Джейк. А это, вероятно, твоя мама? – Они разговаривали по телефону, но не виделись, а потому Ли представляется и снимает с меня пластиковую стяжку. – Извините за наручники, миссис Хили. Джейк, кажется, собирался бежать.
– Конечно, вы же наверняка напугали его, – цедит мама сквозь стиснутые зубы.
Пока мы идем следом за Ли, мама постоянно роняет то сумку, то ключи, то солнечные очки. В помещении с белыми стенами и затхлым воздухом стоят маленький стол и несколько пластиковых стульев; к стене привинчена камера, на столе коробка с салфетками. На полу лежит ковролин, стены пустые, кроме плаката с надписью «Защита граждан и служение народу» – девизом полиции Лос-Анджелеса.
– Садитесь, – говорит Ли, в то время как в комнату входит другая женщина с острыми, как дротики, глазами. – Это детектив Андервуд, – представляет ее Ли.
Андервуд – немолодая женщина, атлетически подтянутая, с массивными плечами и длинными пальцами. Она не улыбается и не протягивает руки, просто указывает на стулья, тоже приглашая нас сесть. Интересно, думаю я, она добрый или злой коп?
– Принесите нам воды, – приказывает Андервуд.
Ли выходит и возвращается с пластиковыми бутылками воды для каждого.
Детектив Андервуд приступает к делу быстро и грубо. Никаких предварительных ласк.
– Так-так, Джейкоб Хили. У нас с тобой будет серьезный разговор.
– Мой сын арестован? – спрашивает мама. – Мы можем позвонить адвокату?
Андервуд машет рукой.
– Джейк не арестован. Я задержала его для допроса, чтобы уточнить несколько фактов. Но если он откажется сотрудничать, я могу назначить ему меру пресечения, хотя предпочла бы не возиться с документами. – Она широко, но как-то неприветливо улыбается.
– Ладно. – Мама нервно смотрит на меня, и я вытираю ладони о джинсы.
Андервуд обращается ко мне:
– Я буду делать запись во избежание неверных истолкований; надеюсь, это понятно. Тебе нужно только говорить правду. Давайте начнем. – Андервуд кивает Ли, и та включает камеру. – Время – четырнадцать тридцать, допрос в отделе полиции Кристал-Коув, расположенном под адресу: Калифорния, Кристал-Коув, Спинакер-стрит, двести двадцать. Присутствуют: Джейкоб Хили, Мона Хили, офицер Айви Ли и я, детектив Саманта Андервуд. Прошу всех произнести свои имена, чтобы идентифицировать ваши голоса.
Мы все называем свои имена, и мама стискивает мне коленку. Мне ужасно неловко, что ей приходится при этом присутствовать, но, с другой стороны, я рад, что она здесь. Мама вынимает из сумки бумажную салфетку и начинает рвать ее на коленях.
– Итак, Джейк. У меня есть несколько уточняющих вопросов, касающихся вечеринки, которую ты посетил в субботу вечером и которая закончилась к утру воскресенья. Мы имеем факт исчезновения школьницы Тиган Шеффилд, запись непристойного содержания, а теперь еще и тело другой ученицы, которая тоже была на вечеринке. Накануне гибели Шона Мур собиралась дать показания по поводу упомянутого видео.
Мама шумно выдыхает, и я чувствую болезненный укол в сердце.
Андервуд заглядывает в желтую папку.
– Сначала я хочу успокоить вас обоих по поводу видео. Специальные агенты, которые прилетели в начале недели, стерли его и основательно вычистили из постов начиная с той вечеринки и за все последующие даты. У бюро есть способы отслеживать перепосты и удалять слои, если контент переносится в даркнет. Это не панацея, но агенты сделали все возможное.
– Даркнет? – шепчет мама.
– Именно.
Чизбургер, который я съел в школе на обед, тяжело переворачивается у меня в животе.
Потирая подбородок, Андервуд изучает наши лица.
– Мы открыли отдельное расследование в отношении Тиган, которая предположительно записала видео. В этом деле ты являешься жертвой, Джейк.
Я корчусь на стуле – от слова «жертва» меня воротит.
Ли, внимательно глядя мне в глаза, вставляет:
– Мы не можем передать в должной мере серьезность правонарушения, Джейк. Записывать половой акт с несовершеннолетним и выкладывать видео в сеть – это особо тяжкое преступление. Все виновные предстанут перед судом.
Мама стискивает зубы и теребит ручки сумки.
– Хорошо бы.
Как же достало, что меня называют несовершеннолетним; это ведь все равно что ребенок, а какой я, нахрен, ребенок?
Андервуд снова перехватывает управление:
– Только при условии, что мы сможем собрать доказательства, необходимые для ареста, например найдем камеру, которая использовалась для записи. Ты не знаешь, что с ней случилось, Джейк?
– Не имею представления, – отвечаю я, все еще пытаясь осмыслить выражение «особо тяжкое преступление». Тиган, можно сказать, бросилась грудью на амбразуру, когда решилась на такую шуточку.
Ли становится серьезнее:
– Там было не просто развлечение, Джейк. Насколько мы можем судить, всё заранее спланировали. Кто еще мог быть причастен, кроме Тиган?
Я вспоминаю слова Шоны: «Вы должны были только поцеловаться» – и ее страх: «Здесь ФБР, и все врут. Боятся ареста». И пари – кто заключил пари? В голове стучит еще сильнее, и я опускаю глаза – страшно даже упомянуть имя Шоны в присутствии детектива.
– Не знаю.
– Ладно, пойдем дальше, – говорит Андервуд. – Как сообщалось, вчера мы обнаружили тело одной из твоих соучениц, близкой подруги Тиган. Расследование ее смерти только началось, но это усилило наше беспокойство относительно благополучия мисс Шеффилд.
Мама хватает следующую салфетку и тоже рвет ее на клочки, а я глубоко вздыхаю. Вряд ли они знают, что я собирался увидеться с Шоной на Соколином пике перед ее смертью, – по крайней мере, пока, – и это хорошо. Я рассказал о предполагаемой встрече Мэнни и Джесс, но больше никому. Если полицейские не найдут телефон Шоны, то ничего и не узнают. Под столом я потихоньку вынимаю свой мобильник и быстро удаляю всю цепочку переписки с Шоной – на всякий случай.
Андервуд этого не замечает.
– Мы опросили многих школьников, которые были на вечеринке. Они сообщили, что ты последним видел Тиган до ее исчезновения. Камеры наблюдения в доме были выведены из строя дистанционно в два сорок две, а значит, ты наш единственный свидетель, Джейк.
Я выпрямляюсь. Свидетель? Может, меня вовсе и не подозревают.
Детектив продолжает:
– Нам нужна твоя помощь, чтобы расставить события в хронологической последовательности, и это не тот случай, когда целесообразно выгораживать друзей, Джейк. Спрашиваю еще раз, под запись: ты знаешь, где Тиган и что с ней случилось?
Я мотаю головой.
– Нет.
– Ты не знаешь или не помнишь?
– И то и другое, – отвечаю я. – Где бы она ни была, я тут ни при чем. – У меня ускоряется пульс, потому что я не уверен, правду ли говорю.
Острые глаза детектива с любопытством шарят по моему лицу.
– Но если ты не помнишь, то как можешь утверждать?
– Хороший вопрос. – Я чувствую себя жалким, усталым и выжатым как лимон. Мне отчаянно хочется домой.
– Что последнее тебе запомнилось? Расскажи
