несмышленого ребенка.
– Густав Карлович, мои великие предки оставили мне в наследство великую державу. А что я оставил бы своему сыну? Мой великий отец, наверное, увидев все, что произошло в этом году, поступил бы со мной, как Тарас Бульба со своим сыном Андреем.
Знаете, незабываемое и омерзительное зрелище, когда люди, которых ты назначил на самые высокие должности и которым ты полностью доверял, забыв о долге, чести и присяге, требуют от тебя отречения от престола. Угрожая в противном случае расправиться не только лично с тобой, но и с твоей супругой и детьми. И заметьте, это были не матросы и солдаты, разложившиеся уже после того, как монархия рухнула. Это были генералы и члены Государственной думы, с визгом кинувшиеся делить выпавшую из моих рук власть.
Нет, наверное, все, что ни происходит – все к лучшему. Я с самого начала знал, что негоден к делу управления империей, и все время искал пути к безопасному самоустранению от возложенной на меня Провидением тяжкой ноши. К несчастью – моему и моей страны, мой брат Георгий заболел туберкулезом и умер в Аббас-Тумане, а самый младший брат Михаил еще меньше моего был склонен к тому, чтобы править и повелевать…
Михаил переступил с ноги на ногу, от чего на сапогах мелодично тренькнули шпоры.
– Ники, ты же знаешь, – сказал он, – мне бы шашку да коня, да на линию огня… А твое место могло присниться мне только в страшном сне. Наша мама, – он кивнул в сторону гордо вздернувшей подбородок вдовствующей императрицы Марии Федоровны, – все время мечтала усадить на трон меня. И, к счастью, этого ей не удалось сделать. Ибо занять твое место я согласился бы лишь в случае смерти твоей и Алексея. Возможно, Ники, я не повторил бы твоих ошибок. Но я вполне мог совершить еще более худшие.
Я растерянно молчал, в недоумении переводя взгляд с одного августейшего брата на другого. Сказать честно, я не ожидал услышать от них подобные речи. Наконец, собравшись духом, я спросил государя:
– Так вы и в самом деле обещали господину Сталину свое содействие и призывали верных вам офицеров к сотрудничеству с новой властью? А я думал, что это всего лишь большевистская пропаганда…
Государь вздохнул.
– У нас с господином Сталиным заключен своего рода договор. Если преданные мне люди не за страх, а за совесть будут сотрудничать с новой властью, то он обязался не допустить в России ужасов, подобных якобинскому террору. Пока я выполняю свою часть договора, он выполняет свою. Можно сказать, что после разгона бунта люмпенов русская революция, перешла к Бонапарту, минуя Робеспьера. Так-то оно, наверное, будет лучше.
– Ничего не понимаю, – растерянно сказал я. – А как же господин Ленин? Ведь ваш отец подписал смертный приговор его старшему брату, и тот жаждал мести.
– У товарища Ленина теперь другие заботы, – неожиданно вмешался в наш разговор Александр Васильевич, – ему обещано, что он еще при своей жизни увидит воплощение вековечной мечты человечества – построение общества всеобщей справедливости. Все произошедшее – это результат того, что власть имущие забыли, что есть люди, которые не могут свести концы с концами, чьи дети плачут от голода, а родители не в состоянии их накормить. В то время как другие буквально с жиру бесятся…
– Наверное, вы правы, – вздохнул государь, – забыв христианские заповеди о равенстве всех людей перед Богом, мы получили в наказание удар мужицкой дубиной по лбу. Моя сердобольная сестра, – он покосился на стоящую рядом великую княгиню Ольгу Александровну, – рассказывала мне о тех тяготах, которые переносит народ. А я не верил ей, считая, что нищета народная происходит от пьянства и лени.
И лишь недавно один молодой товарищ Александра Васильевича раскрыл мне глаза, ткнув меня носом в мои заблуждения. Благосостояние страны, барон, оказывается, измеряется не богатством высших классов, а достатком низших. Идеальное общество не то, в котором нет богатых, а то, в котором никто не кичится своим богатством среди вопиющей нищеты. С нами или без нас, но господин Сталин и его друзья будут строить такое общество. Если мы встанем на их пути, то будем уничтожены так же беспощадно, как они уже уничтожили своих собственных товарищей, которые подняли против них мятеж. А если они еще и повесят Гучкова, как он того, несомненно, заслуживает, то я буду готов хоть каждый день пожимать руку Сталину, от меня не убудет. Кстати, – обратился государь к моему спутнику, – у вас нет известий с вашего госпитального корабля? Как там Алексей? Как его самочувствие?
– Не беспокойтесь, Николай Александрович, – ответил тот, – болезнь у него в легкой форме, отторжения лечебных препаратов нет. Одна инъекция в неделю, и он сможет жить жизнью обычного здорового человека. Заниматься спортом, жениться, завести детей…
На глазах у государя выступили слезы:
– Ах, Александр Васильевич, вы сняли камень с моей души! Передайте вашим докторам мою огромную благодарность. К сожалению, я уже не могу вознаградить их, как они того заслуживают. Но я и Александра Федоровна будем каждый день молить Господа об их здравии. Вот видите, барон, – государь снова повернулся в мою сторону, – вот и еще одна причина, из-за которой я сотрудничаю с господином Сталиным и его друзьями. На кону жизнь моего единственного сына, и только они способны ее спасти.
Сказать честно, но из сказанного я почти ничего не понимал. Очевидно было лишь одно – государь был не против того, чтобы невысокий рябой человек со смешным кавказским акцентом потушил полыхающий по всей России пожар и построил на ее развалинах свой, лучший, с его точки зрения, мир.
И тогда я для себя решил, что раз это так, то я не имею причин поступать иначе. В конце концов, если я верен присяге, то должен выполнять волю императора, неважно, отрекся он от престола или нет. Честный человек присягает только один раз, и от присяги его может освободить только смерть или тот, кому он присягал.
Заметив мои колебания, Николай и Михаил переглянулись. Потом младший из братьев спросил меня:
– Господин барон, а каковы ваши дальнейшие планы?
– Не знаю, – ответил я, – генерал Потапов отозвал меня из отпуска по болезни для получения дальнейшего назначения. Мне пока еще не известна ни моя новая должность, ни место дальнейшей службы.
– Очень хорошо, – сказал великий князь Михаил. – Просто замечательно. Моей сводной конно-механизированной группе срочно нужен начальник штаба. Вы согласны занять эту должность? Местом же вашей службы будет самое горячее место германского фронта. Гарантировать могу лишь одно – скучно вам не
