Общим свойством подобных ассоциаций, начиная от религиозных (по всем конфессиям и сектам) и заканчивая светскими (общинными, братскими, профессиональными и многими другими) являлось то, что они действовали отдельно от государства. Иногда вопреки его воле, однако, как правило, по его законам. При Гувере этот «исторический ассоцианизм», получая особую государственную поддержку, стал организационной формой проявления американского индивидуализма под девизом – «добиваясь своих целей, не забывай о других и опирайся на их поддержку».
Поощряемая подобной политикой форма общенациональных ассоциаций получила особенно широкое распространение среди религиозных деноминаций, братских и женских объединений, позволяя им быстрее добиваться своих экономических и политических целей. Особенно активно эту форму использовали торговые объединения, клубы гражданского служения (такие, как Rotary, Kiwanis и Lions), группы воспитания характера (типа Boy Scouts и Girls Scouts), ветеранские группы (такие, как American Legion) и профессиональные объединения (типа American Society of Civil Engineers). Локальные объединения могли теперь получить от своих центральных органов информацию и рекомендации о том, как организовать общинные кассы и фонды, как рационально спланировать свой растущий город или поселок, каковы преимущества организованных развлечений и отдыха и многое другое107.
Заслуга Гувера и его политики ассоцианизма состояла, по мнению исследователей этого периода, в том, что он продвигал добровольческие ассоциации не столько для взаимной выгоды их членов, сколько для их участия в гражданском служении. И это усилило начавшуюся задолго до него переоценку американцами роли добровольческих организаций в общественной жизни. Рост числа, разнообразия и активности этих организаций, в конечном счете, подготовил, по выражению современных социологов, высокую норму накопления «социального капитала» в американском обществе и так называемое «долгое гражданское поколение» Америки. К нему относят те несколько поколений американцев, которые в течение последующих десятилетий демонстрировали – и продолжают это делать вплоть до наших дней – беспрецедентный масштаб филантропических пожертвований, добровольчества и гражданской активности108.
Публично-частное партнерство при Рузвельте
Модель «ассоциативного государства» доказала свою уместность в период быстрого роста экономики 20-х годов. Она оказалась, однако, совсем недостаточной в десятилетие Великой Депрессии, когда потребовалось невиданное ранее решительное вмешательство государства не только в экономику, но и в социальную сферу. Означало ли это, что идея Гувера ушла в небытие, явившись еще одной реформистской иллюзией «эпохи общего кризиса капитализма», как об этом в свое время твердили марксистские историки? Как ни парадоксально, идея и практика кооперации трех секторов американского общества (государства, бизнеса и филантропии) неоднократно возрождалась. То как ведущая, то как вспомогательная сила роста экономики и реформирования общества.
Начиная с Франклина Д. Рузвельта (Franklin Delano Roosevelt, 1882–1945), каждый из американских президентов опирался на эти идеи в своих программах поддержания роста экономики и социального мира или быстрого и менее болезненного выхода из экономического кризиса. Если говорить о нашем времени, то разрабатывая и реализуя программы реформирования современного капитализма после самой глубокой за последние полвека рецессии, правительство Б. Обамы привлекает крупные корпорации и профсоюзы, ведущие профессиональные ассоциации и филантропические фонды. Если вернуться в 30-е годы, то публичная дискредитация Рузвельтом своего предшественника Гувера за его неумение справиться с внезапно разразившимся кризисом и его последствиями, не помешала новому президенту на первом этапе Великой Депрессии использовать идеи «ассоциативного государства».
Лишь в социальной сфере Рузвельт вынужден был сразу, пусть и не полностью, отойти от подобного рода партнерства. С введением в 1935 году – в разгар массовой безработицы, связанных с ней народных бедствий и с обострением конфликта труда и капитала – знаменитого Закона о социальном обеспечении (Social Security Act), федеральное государство взяло на себя полную ответственность за пенсии по возрасту, пособия по безработице и инвалидности. Между тем, до принятия этого закона все то, что получали по этому акту ветераны труда, рабочие, вовлеченные в федеральную экономику, другие группы работников и граждан, им предоставляли частные организации. Были это, прежде всего, разнообразные братские и женские общества и их национальные ассоциации. И их социальная поддержка во многих сферах труда осталась значительной и после 1935 года. Трудовое законодательство Рузвельта способствовало, вместе с тем, расширению частного социального обеспечения в промышленности, укрепив позиции профсоюзов и предоставив юридическую основу для справедливых трудовых договоров. В них теперь регулировалась не только зарплата и условия труда. В эти договора могли быть введены также права на пенсию, страхование здоровья и другие невиданные ранее (если не считать упомянутый ранее социальный эксперимент Форда) социальные льготы, предоставляемые частными корпорациями.
Однако в своей стартовой программе начала 30-х годов Рузвельт, пытаясь преодолеть сильнейший спад в экономике, вынужден был опираться, прежде всего, на ассоцианизм Гувера – политику сотрудничества бизнеса и филантропии с государством. Вряд ли стоит этому удивляться, – пишут исследователи того периода, – если учесть зависимость «мозгового треста» Рузвельта от таких частных аналитических центров как Институт Брукингса или научных групп, финансируемых рядом филантропических организаций типа фондов Карнеги и Сейджа.
Так, Общенациональная Администрация восстановления (National Recovery Administration – NRA), созданная Рузвельтом в его первые 100 дней с целью восстановить экономику за счет стимулирования спроса, опиралась не столько на решительные государственные меры, сколько на развитие старых идей частно-публичного партнерства в экономике. Чтобы избежать разрушительной конкуренции, усиливавшей безработицу и подрывавшей спрос, NRA поручила добровольческим ассоциациям отраслей индустрии и торговли самим – по типовым образцам и под контролем сверху – разрабатывать и регулировать «кодексы справедливой конкуренции» с введением нижнего предела цен, минимума зарплаты и максимума часов рабочей недели.
Эйфория от временного успеха этой попытки централизованного – пусть в облегченном американском варианте – планирования частной экономики во время кризиса, улеглась два года спустя. В 1934 году Верховный суд США, реагируя на ряд корпоративных исков, признал деятельность Администрации восстановления неконституционной, поскольку своими актами она взяла на себя миссию законодателей Конгресса. В ответ Рузвельт провел через Конгресс общенациональный Закон о трудовых отношениях (National Labor Relations Act – Wagner Act, 1935). Его целью было не только смягчить противостояние труда и капитала в разгар Великой Депрессии, но и ввести в действие – на этот раз подкрепленные законом – экономические меры Администрации восстановления, закрытой ранее решением Верховного суда.
Акт Вагнера (по имени его автора сенатора Роберта Вагнера) предусматривал введение официального минимума зарплаты и максимума рабочей недели, а также право рабочих на организацию забастовок, создание профсоюзов и коллективные трудовые договора. За пределы этих прав были выведены работники учреждений правительства и финансируемых им отраслей. Были также ограничены условия ограничивающие забастовки остальных отраслях. Для проведения в жизнь акта Вагнера был создан влиятельный Национальный совет по трудовым отношениям (National Labor Relations Board).
Однако даже с этим поворотом к регулированию экономики сверху, Рузвельт не стремился к созданию «Большого правительства» и полной централизации управления экономикой, как поступили в то кризисное время главные европейские страны, особенно Германия. Последняя с приходом к власти Гитлера сумела за счет монополизации и милитаризации экономики рано выйти из кризиса, дать работу и сносный уровень жизни миллионам и тем обеспечить уже к 1935 году массовую поддержку гитлеровского варианта Нового курса.
Но если Германия обеспечила подъем экономики и уровня жизни исстрадавшегося за годы депрессии населения за счет централизации и милитаризации экономики, то движущей силой рузвельтовского Нового курса были социальные программы. Государство решительно взялось за образование и здравоохранение, гарантировало прожиточный минимум, приняло на себя обеспечение престарелых, инвалидов и бедных. Именно в ту эпоху был заложен фундамент обширной программы социальной поддержки наименее защищенных слоев населения США и послевоенного «государства социального благосостояния».
