморель — негодяй, то отсюда вовсе не следует, что я позволю рубить голову несчастному невинному человеку.
— Значит, вам кое-что известно?
— Скажите лучше «все», и это будет вернее. Дней восемь тому назад мой Гектор, кстати сказать, не желавший более меня видеть, прислал мне письмо с просьбой повидаться с ним в Мелене. Я отправилась туда, встретилась с ним, и мы вместе позавтракали. Затем он стал мне рассказывать, как ему надоело то, что его кухарка выходит замуж, а один из слуг настолько влюблен в нее, что хочет устроить ей на свадьбе скандал, помешать танцам и даже побить ее.
— Значит, он вам говорил и о свадьбе?
— Да слушайте же! Гектор казался очень обеспокоенным, не зная, как избежать скандала, который он предвидел. Тогда я посоветовала ему послать в этот день слугу куда-нибудь с поручением. Он подумал и сказал мне, что это блестящая идея.
«Я нашел средство, — сказал он. — Вечером, перед свадьбой, я дам ему поручение к тебе, дав ему понять, что хочу скрыть это поручение от жены. Ты переоденешься в горничную и отправишься поджидать его в кафе на площади Шатле между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого вечера. А чтобы он тебя узнал, ты займи ближайший столик направо и приколи сбоку букет побольше. Он вручит тебе пакет, и ты пригласишь его с собой выпить. Если можно, пококетничай и до самого утра пошатайся с ним по Парижу».
