Моника была подружкой невесты на свадьбе Джин. С ними тремя всегда все было непросто.
В дверь позвонили.
— Не хочу его больше видеть. Никогда.
Мне знаком был этот тон. Она говорила серьезно.
— Я скажу ему, чтобы шел домой.
Они могли разобраться с этим позже. И где-нибудь в другом месте.
У Питера был измученный вид. Руки в карманах джинсов. Видавшая виды кожаная куртка «пилот» — копия той, которую, по моим воспоминаниям, он носил в колледже. Он сумел даже выдавить свою фирменную полуулыбку.
— Она здесь, да? — спросил Питер.
— Иди домой.
— Мне надо ее увидеть.
Я почувствовал, что Джин стоит у меня за спиной, и оглянулся.
В маленькой руке с побелевшими костяшками пальцев сестра сжимала мой нож для разделки мяса.
Когда она отпихнула меня в сторону и пронеслась мимо, я только вздохнул.
Питер даже не стал вытаскивать руки из карманов.
— Да ладно тебе, — выдохнул он, глядя вниз, на торчащую из его цветастой хипповской футболки рукоять ножа.
Лезвие засело где-то неподалеку от сердца. На футболке расцветало алое пятно, стирая веселое буйство красок.
— Что за детский сад, — проворчал Питер.
Лицо его стремительно бледнело.
— Иди нахрен, Питер, — отозвалась Джейн.
Она провернула нож в ране, и струя крови забрызгала ей грудь и лицо.
Питер упал на колени. Его глаза закатились. Я опустил раненого на землю. Проверил пульс. Все было кончено. Я вытащил нож. Металл скрипнул о кость. Придется покупать новый или стереть эти воспоминания.
Мы вернулись в гостиную. С ножа капала кровь, и я бросил его на журнал, лежавший на кофейном столике. Джин плакала. Она была из тех, кого уродует плач. Сопли, красные глаза и все такое.
Я сел на скамеечку у ее ног, взял Джин за руку и сказал:
— Все кончено.
Хотелось бы надеяться, что это так.
Она кивнула, потому что внятно говорить не могла.
— Я поставлю чай.
Чай был моим спасением в таких ситуациях. Чтобы заварить его, требовалось несколько минут. Он был безвреден. И мне не придется смотреть, как сестра плачет — что, откровенно говоря, меня сильно огорчало. Самое оно для позднего утра. Значит, чай.
— Ромашковый?
Джин кивнула.
Оставив ее в гостиной, я смыл кровь с рук, наполнил чайник водой из-под крана и поставил его на конфорку. Требовалась минута или около того, чтобы вода закипела и чайник засвистел. Обычно эта минута потерянного, потраченного впустую времени доставляла мне удовольствие.
Но на сей раз Дом шепнул мне на ухо:
— Там Питер. Опять.
На сей раз у Дома хватило ума не звонить во весь голос. Водить я не особо люблю, а город терпеть не могу, поэтому выбрал пригород неподалеку от точки воспроизводства — маленькое местечко прямиком из поздних семидесятых, двухуровневые ранчо с алюминиевыми карнизами. Мой дом стоял в самом конце переулка, среди мягких изгибов холмов, в Прошедшем бывших центром Нью-Йорка.
Пока я пытался сообразить, что бы сказать Питеру в личном сообщении, в дверь начали молотить кулаками. Я выключил конфорку.
— Я открою, — выкрикнул я, поспешно вышел из кухни и приоткрыл дверь.
Питер стоял опустив голову, глядя на свое тело и хмурясь.
— Мне надо поговорить с ней, — сказал он.
— Позже. Сейчас ты едва ли удостоишься хоть одной фразы.
— Я должен попытаться, — возразил Питер.
Выглядел он несчастным. Несчастней, чем труп у его ног.
Я обернулся. Джин опять была у меня за спиной. На сей раз она вооружилась кухонным топориком. Сестра проскользнула мимо меня.
Я не большой поклонник кровавых зрелищ. По мере сил я стараюсь их избегать. Отступив на шаг, я смотрел, как топорик по блестящей дуге обрушивается на шею Питера. Пришлось закрыть глаза.
Неприятные звуки. Хлюпанье. Клекот. Стук упавшего тела.
— Оставь меня в покое! — всхлипнула Джин.
Я открыл глаза. Крыльцо было изгажено, а второе тело Питера валялось поверх первого.
— Надо сказать это прежде, чем убьешь его, — мягко произнес я. — Резервные записи делают не так часто. Ты должна поговорить с ним. Пусть до него дойдет. Дай ему минуту-другую. Иначе он так и будет приходить.
Джин тряхнула головой.
— Трупы. Он может увидеть трупы.
Тут она была права. Он мог увидеть трупы.
Я вздохнул.
— Хочешь поговорить? Я тебя выслушаю. Это моя работа.
— Я не твой клиент! — насмешливо отрезала она, — И не какой-то там приживала. Я актриса.
— Ты актриса массовки! — рявкнул я. — Украшение витрины!
Я перевел дыхание. Сейчас было не самое удачное время для этого спора. Каждому из нас давалось несколько вариантов выбора после воскрешения. И, как правило, нам не нравилось то, что выбирал другой. Никогда не нравилось.
— Мне надо кое-что сделать. Дай знать, если захочешь поговорить. О чем угодно.
Я вернулся на кушетку и снова запустил «Летающую монашку», пытаясь представить, что заставило группу совершеннолетних людей сотворить нечто подобное. Это было непросто. Иногда мне даже хотелось, чтобы мои клиенты были более невротичными.
Акционер Гарлейн был единственным известным мне человеком, никогда не проходившим архивацию. Его сознание продолжалось непрерывно из Прошедшего. Цайтгайст, эволюционировавший во время нанопокалипсиса, решил, что люди с долговыми обязательствами не представляют особой ценности. Он предпочел заархивировать их, превратив в стабильные, но неактивные цифровые копии, чтобы должники не тратили впустую ресурсы системы.
Как сказал бы Ричард Фейнман — слава Богу, что внизу достаточно места и нас можно было хранить без особых затрат.
Помните, как в те времена, когда мы покупали компьютеры, когда они были внешними устройствами, а не частицами, растворенными в крови, у нас постоянно не доходили руки стереть старые файлы? Как каждый новый хард целиком поглощал предыдущий и еще оставалось полно места?
Меня вернул Гарлейн. Моя работа в качестве его профессионального Друга возродила весь этот круг приживал, включая Джин и Питера.
Мне не нравилось, что Джин кусает воскресившую ее руку.
Но она всегда была такой. Ее не устраивали подарки на день рождения и на Рождество. Ее злил государственный университет, который папа и мама смогли оплатить нам тогда, в прежней жизни. Она бесилась после каждой «модельной» сессии, когда внезапно оказывалось, что придется раздавать бесплатные закуски перед входом в метро для очередной рекламной кампании. Мир сильно ей задолжал и никак не желал расплачиваться с долгами.
Дверной звонок подавал голос каждые пятнадцать минут. Иногда Питеру удавалось вставить фразу-другую или заорать, но кончалось все быстро. Это должно было стоить целое состояние. Не знаю, сколько зарабатывают актеры массовки, но если судить по тому, что Джин постоянно одалживала у меня деньги, сумма была невелика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
