великая тайна и загадка. Почему рождается тот
или иной человек, для чего предназначен? Всё это известно лишь там, откуда человек приходит,
откуда посылается в этот мир. Но, пожалуй, и смерть, как убеждаемся мы, не меньшая тайна, с
которой уходят уже туда. И нам она тоже неизвестна, потому что её, видимо, знают тоже лишь
там.
Но мы-то всё равно хотели бы что-нибудь понять. Только что поймёшь здравым рассудком в
этой последней истории с отцом и сыном? Почему умер отец – более или менее ясно: сам к этому
шёл. А сын? Тут-то и загадка… Тут и кивок в сторону какого-нибудь высшего, потустороннего
смысла не утешает…
*9
Интересен был советский дефицит: все эти машины, мотоциклы, право купить которые
предоставлялось передовикам производства.
Позже мы узнали, что генсек товарищ Леонид Ильич Брежнев любил гонять на автомобилях.
Только не на Жигулях или Москвичах, конечно. У него был целый парк иномарок, подаренных
главами различных государств. Мы такие машины увидели только в новое время. Глупо было
думать, что, ощущая под собой эти мощные, красивые и удобные автомобили, Брежнев не
сравнивал невольно социалистический строй с его Жигулями и капиталистический с Фордами и
прочими марками. Конечно, он это преимущество знал. Во всяком случае, дарители машин хорошо
570
помогали ему почувствовать это. Но куда тут прыгнешь? Он не был Лениным, то есть, не был
революционером, который сказал бы: «Стоп ребята, что-то тут не то!» Ему было не до этого – жил,
да и всё, катался, гонял, если уж так посчастливилось. В общем, как большой, наивный ребёнок.
Не всё было, конечно же, чисто и свято в представлениях нашего тогдашнего руководства о
социализме, который они строили. Они лепили его без веры, без искренних убеждений, потому и
профукали, в конце концов.
Когда на экраны кинотеатров вышла комедия «Приключения итальянцев в России», она мне
жутко не понравилась. Больше всего тем, что там безжалостно били Жигули. Ведь мы же хорошо
представляли, что такое подобная машина, из скоольких стабильных и нелёгких
стодвадцатирублёвых зарплат она состоит. На экране же машины гнут и мнут, как банки из под
консервы килька в томатном соусе. Более того, из-за перековерканных автомобилей мне не
понравился в том фильме и актёр Евгений Евстигнеев, которого я раньше обожал. Теперь же я
думаю: а вот что бы мог я почувствовать, если б мне в то время рассказали, что генеральный
секретарь партии товарищ Леонид Ильич Брежнев, гоняя по Москве, уханькал такую машину,
которою у нас в то время даже не видели? Честно скажу, не знаю, что именно я бы мог тогда
почувствовать, но, очевидно, что весть о кончине генсека я уже не встретил бы потом с
содроганием.
В своё время в народе гуляло много баек о визитах нашего высшего руководителя в разные
города. Слышал, например (уж не знаю правда это или нет), что перед приездом Брежнева в
Иркутск, в городе на той улице, по которой он должен был проехать выкрасили в зелёный цвет все
заборы. Более того, покрасили и кирпичную заводскую трубу. Но лишь с той стороны, которая
видна с дороги. Интересно было представить состояние маляров, работавших на высоте. Они ведь
понимали весь юмор своей работы. Крася трубу, они, возможно, задумывались: «А вот мчась мимо
на большой скорости с мигалками на крыше, посмотрит Леонид Ильич в эту сторону или нет?»
Если не посмотрит, то трубу, конечно, можно было бы и не красить. А если взглянет? Вот ради
этого возможного взгляда великого политического деятеля они и красят. И хорошо, что красят.
Работа срочная, хорошо оплачиваемая. Удивительно, что даже возможный предполагаемый взгляд
генсека стоит так дорого.
Мне и самому приходилось выступать в качестве украшения для Леонида Ильича, когда в 1974
году, он в рамках празднеств на Малой Земле приезжал в Новороссийск и посещал там большой
противолодочный корабль «Красный Крым». Я был тогда курсантов школы морских специалистов в
Анапе и нас привозили в Новороссийск для так называемого «оцепления». Нам следовало в своих
белых голландках, в бескозырках с белым верхом и ленточками «Морчасти погранвойск»,
красоваться вдоль дороги, по которой проедут машины. Мне не повезло тем, что я стоял не на
главной улице, а на пересекающей её, недалеко от перекрёстка (морячками была украшена не
только главная улица, но и все пересекающие её, возможно, опять-таки ради случайных взглядов
генсека). Зато повезло тем, что эта улица была недалеко от «Красного Крыма». И вот он момент,
который, конечно же, должен был запомниться мне на всю жизнь. Сначала мчатся чёрные Волги, а
за ними торжественная открытая Чайка. И в ней сам генеральный секретарь. Рука приветственно
поднята. Его благородная седина, кажется, светит уже сама по себе, а золотые звёздочки на груди
и вовсе излучают уж просто лазерные лучи, прожигающие не только пространство солнечного дня,
но и пространство исторического времени…
Но главное опять же не в этом. Не видя уже ничего дальнейшего, происходящего где-то за
углом, я слышал, как моряки на корабле гаркнули: «Здравия желаем, товарищ генеральный
секретарь коммунистической партии Советского Союза!» (Кажется, так). В оцеплении после этого
мы простояли ещё минут двадцать не более, потому что Брежнев тоже уехал оттуда. Нас
погрузили в автобусы и отвезли в Анапу.
Естественно, что оказавшись в центре такого грандиозного исторического события, я потом
хотел знать о нём всё досконально. И вот свежие газеты. А в газетах речь товарища Брежнева,
произнесённая на борту большого противолодочного корабля «Красный Крым». Переворачиваю
страницы газеты «Красная Звезда» и теряюсь. Там этой речи часа на два не меньше. Когда же он
успел её высказать, если, как мы знаем, скороговоркой генсек говорить не умел?
Потом на политзанятиях от нас требовали, чтобы мы эту речь законспектировали. Я не стал её
даже читать, потому что совершенно точно знал: Брежнев этой речи не произносил, и, пожалуй,
вряд ли сам знает о её существовании.
Ложь, кругом одна ложь. Возможно, она-то подобно кислоте и разъела, разрушила
социалистический строй и великую страну. Самая грандиозная ложь состояла в провозглашении
равенства всех. Тем более что сами кричавшие о равенстве, никогда себя равными не считали.
Разве может равный лезть в вожди по головам, да и по черепам тоже? А потом, оседлав красную
трибуну, вести за собой толпу и одобрять научные статьи в учебниках о роли личности в истории,
тем самым уже научно отделяя себя как личность от народа (толпы)? Люди никогда равными не
были и никогда равными не станут.
