— Что мы можем сделать для деревни? — спросил он.
— Ничего.
— Там женщины! Дети!
— Я знаю.
— Мы не можем оставить их!
— Что вы хотите, чтобы мы сделали? — спросил Шарп. — Чтобы мы пошли и спасли их? А что в это время произойдёт здесь? Ублюдки захватят высоту, — он ткнул пальцем во французских вольтижёров, которые топтались на полпути к вершине, не зная, продолжать ли подъём или оставить свои намерения. — А когда вы доберётесь до деревни, что вы найдёте там? Драгунов! Сотни проклятых драунов! И когда погибнут последние из ваших солдат, вы почувствуете удовлетворение от мысли, что попытались спасти деревню… Нет, вы ничего не можете сделать для них.
Но Висенте был упрям:
— Мы должны попробовать.
— Вы хотите послать людей в патруль? Сделайте это, но остальные будут здесь. Это место — наш единственный шанс остаться в живых.
Висенте содрогнулся:
— Вы не собираетесь идти на юг?
— Если мы спустимся с этого холма, — сказал Шарп, — драгуны скосят нас своими чёртовыми саблями. Мы в ловушке, лейтенант.
— Вы позволите мне послать патруль в деревню?
— Троих, — уступил Шарп.
Он бы даже троим не разрешил идти с Висенте, но видел, что портулагьский лейтенант отчаянно хочет узнать, что случилось с его соотечественниками.
— Передвигайтесь скрытно, лейтенант, — приказал Шарп, — Укрывайтесь в деревьях. Передвигайтесь очень осторожно.
Висенте вернулся три часа спустя, так и не добравшись до деревни. Вокруг Вила Реаль де Зедес было слишком много драгун и синемундирной пехоты.
— Я слышал крики, — сказал он.
— Да, — согласился Шарп. — Вы сделали, что могли.
В долине, ниже виллы, сырой тёмной ночью горела деревенская церковь. Это был единственный свет, который он видел во мраке. Ни звёзд, ни мерцающих огоньков свечей и ламп в деревенских окнах — только мрачное красное пламя пожара. И Шарп понимал, что завтра французы придут сюда снова.
Утром французские офицеры завтракали на террасе, укрытые сенью увившей решётки виноградной лозы. Деревня изобиловала продовольствием, и на завтрак подали недавно испеченный хлеб, ветчину, яйца и кофе. Дождь прошёл, в ветре ещё ощущалась его влага, в долине пряталась ночная тень, но небо обещало тёплый солнечный день. Дым сожженной церкви плыл на север, и с ним — тошнотворный запах горелой плоти.
Рыженькая Мария принесла подполковнику Кристоферу его утренний кофе. Подполковник извлёк изо рта зубочистку из слоновой кости и весело поблагодарил её:
— Obrigado, Мария.
Мария содрогнулась, но торопливо кивнула и удалилась.
— Она заменила вашего слугу? — спросил бригадир Виллар.
— Несчастный парень куда-то делся, — пожал плечами Кристофер. — Сбежал.
— Хорошая замена, — заметил Виллар, следя за Марией. — Она гораздо симпатичней.
— Была, — согласился Кристофер. — Но будет симпатичной снова.
Лицо Марии было покрыто ужасными синяками и всё распухло, и от былой красоты осталось немного.
— Вы сильно избили её, — с лёгким упрёком сказал Виллар.
Кристофер отхлебнул свой кофе.
— У англичан есть поговорка, бригадир. Чем больше колотишь собаку, женщину и ореховое дерево, тем лучше.
— Ореховое дерево?
— Говорят, чем сильнее трясёшь ствол, тем больше нападает орехов. Понятия не имею, верно ли это, но точно знаю, что женщину надо сломать, как собаку или лошадь.
— Сломать? — Виллара покоробил хладнокровный цинизм Кристофера.
— Глупая девчонка сопротивлялась, — объяснил Кристофер, — Устроила драку. Я показал, кто её хозяин. Каждой женщине нужно показать это.
— Даже жене?
— Особенно жене, — сказал Кристофер, — Хотя тут надо действовать медленнее. Хорошую кобылу надо объезжать неторопливо. Но эту нужно было быстро вздуть. Я не возражаю, если она злится на меня, но никто не хочет, чтобы жена кисла от недовольства.
Не у одной Марии сегодня утром было разбито лицо. У угрюмого майора Дюлона на переносице красовалась чёрная отметина. Именно он с небольшой группой своих людей добрался до сторожевой башни, опередив британских и португальских солдат, и был потрясён свирепостью, с которой враг напал на него.
— Позвольте мне вернуться, mon General, — умолял он Виллара.
— Конечно, Дюлон, конечно.
Виллар не обвинял офицера в ночном конфузе. Оказалось, что британские и португальские солдаты, которые должны были оказаться на конюшенном дворе за виллой, почему-то двинулись на юг и оказались на полпути к сторожевой башне, когда начался штурм. Но майор Дюлон не привык терпеть неудачи, и поражение больно ударило по его гордости.
— Разумеется, вы вернётесь, — заверил его бригадир. — Но не сразу. Думаю, мы вначале позволим проделать этот грешный путь les belles fille.
— Красивым девушкам? — Кристофер удивился, зачем это Виллару посылать девушек к сторожевой башне.
— Так император называет пушки, — объяснил Виллар. — На батарее в Валенго есть пара гаубиц. Я уверен, что артиллеристы будут рады позволить нам поиграть их игрушками, не так ли? Один день учебных стрельбищ — и те идиоты на вершине будут сломлены, как и ваша рыжая.
Бригадир кинул взгляд на девушек, которые готовили завтрак.
— Я осмотрю нашу цель после завтрака. Может быть, вы предоставите мне честь воспользоваться вашей подзорной трубой?
— Конечно, — Кристофер передал трубу через стол. — Но будьте осторожнее, мой дорогой Виллар. Это очень ценная для меня вещь.
Виллар достаточно знал английский язык, чтобы прочесть на латунной табличке инициалы:
— Кто это — «АW»?
— Сэр Артур Уэлсли, разумеется.
— И за что же он выразил вам благодарность?
— Неужели вы ожидаете, что джентльмен ответит на подобный вопрос, мой дорогой Виллар? Это было бы хвастовсто. Будет достаточно сказать, что я получил сей дар не за то, что ваксил его ботинки.
Кристофер скромно улыбнулся и обратил своё внимание на хлеб и яйца.
Офицер с запросом о паре гаубиц в сопровождении двухсот драгун быстро съездили назад в Валенго и вернулись тем же утром. Правда, только с одной гаубицей. Но Виллар знал, что этого более чем достаточно. Стрелки были обречены.
Глава 6
— На самом деле вам нужна мортира, — сказал лейтенант Пеллетье.
— Мортира? — бригадного генерала Виллара удивила самоуверенность лейтенанта. — Вы считаете себя вправе давать такие советы?
— Вам нужна мортира, — упёрся Пеллетье. — Проблема в том, что цель расположена на высоте.
— Проблема, лейтенант, — заявил Виллар с явным намеком на невысокое звание Пеллетье. — в том, чтобы наглые ублюдки на той проклятой вершине захлебнулись в собственном дерьме, — он ткнул пальцем в руины сторожевой башни. — Я не хочу ничего слышать о высоте. Я хочу знать, что они уничтожены.
— Уничтожение — это наша работа, мсье, — ответил лейтенант, совершенно не задетый гневной тирадой Виллара. — но, чтобы это сделать, я должен приблизиться к наглым ублюдкам.
Лейтенант был очень молод, настолько, что Виллар задался вопросом, начал ли Пеллетье бриться. К тому же он был худой, как палка, и его белые лосины, белый жилет и короткий тёмно-синий мундир висели на нём, как тряпьё на чучеле. Тощая шея торчала из жёсткого синего воротника, на длинном носу красовались очки с толстыми линзами, придававшими ему вид несчастной, полудохлой от голода рыбы. С истинно рыбьим хладнокровием Пеллетье повернулся к своему сержанту:
— Двухфунтовым на двенадцать градусов, верно? Если мы приблизимся примерно до трёхсот пятидесяти toise?
— Toise? — Бригадир знал, что стрелки пользовались старыми единицами измерения, в которых он не рзбирался. — Какого черта вы не говорите по-французски?
— Триста пятьдесят toise? Это примерно…, - Пеллетье замялся, производя подсчёты.
— Шестьсот восемьдесят метров, — встрял его сержант, столь же худой, бледный и молодой.
— Шестьсот восемьдесят два, — уточнил Пеллетье.
— Триста пятьдесят toise? — вслух размышлял сержант. — Двухфунтовым зарядом? На двенадцать градусов? Думаю, получится, мсье.
— Может быть, — пробормотал Пеллетье и повернулся к бригадиру. — Цель высоко, мсье.
— Я знаю, что высоко, — с сарказмом заметил Виллар. — Это ведь холм.
— Сложилось мнение, что гаубицы замечательно поражают цели на высотах, — продолжил Пеллетье, игнорируя сарказм Виллара. — На самом деле угол подъёма ствола у гаубицы чуть больше двенадцати градусов от горизонтали. Мортира имеет угол подъёма значительно больше, но, наверное, ближайшая мортира есть лишь в Опорто.
— Я хочу всего лишь, чтобы эти ублюдки сдохли! — прорычал Виллар, и вдруг ему на память пришло кое-что ещё. — А почему трёхфунтовый заряд? Артиллерия использовала трёхфунтовые заряды при Аустерлице.
