Запущенный снаряд прочертил дугу к вершине холма. После первого выстрела фитиль укоротили, и снаряд упал и взорвался точно среди скал. Теперь выстрелы следовали один за другим, без перерыва, и каждый снаряд взрывался раскалёнными свистящими в нагромождениях валунов осколками. Но французы, кажется, не сознавали, насколько надёжным укрытием были камни. На вершине стояла пороховая вонь, дым плыл густой, как туман, окутывая покрытые лишайником камни сторожевой башни, но чудесным образом все остались целы. Один из людей Висенте был легко ранен шальным осколком в плечо, но это было единственным несчастным случаем. Однако это было тяжёлое испытание. Люди сидели, сгорбившись, отсчитывая в обратном порядке время между выстрелами, следовавшими ровно раз в минуту. Пока тянулись секунды затишья, все молчали. Каждый выстрел начинался грохотом от подножия холма, потом был свист, потом удар снаряда о землю, ещё один взрыв пороховой начинки внутри — и визг разлетающихся осколков лопнувшей оболочки. Один снаряд сразу не разорвался, и все, затаив дыхание, ждали несколько секунд, но фитиль, видимо, оказался дефектным.
— Сколько же у них этих чёртовых снарядов? — спросил Харпер через четверть часа.
Никто ему не ответил. Шарп помнил, что у британских шестифунтовиков в зарядном ящике и передке орудия вроде бы помещалось более сотни зарядов, но у французов всё могло быть иначе, и он не стал ничего говорить. Вместо этого он обошёл форт — от башни до людей, укрывшихся в редуте, — с тревогой осмотрел склоны холма, но не нашёл признаков готовящейся атаки.
Он возвратился к башне. Хэгмэн вытащил маленькую деревянную флейту, которую вырезал, пока выздоравливал, и наигрывал отрывки знакомых мелодий и трели, напоминавшие пение птиц. Очередной снаряд разорвался на вершине, осколки градом застучали в стену башни, но хриплые звуки флейты прорезались сквозь стихающий грохот.
— Я всегда хотел научиться играть на флейте, — сказал Шарп просто так, ни к кому конкретно не обращаясь.
— А я хотел бы на скрипке, — заявил Харрис.
— Ты и без скрипки громко скрипишь, — отозвался Харпер.
Все засмеялись, а Харпер лишь усмехнулся свысока. Шарп мысленно считал секунды и представлял себе, как гаубицу закатывают на место, в ствол заталкивают мокрую губку, чтобы погасить тлеющий в задней части ствола невзорвавшийся порох, и ариллерист зажимает пальцем запальное отверстие, из которого вырывается струя пара. Потом в ствол заталкивают холщовые мешки с порохом и шестидюймовый снаряд с аккуратно подрезанным фитилём, торчащим из деревянной пробки. Артиллерист через запальное отверстие протыкает наполненный порохом мешок, потом в отверстие вставляется начинённую порохом тростинку — запал. Расчёт отступает, затыкая уши, один из французов поджигает запал…
В этот момент раздался грохот, и дымящий запалом снаряд, влетев в брешь в стене башни, рухнул прямо у их ног, застряв между мешками с продовольствием. От тлеющего фитиля поднималась струйка дыма. Шарп понял, что сейчас они умрут или будут покалечены при взрыве, и, не раздумывая, прыгнул вниз. Он попытался выдернуть фитиль, но было уже поздно, и тогда он упал на снаряд животом. «Я не хочу, — пронеслось в сознании. — Не хочу умирать… По крайней мере, быстро… это будет быстро… и не придётся больше придумывать, что делать… и все останутся целы… Дьявол, да когда же она взорвётся-то?!». Он встретился взглядом с Дэниэлом Хэгмэном, который, с выпученными глазами, смотрел на него, выпустив из губ флейту.
— И долго вы собираетесь высиживать это проклятое яйцо? — хриплым от пережитого страха голосом спросил Харпер.
Хэгмэн засмеялся, к нему присоединились Харрис, Купер, да и сам Харпер. Шарп привстал со снаряда и увидел, что деревянная пробка, в которую был вставлен фитиль, обуглилась, но сам фитиль-таки выпал. Он поднял чёртов снаряд, швырнул его в отверстие и услышал, как он с грохотом покатился вниз по склону.
— Милосердный Боже, — пробормотал Шарп.
Он взмок от пота, его била дрожь. В полуобморочном состоянии он прислонился к стене, глядя на своих людей, которые надрывали со смеху животы.
— О, господи, — выдавил он.
— Если бы это яичко треснуло, сэр, вас точно бы пронесло, — сказал Хэгмэн, и все закатились с новой силой.
После всего, что случилось, Шарп совершенно обессилел.
— Если вы, ублюдки, ни на что другое не способны, тогда накрывайте на стол, — заявил он. — Раздайте всем попить.
Он нормировал потребление воды, как и пищи, но день стоял жаркий, и пить хотелось всем. Шарп вышел из башни вслед за стрелками. Висенте, который понятия не имел, что только что случилось, но увидел второй неразорвавшийся снаряд, взволнованно спросил:
— Что случилось?
— Фитиль выскочил, — ответил Шарп.
Он спустился к северному редуту взглянуть на гаубицу. И сколько же у ублюдков, чёрт возьми, боеприпасов? Они стали стрелять пореже, но это, возможно, потому что устали артиллеристы, а не из-за нехватки снарядов. Шарп видел, как они зарядили орудие, но даже не пригнулся. Снаряд взорвался позади башни. При выстреле гаубица отскочила на восемь или девять футов, намного меньше чем полевое орудие. Стрелки, налегая плечами на колёса, вернули её на место. Воздух дрожал от жары: с неба палило солнце и низким, стелющимся огнём горела трава. Пламя, вылетающее с каждым выстрелом из ствола, оставило широкую проплешину почерневшей травы и папоротников перед гаубицей. Шарп заметил ко-что ещё, что озадачило его, и он торопливо раздвинул маленькую подзорную трубу Кристофера, проклиная себя за то, что потерял свою. Артиллерийский офицер присел у колеса гаубицы с поднятой рукой. Зачем он это делал? Солнце уже склонялось к западу, тени удлинились, и Шарп увидел, что на выровненной площадке торчат из земли два камня размером с двенадцатифунтовое ядро. Как только колёса коснулись камней, офицер опустил руку, и артиллеристы начали заряжать.
Шарп нахмурился, размышляя. Зачем французский офицер отметил камнями место установки колёс перед выстрелом? Окованные железом колёса оставляют глубокие колеи в грунте, которые и служат для артиллеристов отметинами, куда надо вернуть орудие после выстрела. Но всё же они позаботились вкопать там камни. Он быстро пригнуся за стеной, потому что из клуба дыма прилетел новый снаряд. Он недолетел, и осколки с грохотом обрушились на низкую каменную стену редута. Пендлтон высунул голову из-за бруствера:
— Почему они не стреляют ядрами, сэр?
— Гаубицы ядрами не стреляют, а из пушки вверх не выстрелишь. — раздражённо ответил Шарп, всё ещё поглощённый мыслью о тех камнях.
Зачем они там? Может, ему почудилось? Но, посмотрев в трубу, он снова их увидел.
Вдруг стрелки отошли от гаубицы. Появились десятка два пехотинцев, но не для атаки, а для охраны оставленного орудия.
— Они ужинать пошли, — предположил Харпер.
Он принёс воду на передний рубеж и теперь сидел рядом с Шарпом. Он смущённо ухмыльнулся:
— То, что вы сделали, сэр, было очень храбро.
— Вы, чёрт возьми, сделали бы то же самое.
— Да нет, чёрт возьми, — с неожиданной злостью выпалил Харпер. — Я выскочил бы из проклятой двери, как ошпаренная кошка, если бы только не отказали мои проклятые ноги.
Он увидел одиноко стоящую пушку.
— На сегодня они закончили? — спросил он.
— Вряд ли, — ответил Шарп, и вдруг понял, зачем там эти камни.
И понял, как это использовать.
Обосновавшись на вилле, бригадир Виллар первым делом налил себе бокал самого лучшего белого порто Сэвиджей. Он расстегнул синий мундир и даже верхнюю пуговицу брюк, чтобы освободить местечко для замечательно приготовленной бараньей лопатки, которую он разделил с Кристофером, своими офицерами и тремя дамами. Дамы были француженками, но, разумеется, не жёнами. Одна из них, чьи золотые волосы блестели при свете зажжённых свечей, сидела рядом с лейтенантом Пеллетье, который сквозь очки неотрывно смотрел на глубокую ложбинку между её мягко очерченными грудями, куда в сокровенную тень по припудренной коже стекали ручейки пота. Её присутствие настолько ошеломило Пеллетье, что он совершенно онемел, и вся его уверенность, которую он демонстрировал при первой встрече с Вилларом, растаяла.
Бригадир, удивленный тем, какой эффект произвела женщина на артиллерийского офицера, наклонился вперёд и принял свечу из рук майора Дюлона, чтобы прикурить сигару. Ночь была тёплой, окна открыты, и большая бледная ночная бабочка порхала вокруг зажёных канделябров в центре стола.
— Действительно ли в Англии принято, чтобы женщины уходили после ужина из-за стола, прежде, чем подадут сигары? — спросил Виллар Кристофера между затяжками, чтобы сигара как следует раскурилась.
— Заслуживающие уважения женщины — да. — чтобы ответить, Кристофер вынул изо рта зубочистку.
