По мере того как говорил Пало, глаза Лекока зажигались блеском.
— А разве Треморель говорит по-английски? — спросил он у отца Планта.
— Довольно сносно, — отвечал Планта, — как и Лоранс.
— В таком случае мы идем по горячим следам, потому что Треморель, как известно, в ночь преступления сбрил бороду. А мебель заказал он, еще будучи с бородой… Значит, идем…
Пало, ожидавший похвал, был недоволен.
— Запасся ты планом нижнего этажа? — обратился к нему Лекок.
— Конечно, сударь, и не только нижнего, но и второго, — отвечал Пало. — Швейцар, который не оказался немым, кое-что порассказал мне о своих господах, хотя и служил у них всего два дня. Барыня очень печальна и все плачет…
— Мы знаем это! План, план…
— Внизу — высокий свод для проезда экипажей. По ту сторону свода — довольно большой двор, в глубине которого каретный сарай и конюшня. Слева от свода — швейцарская, а справа — стеклянная дверь на лестницу из шести ступеней, которая ведет в прихожую. Сюда выходят двери в зал, столовую и еще в какие-то две небольшие комнаты. В следующем этаже — комнаты барыни и барина, рабочий кабинет…
— Довольно! — перебил его Лекок. — Больше мне ничего не нужно.
И, быстро вскочив, он отпер дверь и в сопровождении отца Планта и Пало вышел в большой кабинет. Как и в первый раз, все агенты встали.
— Господин Жоб, — обратился сыщик к своему подручному, — прошу вашего внимания. Как только я уйду, вы приведите в исполнение то, что должны. Затем, чтобы быть у меня под рукой, вы отправитесь в первый кабачок, который находится направо при входе на Амстердамскую улицу. Можете там пообедать, времени хватит. Но только смотрите у меня — ни капли спиртного!
Он вытащил из кошелька двести франков и бросил их на стол.
— Вот вам на обед! — сказал он, а затем вышел, приказав Пало следовать за ним на некотором расстоянии.
— Что вы хотите делать? — спросил его отец Планта.
— Сейчас — ничего, — ответил Лекок. — Я не начну действовать до наступления темноты. А так как в нашем распоряжении еще два часа, поступим так же, как и наши агенты. Я знаю здесь, всего шагах в двух отсюда, ресторанчик, где отлично кормят. Пойдемте пообедаем!
И, не дожидаясь ответа Планта, он перешел Гаврскую улицу к ресторану.
У самых дверей ресторана Лекок остановился и сделал знак. Тотчас же явился Пало.
— Даю тебе два часа, — обратился к нему Лекок. — Ты еще успеешь изменить свою физиономию так, что тебя не узнает швейцар, и поесть. Ты станешь приказчиком у обойщика. Беги же скорее, я буду ожидать тебя в этом ресторане.
И они вошли в ресторан.
Наступили сумерки. Официанты стали зажигать люстры в ресторане. Мало-помалу зал опустел, и отец Планта и Лекок оказались совершенно одни.
— Не пора ли начинать? — боязливо спросил отец Планта.
Сыщик поглядел на часы.
— Мы имеем еще целый час, — ответил он. — Однако можно и приготовиться.
И он позвал официанта и приказал ему подать чашку кофе и чернильный прибор.
— Нам очень важно, — продолжал он, — попасть к госпоже Лоранс без ведома Тремореля. Необходимо всего только десять минут поговорить с ней, и непременно у нее. Это — обязательное условие для нашего успеха.
— В таком случае, — сказал отец Планта, с отчаянием махнув рукой, — нам придется совсем отказаться от нашего проекта.
— Почему?
— Потому что Треморель, по всей видимости, не оставляет Лоранс одну ни на минуту.
— Тогда я вытащу его на улицу.
— И вы, такой прозорливый, думаете, что он рискнет выйти из дома? Разве вы не понимаете его положения в настоящий момент? Ведь это мы, только мы одни знаем, что разоблачения Соврези не найдутся никогда, а ведь он этого не знает. Быть может, он воображает, что рукопись эта уже найдена, что против него возникли подозрения, начались поиски и полиция на ногах…
Лекок самодовольно улыбнулся.
— Ровно через час, — сказал он, — граф Треморель уже будет на пути в Сен-Жермен.
Он взялся за перо и, не положив сигары, быстро набросал следующие строки:
«Милостивый государь г. Вильсон.
Четыре билета по тысяче франков, которые вы уплатили мне за мебель, оказались фальшивыми. Это удостоверил банкир, у которого я их менял. Если до десяти часов вечера вы не пожалуете ко мне, чтобы объясниться по данному делу, то, к сожалению моему, я сегодня же дам знать об этом прокурору.
Реш».
— Ну-с, — воскликнул Лекок, протягивая письмо отцу Планта, — теперь понимаете?
Старик судья быстро прочитал письмо и вскрикнул от радости так, что обернулись официанты.
— Да, да, — отвечал он. — Теперь понимаю. Он получит это письмо, и все его страхи перейдут в ужас. Он подумает, что между билетами, отданными им в уплату за мебель, были действительно фальшивые и жалоба на это в суд повлечет за собой судебное следствие, а ему придется доказывать, что он действительно Вильсон, тогда все потеряно.
— Значит, вы теперь верите в то, что он выйдет из дома?
— Я в этом убежден, иначе он будет просто сумасшедшим.
В это время дверь в ресторан приотворилась, в нее просунулась чья-то голова и тотчас же скрылась.
— Это мой агент, — сказал Лекок, уплачивая по счету. — Выйдемте, он, вероятно, ожидает нас в прихожей.
В сенях действительно ждал их молодой человек в костюме мебельного мастера. Конечно, отец Планта не мог догадаться, что это был Пало. Но Лекок, у которого глаз был наметан, сразу узнал его и остался им очень недоволен.
— Плохо, — проворчал он, когда мебельный мастер поклонился. — Ты думаешь, для того чтобы тебя не узнали, достаточно только изменить цвет своей бороды? Посмотрись-ка вот в это зеркало и скажи мне, изменилось ли действительно твое выражение лица? Не те же ли это самые улыбка, взгляд? Кроме того, слишком ухарски загнута фуражка, а это не натурально, и ты принужденно держишь руку в кармане. Надеюсь, что в другой раз ты исправишься, хотя, впрочем, и нынче вечером швейцар тебя все равно не узнает, а это все, что требуется.
— Что же я должен теперь делать?
— Вот тебе инструкции, — ответил Пало Лекок, — только смотри в оба. Прежде всего ты наймешь карету, да смотри, чтобы лошади были получше. Затем отправляйся сразу в кабачок и, захватив там одного из наших людей, езжай с ним прямо к дому Вильсона. Позвони, войди в дверь и передай вот это письмо, сказав, что оно очень спешное и важное. Исполнив это, сядь в сторонке, а твой агент пусть спрячется где-нибудь в засаде недалеко. Если Вильсон выйдет на улицу — а он выйдет непременно, иначе я буду не я, — то пусть со всех ног бежит меня предупредить. Ты же сам отправляйся вслед за Вильсоном и не теряй его из виду. Конечно, он возьмет карету, тогда ты скачи вслед за ним в своей, но непременно поместись на козлы рядом с кучером. И смотри не дай маху, потому что этот негодяй способен незаметно улизнуть, а ты будешь скакать за пустой каретой!..
— Ну это посмотрим!.. Теперь я предупрежден!..
— Когда я говорю, ты должен молчать. По всей вероятности, он поедет к мебельщику на улицу Святых Отцов, но я могу и ошибаться. Он, возможно, сразу же махнет на какой-нибудь вокзал и уедет с первым отходящим поездом. В последнем случае ты сядешь в один с ним вагон и поедешь туда же, куда он. При первой возможности дашь мне телеграмму. Вот тебе пятисотфранковый билет, то есть больше, чем нужно для поездки вокруг света. Все ли ты хорошо понял?
— Виноват… — сказал Пало. — А если Вильсон чинно и благородно вернется к себе домой, что я должен делать тогда?
— Это уж предоставь мне самому. Если вернется он, то вернись и ты, и в тот самый момент, как его карета остановится у крыльца, два раза свистни, ты знаешь как. Затем подожди меня на улице и удержи за собой карету.
— Понял! — воскликнул Пало и пустился бежать.
Оставшись одни, отец Планта и Лекок долго ходили взад и вперед по передней. Они были серьезны и молчаливы, точно в их игре наступил самый серьезный момент.
Вдруг Лекок вздрогнул. В глубине передней показался его агент. От нетерпения он сам побежал ему навстречу.
— Ну? — спросил его Лекок.
— Сударь, — отвечал агент, — дичь вспорхнула, и Пало охотится за ней.
— Пешком или на колесах?
— На колесах.
— Отлично. Возвратись к остальным и скажи им, чтобы были готовы.
Все шло так, как того и ожидал Лекок. С торжествующим видом он поглядел на мирового судью и был поражен произошедшей в нем переменой.
— Вы, кажется, нездоровы? — спросил он его с беспокойством.
— Нет, — отвечал отец Планта, — но мне уже пятьдесят пять лет, господин Лекок, а в этом возрасте душевные волнения убивают. Посмотрите: моим заветным мечтам суждено осуществиться, а я дрожу, чувствуя, что ошибка в этом деле будет для меня концом. Я боюсь, да, я испытываю страх… Ах, зачем я согласился за вами следовать!..
