стал раскладывать по опустевшим тарелкам что-то белесое, похожее на мягкий лёд, и все оживились и загомонили. Поблескивающий ломоть плюхнулся на тарелку Кессы, и та настороженно потыкала его вилкой.
- Это кецери, - сказал рыжий авларин. – И такого ты точно не ела. Много сразу нельзя, дай я заберу лишнее…
Три четверти ломтя исчезли с тарелки, и Кесса поскорее прибрала просвечивающий кусок и сунула его в рот. Потом она замотала головой и потянулась за чашей – съеденное следовало побыстрее запить!
Это была рыба – не рыба даже, а Листовик, но пропитанный странной горечью, пряный и кислый, пропахший мокрым мхом и едкими испарениями кислотных рек. Кесса попробовала в стенах Меланната много странных пряностей, но тут не узнала ни одной. Может, их и не было, - только мох, сырая земля и зимние ливни…
- Нравится? – спросил авларин, с сожалением покосившись на опустевшее блюдо в руках служителя. – Это гуш, рыба-остров. А вот что с ней делают – этого никто не знает. А то бы ели кецери каждый день. Вот, выпей ещё, смой горечь.
- Это еда пернатых ящеров? – тихо спросила Кесса, отодвинув чашу. – Эту рыбу принёс зурхан? За то, что вы сделали ему доспехи?
Эльф мигнул. Смех и разговоры вмиг затихли, и снова все смотрели на Речницу – но она уже не удивлялась.
- Зурханы тоже хотят жить, - сказал рыжий авларин. – И защищать себя и свой лес. Поэтому у них будут доспехи – а оружием их одарил Намра. И если они захотят, они поделятся с нами рыбой и травами, а если нет – мы ничего от них не потребуем. И было бы неплохо, о Кесса, если бы ты не вела разговоры о зурханах, когда уйдёшь из Меланната. Это ни к чему.
…Холодные зимние дожди и безумные ураганы Дикерта, - всё давно миновало, и воздух над моховыми дебрями вновь превратился в удушающее раскалённое марево. По ночам приходили грозы, по утрам весь двор был усыпан лепестками и обрывками листвы. Лес цвёл, казалось, даже папоротники покрылись соцветиями, и повсюду реяли канзисы, распустив щупальца по ветру, и сновали мальки фамсов, и цеплялась за остроконечные крыши небесная тина. Кесса, надев полосатую броню, бегала от башни к башне – но, похоже, привыкнуть к местной жаре ей было не суждено. Чёрная куртка давно упокоилась на самом дне дорожной сумы, и, если бы не медузы и колючие травы, Речница убрала бы туда же всё, кроме нижней рубахи и набедренной повязки.
- Река моя Праматерь! У нас в это время ещё к воде не подойдёшь, - качала она головой, выжимая промокшие от пота волосы. – Только-только лёд сошёл, и Река вздувается, и хорошо, если где-то увидишь зелёный листик…
- Да, холодно у вас там, - кивал Вейниен, подсовывая чёрной харайге кусочек рыбы. – Даже ящеры не прижились. А пока ты доберёшься до своей реки, там уже потеплеет?
- Там уже зима настанет, - вздыхала Кесса. – Какой Хесс всё-таки огромный! Я, когда слушала легенды, и не думала о таких длинных дорогах!
Она в последний раз зашла в грибную башню – не с водой и не с пустым коробом, просто попрощаться. Пёстрые шляпки, как и прежде, топорщились на каждом уступе, грозя уронить лестницу – или укрепиться и на ней. Белесые нити змеились во мху, обвивали комья слежавшегося пепла. Кесса склонилась над ними, примеряясь, как удобнее будет поддеть кусок перегноя. «Если не выставлять на ветер и не жалеть воды – может, до Реки донесу? Растут хорошо, на вкус недурны…»
- Не выйдет проку из этой затеи, - негромко заметил Иллингаэн, останавливаясь в дверях, и Кесса, вздрогнув, выронила комок земли и повернулась к нему. – Свитки говорят, что пробовали многие, но никто не сообщил об удаче. Говорят, что и Куджагла на вашей земле не вырастает.
- Жаль, - вздохнула странница. – У вас вкусные грибы. Наверное, другим Чёрным Речникам они тоже нравились…
- Очень может быть, - покивал Иллингаэн. – Но не всё получается так, как хотелось бы. Та же ярга… Чего не хватает ей в прудах и протоках?! Жиреет, живёт долго, но о нересте и не думает… Ладно, едва ли ты хочешь об этом слушать. Зайди перед отъездом в Залу Клинков. Не только Риланкоши хотел бы сделать тебе подарок.
Риланкоши был щедр – так, что Кесса даже смутилась и не хотела принимать дар. Её треугольные башмаки ойтисской работы ещё не сносились, как она ни шлёпала в них по моховым лесам, - а целитель отдал ей настоящие авларские сапоги со звериными когтями! Не у каждого эльфа-юнца такие были, все недоросли бегали в лубяных оплётках…
Кесса собирала припасы – прозрачные авларские лепёшки, и сушёные грибы, и нарезанную на тонкие прокопчённые полоски яргу, и полную флягу уна… В этой фляжке раньше была цакунва, но сосуд давно опустел – и странница наполнила его до краёв. Ун вкусен, и цакунва вкусна, но между краями, где их готовят, дикие бесплодные земли…
- Что же, вина ты с собой не возьмёшь? – удивилась эльфийка-ключница, заворачивая припасы в серебристые листья. – Не понравилось?
- Тут Агаль наступает на пятки, - насупилась Кесса. – Нужен ясный разум. А какая ясность после меланнатского вина?
И этим утром во дворе громыхало и лязгало – из кузниц и шорных мастерских выносили что-то громоздкое, завёрнутое в циновки, грузили на алайг, и ящеры приседали и взрыкивали под увесистым грузом. Иллингаэн стоял у ворот, непривычно резким голосом отдавал указания, пока последний из нагруженных ящеров не выбрался на лесную тропу.
- Ловушки ты минуешь по реке, - сказал Иллингаэн, обернувшись к Кессе. – В Скейнат она тебя проводит. А дальше – ищи дорогу. Не знаю, поможет ли это тебе, но…
Он протянул Речнице круглый деревянный щит – один из тех, с которыми тренировались эльфы-юнцы.
- Будь это простое дерево, оно давно разлетелось бы в щепки, - усмехнулся он. – Но… видела ты в Зале Клинков сломанные или зазубренные деревянные мечи? Или расколотые щиты? Повесь на спину – по крайней мере, прикроешься от шальной стрелы. А что до сражений… Избегай их, пока сможешь. До воина тебе далеко, как до третьей луны.
Зеркало Призраков куталось в лиловый туман, пронизанный алыми молниями, странные сполохи пробегали по нему от края до края, и подвески тревожно звенели. Вейниен
