Сингх на каждом документе. Меня чуть не выворачивает.
Детектив стучит по листкам, лишающим меня прав.
– Физический осмотр можем провести здесь. Мы ищем порезы, синяки, раны – все в таком роде.
Мама выпрямляется, руки у нее дрожат, и я прекрасно понимаю, как она себя чувствует, потому что у меня тоже прыгает сердце. Мы оба думаем об осколке стекла, который в воскресенье утром она вынула у меня из ступни. Рана еще не зажила и хорошо заметна.
Андервуд поднимает руку в умиротворяющем жесте, который выглядит фальшивым.
– Вы можете остаться с сыном, миссис Хили.
Мамины длинные ресницы трепещут, как будто она сейчас потеряет сознание.
– Ордер предполагает изъятие твоего телефона, Джейк, так что отдай его, пожалуйста. – Андервуд протягивает мне руку, шевеля пальцами, и продолжает говорить: – Тебе придется купить новый мобильник. Этот ты назад не получишь.
Внутри у меня нарастает сопротивление.
– Но он мне нужен.
Андервуд сужает глаза.
– Ты ведь понимаешь, что пропала девочка? Девочка, с которой у тебя были интимные отношения.
Я со стуком опускаю мобильник на стол и смотрю в острые карие глаза Андервуд.
– А как по мне, пусть бы она и дальше оставалась пропавшей.
– Джейк! – вскрикивает мама.
Ли резко поворачивает ко мне голову, сдвинув брови.
– Ничего страшного, – произносит детектив Андервуд, успокаивая маму и одновременно забирая мой телефон. – Я понимаю, почему ваш сын неохотно помогает нам после всего, что произошло на вечеринке. Я бы тоже расстроилась, если бы меня кто-то выставил на всеобщее обозрение, чтобы выиграть пари на пятьдесят долларов.
– Какое пари? – выдыхает мама.
Андервуд кивает и поясняет:
– Летом на вечеринке с костром на пляже Тиган заключила пари, что сможет поцеловать вашего сына. Мы считаем, видеозапись была организована ею или кем-то еще с целью доказать, что она выиграла.
От удивления я сползаю ниже на стуле. Мои проблемы начались не на прошлой неделе, а с того долбаного костра. Вот когда была брошена перчатка: не поцелуешь Джейка – плати. Я знаю, что Тиган было наплевать на пятьдесят долларов, она сорила деньгами направо и налево. Нет, она стремилась выиграть. Того, кто устроил пари, и нужно винить во всем.
– И кто устроил трансляцию? – спрашивает мама.
– Ее друзья не говорят, – признается детектив и быстро переводит глаза на меня.
Мама встает и нависает над Андервуд, сердито глядя на нее.
– Тиган и Джейк раньше встречались – вам это известно? Тиган так и не пережила разрыв с ним. Она записала видео и теперь жалеет об этом. Джейк является жертвой, вы сами так сказали. – Мама хлопает ладонью по столу. – Почему бы вам не заняться своим делом и не найти девочку?
Ли вмешивается, пока мама и Андервуд не начали ругаться:
– Миссис Хили, мы благодарны за то, что ваш сын ответил на наши вопросы. Скоро мы снова пригласим его на беседу, и я советую вам найти адвоката немедленно. – С виноватым видом она вручает мне и маме визитные карточки. – Пожалуйста, позвоните, если вас будет преследовать пресса. Как только новые подробности выйдут наружу, поднимется шумиха. Репортеры уже унюхали пикантную историю: дочь бывшего сенатора и все такое, – но прошу вас не разговаривать с ними. Это только навредит расследованию.
Мама коротко кивает, и Андервуд снова берет инициативу в свои руки:
– Джейк, пойдем со мной на осмотр. Миссис Хили, вы с нами. Нет смысла ехать домой – там сейчас работают криминалисты.
– Уже?
– Мы действуем быстро, миссис Хили. Пойдемте.
Андервуд ведет нас по коридору с пустыми стенами, и я ненавижу ее всеми фибрами души.
Нас сопровождают двое полицейских. Пока детектив ждет снаружи, они заводят меня и маму в комнату без окон. Один из копов открывает запечатанный контейнер и вынимает что-то вроде ватной палочки.
– Открой рот.
Он проводит палочкой по щеке с внутренней стороны, кладет ее в пробирку и приклеивает этикетку.
Потом меня просят снять одежду. Комната холодная, освещена флюоресцентными лампами. Когда я раздеваюсь и встаю голый перед полицейскими, мама отворачивается.
Надев перчатки, они измеряют меня, фотографируют во всех подробностях, делают соскобы из-под ногтей – грязных, как я замечаю, – и осматривают каждый кусочек тела, включая стопы.
– А это откуда? – Они разматывают бинт на ноге и видят свежую рану. Измеряют ее и делают десяток фотографий пореза.
– Не помню. – Это почти правда.
Мама грызет костяшки пальцев. Потом вдруг осмотр заканчивается, ногу мне снова бинтуют, и нас выпускают на парковку. Арест неизбежен, мы оба это понимаем.
– Мы можем взять назначенного судом защитника? – спрашиваю я маму, когда мы садимся в ее машину.
– Это моя забота.
Руки у нее так дрожат, что она дважды роняет ключи. Потом заводит мотор и выезжает на соседнюю улицу, где останавливается у обочины перевести дыхание. Некоторое время мы сидим молча, и глаза у мамы наполняются слезами.
– Ты ничего не хочешь мне сказать, Джейк?
Я мотаю головой, чувствуя онемение. Мне нечего ей сказать.
Мамины ресницы слипаются в толстые черные стрелки.
– Как мы до такого докатились? – спрашивает она.
До чего именно? До смерти отца? До прибрежного города, где редко бывает солнце? До комнаты для допросов в полиции с бывшей чирлидершей и противным детективом? Понятия не имею, хоть убей.
– Не знаю, мама. Извини.
– Ты не виноват, – машинально говорит она, выруливает на улицу и едет к дому.
– Отец очень разозлился бы на меня, – говорю я.
Отец раньше был военным и занимался ремонтом оборудования. Он строго требовал, чтобы каждое утро я застилал кровать, не прогуливал школу и работал с полной отдачей. Сейчас он бы мной не гордился.
Мама вытирает глаза.
– Отец помог бы тебе, дорогой, и я помогу. Я знаю, что ты не трогал ту девочку. – Она хлопает меня по ноге, но ее глаза говорят больше. Они говорят: «Я люблю тебя несмотря ни на что, я прощаю тебя, не злюсь и не осуждаю тебя». Я тоже ее люблю, хотя, вероятно, слишком редко говорю ей об этом.
Чуть не доехав до дома, мы останавливаемся и с открытыми ртами смотрим на наше жилище. На подъездной дорожке припаркован полицейский фургон, и эвакуатор увозит мой пикап. Соседи глазеют со своих крылечек, а у бордюра стоят три фургона телекомпаний, снимая все происходящее. Кто-то – видимо, из школы – слил прессе мое имя.
Я провожу руками по бритой голове.
– Это ни в какие ворота не лезет.
– Да уж, – соглашается мама. – Давай заберем Коула пораньше и пойдем в кино, а потом купим тебе новый телефон.
– Правда?
Она храбро улыбается.
– Да. Выбирай, что будем смотреть.
Мама жмет на газ,
