Поэтому сегодня мы боремся с несправедливостями. Боремся именно тем способом, который позволяет привлечь к ним наибольшее внимание. Прежде всего надо отказаться от глупой мысли, будто максимум людей, вышедших на улицы, способен произвести на кого-то впечатление. Власть прекрасно обо всем знает и не чешется. Политическая система вашей страны не рассчитана на справедливость. Демонстрации бессмысленны, потому что никого не могут напугать. Несправедливости устраняются не тогда, когда случаются уличные протесты, а тогда, когда власть берут чуть более приличные люди. Единственный возможный прогресс — увеличение количества совершенных людей, то есть тех, кто не встраивается в ложные цепочки. Если у годно, ваше участие в прогрессе — это и есть прохождение вами «Квартала». Когда все люди пройдут «Квартал», несправедливость не то чтобы исчезнет, но сведется к минимуму. Забота о собственной душе — единственный способ приближения к справедливому обществу, в котором не будет ложных зависимостей. Но, чтобы нормально пройти «Квартал», нужно избавиться от ненужных угрызений совести. Именно эту цель преследуют все люди, участвующие в социальных и иных протестах. Невозможно изменить тот факт, что все продукты дорожают, в обществе всё увереннее преобладают дебилы, а люди, работающие в пенитенциарной системе, не знают других развлечений, кроме пыток. Чем скорее мы осознаем неизменность этого факта на протяжении всей истории, тем быстрее поймем, что направление и смысл нашего протеста должны быть другими. Человек протестует не ради перемен, которых все равно не будет, а ради того, чтобы на короткое мгновение успокоилась его совесть — и появилась тем самым возможность для духовного совершенствования. При больной совести вообще ничего не получается, все валится из рук, суп пересаливается, роман не пишется, секс не доставляет удовольствия и не осуществляется вовсе. Чистая совесть — вот истинная цель всякого протеста, потому что других целей вообще нет ни у чего. Вы не успокоитесь, пока не пострадаете. Итак, наша задача — сделать так, чтобы ваше страдание не помешало вам проходить «Квартал». Именно поэтому вам не надо выходить на площади — все равно про вас скажут, что вы пытаетесь привлечь к себе внимание и т. д. Истинный протест — тот, которого никто не видит, потому что иначе вы привлекаете слишком много внимания, все уже думают про вас, а не про несчастных людей, которых вы защищаете. Это нечестно. Понимаете ли вы теперь, что протестовать надо дома, лучше всего при закрытых дверях?
Не следует думать, что неприятности, которые вы себе причиняете этим протестом, могут уменьшить или хотя бы перераспределить количество зла в мире. Все это глупости. Количество зла в мире — не константа. Если к страдальцам прибавятся 50, 500 или 5000 человек — страдальцам легче не станет. Точно так же неисполнима, скажем, мечта Чехова из хорошего, в сущности, рассказа «Дом с мезонином»: «Возьмите на себя долю их труда. Если бы все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трех часов в день». На каждого из нас приходилось бы ровно столько же, потому что человечество трудится не ради удовлетворения физических потребностей, а чтобы угнетать других или занимать себя. Физические потребности вообще никого не волнуют. В СССР стали трудиться все, включая сестер Волчаниновых, а труд только все прибывал и прибывал. Своим дискомфортом вы не облегчите чужой, и даже если всех протестующих посадят, сидящим не станет от этого легче. Напротив, на их долю будет приходиться меньше хлеба и сахара. А когда я читаю данные одной такой организаторши протестов в «ЖЖ», я хватаюсь за пистолет: «Активистка оппозиции. Феминистка, вегетарианка, анархистка, защитница животных, асексуалка, чайлдфри». Плевать на то, что она чайлдфри, это безумие и вдобавок фашизм, об этом мы не дискутируем, потому что эдак можно додискутироваться до оправдания людоедства. Если кто-то любит животных больше, чем детей, то и на здоровье. Ниже она еще пишет, что не очень любит вип-персон, так что разбираться с этим сознанием, искалеченным завистью, вообще не следовало бы. Нас интересует другое — «гражданская активистка». Что она делает? Собирает подписи. Асексуалка собирает подписи. Честное слово, если бы она трахалась, толку было бы больше, потому что, пока люди заняты сексом, у них по крайней мере нет времени на взаимное мучительство, а каждый асексуал, в особенности гражданский активист, добавляет во Вселенную луч ненависти и тем портит атмосферу. Какая она, в жопу, гражданская активистка? В чем ее гражданская активность? И ведь она считает себя вправе задевать приличных людей и уважает себя выше крыши — за что? За подписи? Вы хотите быть, как она? А по-другому все равно не получится.
Поэтому при закрытых дверях! Закрытых, сволочь! Наедине с собой! Раздеваемся до белья. Заворачиваемся в холодную мокрую простыню. Выходим на середину комнаты. Встаем на одну ногу. Стоим на одной ноге! Пять минут, ни минутой меньше, стоим на одной ноге! Ласточкой, журавлем, подняв колено — как хотите, только чтобы на одной и на середине комнаты, чтобы ни за стену, ни за мебель не держаться. Подпрыгивать разрешается. Опустил вторую ногу — начинаешь сначала: гражданский протест, non penis caninus!
Постоял? Теперь на другой.
Пять минут! Ни секундой меньше! По часам!
Вот смотрите: голый взрослый (хочется надеяться, что взрослый), завернутый в мокрую простыню человек среди комнаты стоит на одной ноге.
Но в этом все-таки больше смысла, чем в асексуальном собирании подписей, в одиночных пикетах на Житной и в публичных заявлениях типа «Не забудем, не простим».
Результат один, а позора гораздо меньше.
И вдобавок, очистив свою совесть, вы по крайней мере можете не спрашивать себя всю следующую неделю, придут ли за вами. За вами не придут. Кому, на хер, нужен идиот в мокрой простыне на одной ноге?
Только Богу. Смысл нашей жизни в том, чтобы ему не было скучно, другого нет и неизвестно.
3 сентября
Сегодня у нас довольно простое задание. Нам понадобятся буппи, одеяло, фонарик и иголка с нитками. Я говорю «у нас», но вы всё будете делать сами, а я только расскажу как. Главное — действовать точно по инструкции.
Итак, берите буппи — напомню, что, если вам совсем трудно иметь дело с нематериальным объектом, можно использовать наполненный водой воздушный шар. Можете даже нарисовать на нем печальное лицо с добрыми, но чужими глазами. Так, теперь одеяло. Лучше такое, которое не жалко, а впрочем, к сегодняшнему дню вы уже должны отучиться жалеть вещи. Если еще не отучились, возьмите самое лучшее. Идите в лес. Если леса рядом нет, делайте, как Том Сойер: идите в ванную, но вообразите, что это лес. В конце концов, не такая и разница — в ванной, как и в лесу, вы наедине с собой, вы наги и открыты — но только для себя, потому что мир остался снаружи, за дверью или за опушкой. Не зря выражения «Иди в баню» и «Иди лесом» означают одно и то же. Не страшно, если в квартире кто-то есть. Пусть они там гремят на кухне или шуршат в туалете, пусть включают музыку в комнате и кашляют в прихожей. Ведь и в лесу при всей уединенности есть шанс столкнуться с лесником, грибником или кабаном, и даже в одиночестве вы знаете, что не одни. Да, мы не одни, но ведь это «не одни» может быть и утешением, и угрозой, а то, что так неоднозначно, не может служить опорой. Надо научиться быть одному, когда ты не один. И вот за этим вы идете в ванную — очевидно же, что в лес никто не попрется, если можно в ванную. В другой главе мы бы вас за это укорили, но сейчас не станем. Идите в ванную с буппи и одеялом. Не забудьте включить свет, он нужен обязательно: во-первых, без него, как известно, вы не сможете погрузиться во тьму, а во-вторых, не сможете прочесть, что делать дальше.
В самом деле, что можно делать в ванной с одеялом и воображаемым воздушным шаром с воображаемой водой внутри? Да хотя бы и с настоящим шаром… Кстати, интересно, что бы вы придумали. Даю вам 15 минут — поэкспериментируйте.
………………………………………………………………………
Итак, прошло 15 минут. Половина из вас уже храпит, забравшись в ванну, укрывшись одеялом и подложив буппи под голову. У них все будет хорошо. При таких невозмутимости, неизобретательности и нелюбопытстве — обязательно все будет хорошо. А деньги? Зачем им деньги? Пусть они им приснятся. Мы же будем работать с остальными — с теми, кто сделал из одеяла домик и поселил туда буппи; с теми, кто соорудил себе рыцарский плащ и сражается с наполненным водой резиновым драконом; с теми, кто с фонариком в зубах изображал поезд в тоннеле. Короче говоря, садитесь — хотите, на пол, хотите, в ванну — и зашивайте себя в одеяло. Вместе с буппи, да, одному очень страшно. Зашили, сидим, светим фонариком, читаем — как в детстве. Когда пришли взрослые, и выключили свет, и отобрали книгу про Уленшпигеля, потому что лежа читать — глаза портить, потому что в школу завтра не подымешь тебя, и кошмары приснятся потому что. И они там снаружи смотрят, не появится ли у тебя под дверью полоска света, поэтому надо сделать себе герметичную нору из одеял и подушек, достать из-под матраса фонарик, и уже тогда можно. А книга — книга лежит возле кровати прямо на стуле, который служит тумбочкой. Почему, если читать ночью нельзя, почему ее не прятали, не уносили к себе? Сначала мне казалось, что это взрослые забыли или не догадались. Потом — что они полагаются на мою честность: раз сказано, что нельзя, значит, нельзя. Поэтому пространство под одеялом приходилось делить не только со страхом быть пойманным, но и со стыдом — не ослушания, а обмана доверия. Это было хуже наказания, потому что, когда тебя наказывают, ты вроде как потерпевший, а потерпевший в чем может быть виноват? Впрочем, стыд забывался после двух уже страниц, а утром от него оставалась неясная, слегка колеблющаяся, как занавеска в летний полдень, сиреневатая тень, достаточно прозрачная для того, чтобы немного другими глазами смотреть на привычный мир, при этом не давая себе зарока больше так не делать.
