– И как же ты собираешься отыскать такого фраера… с червонцем пятнадцатого года?
– Знакомства с продавщицами в антикварных салонах. Коллекционеры. Протезисты. Ювелиры. Объявления в газеты, в конце концов. Но это – не главное. Одевайся, Рита, поехали.
– А что главное? – уточнила Пиля, водружая на голову кепку.
– Во время дружеской пьянки в славном городе Марселе господин Точилин признался, что два года назад в нашем городе уже работала следственная группа. Кстати, из Генпрокуратуры. Незаконная утечка драгметаллов в особо крупных размерах.
– И че… нашли, откуда утечка? – Достав из кармана автомобильные ключи, Рита пошла к калитке, за которой чернела «Волга».
– Нет, естественно. Или плохо искали… Или им заплатили, чтобы плохо искали.
– Кто заплатил?
– Знал бы прикуп – жил бы в Париже! – бросил Сазонов и помахал рукой Александре Федоровне: – Мама, мы поехали! Что-нибудь надо?
– Сыночек, не забудьте для Тасеньки куриной печенки купить! – попросила старушка. – Риточка, напомни ему, пожалуйста!
Усевшись в нагретый за день салон, Жулик скомандовал:
– В городскую прокуратуру.
– Ты че – в натуре в этот гадюшник пойдешь? – не поверила рецидивистка.
– Пойду, Рита, пойду. И не только сегодня. Сейчас мы отправляемся туда на разведку. Неплохо бы изучить расписание: во сколько заканчивается рабочий день у тех следаков, которые могут меня опознать… Без визита в прокуратуру мне никак не обойтись, – задумчиво пояснил Сазонов, когда «Волга» выкатила за околицу дачного поселка. – Кое-какие материалы следствия двухгодичной давности наверняка сохранились в архиве.
Обогнав за пыльным шлейфом колхозный грузовик, «Волга» выехала на шоссе, приятно перечеркиваемое равномерными тенями пирамидальных тополей.
– К тому же Генпрокуратура – надзорный орган, – в который уже раз напомнил Жулик, опуская стекло дверцы. – И меня как представителя этого самого органа несколько удивляет обвинение гражданина Сазонова А. К. по статье сто тридцать первой части «два». Так что нам предстоит целых два расследования. Работы, конечно, много. Придется покалымить…
– Лучше калымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме! – отозвалась Рита популярной лагерной присказкой и, притопив педаль газа, зашуршала пачкой «Беломора». – Это я только теперь въехала: у нас же с тобой типа как гастроль в родном городе! Ну, ништяк! Кстати, а с какого расследования ты начнешь? С Мандавошки, тебя офоршмачившей? Или… с истинных ценностей? Я о «рыжье».
– Изнасилование относится к делам частного обвинения. Потерпевшая согласна пойти на мировую за десять тысяч долларов. Этих денег у меня, к сожалению, нет. Ты сама знаешь, как мало платят нам, следователям! А ведь я не коррупционер, не казнокрад и не мздоимец. Потому-то именно мне и поручено восстановить здесь диктатуру закона. Так что придется эти деньги зарабатывать профессиональными навыками! – весомо подытожил аферист.
Удушливое сизое марево висело над горячим шоссе. Городские окраины вырастали словно из-под земли: типовые девятиэтажки грязно-серого бетона, ржавые металлические трубы, перекопанные траншеями глинистые пустыри…
– И че потом, гражданин начальничек? – окончательно развеселилась Пиляева.
– Когда я заработаю десять тысяч долларов, непременно свяжусь с доверенным лицом потерпевшей, – Сазонов достал из портмоне бумажку с номером мобильника Голенкова – ту самую, которую Мандавошка отдала Александре Федоровне. – Попытаюсь обсудить с этим господином юридические казусы и нонсенсы. Но для этого, повторяюсь, нужны деньги. Стало быть, оба дела придется объединять в одно производство.
– Поиск подпольного монетного двора… и твое обвинение по «мохнатке»? – уточнила Пиляева и, проскочив перекресток на желтый, вывела «Волгу» на главный проспект.
– Вот именно. Иначе мне не стоило возвращаться из Франции. Конечно, я мог бы околачивать правоохранительную грушу просто так… из любви к искусству. Но ведь труд старшего следователя должен быть оценен зарплатой! А раскрытие особо тяжкого преступления – и премией! – патетически заявил Леха. – А уж когда мы с тобой закончим расследование, то премия, как мне кажется, выйдет… м-м-м… немалой. Побольше десяти тысяч. На каждого.
Описав по булыжной площади полукруг, черная «Волга» остановилась у серого здания без архитектурных излишеств. «Министерство юстиции РФ. Городская прокуратура», – значилось на табличке парадного подъезда.
Сазонов взглянул на часы.
– Половина второго, – сказал он, – сейчас у следаков обеденный перерыв. Обожди меня тут, я схожу в архив, выясню расписание и кое-какие мелочи.
Выйдя из «Волги», Леха поправил солнцезащитные очки и походкой знающего себе цену человека зашагал к двери. Взгляд Пиляевой прожигал ему спину: кто-кто, а блатнючка прекрасно понимала, как сильно рисковал ее кент…
Однако все обошлось. Не прошло и четверти часа, как Сазонов покинул прокуратуру.
– Все в порядке. Оформил себе допуск в архив на завтра, – бросил он, рассматривая листок бумаги, скрепленный фиолетовой печатью. – Пять вечера, конец рабочего дня. Самое то.
– Ничего стремного? – спросила Рита обеспокоенно.
– Не кипешуйся. Тут уже половина мусоров новых. Кто не попался на взятках – на повышение пошел, кто попался – уволился или сел, – скривил угол прямого рта Леха и тут же заулыбался: – Видела бы ты, как заместитель прокурора шнифты вылупил, когда мои ксивы увидел! Ну что, Пиля, – поехали дальше. К визиту в архив следует хорошенько подготовиться. Тут через два квартала магазин «Мир фотографии». К нему и рули, – попросил он и, достав из кармана блокнот с авторучкой, принялся что-то записывать.
Нагло подрезав ментовский «уазик», черная «Волга» с приметным московским минюстовским номером покатила по оживленному проспекту.
– Прикидываю, как наши мусора обосрались, когда о московской ревизии узнали! – предположила Пиляева, останавливая машину на светофоре.
Сазонов оторвал взгляд от записей.
– С первых же свободных денег куплю им мыло душистое и полотенце пушистое, – сердечно пообещал он. – А также много-много туалетной бумаги.
* * *
Утро началось с телефонного звонка – настырного, пронзительного и бесконечного. Сунув ноги в шлепанцы, сонный Голенков поплелся в прихожую.
– Слушаю… – произнес он, прикидывая, кто мог звонить ему в такую рань.
Неизвестный абонент несколько секунд посопел в трубку и аккуратно положил ее на рычаг. Так повторялось несколько раз: звонок, сопение, короткие гудки – и снова звонок.
– Может, какие-то мальчики Таньке звонят да меня боятся? – растерянно предположил Эдуард Иванович.
И тут же забыл о странных звонках: слишком много дел предстояло сделать сегодняшним утром. Приехав на работу, Голенков принялся названивать подругам жены, создавая себе алиби резонным вопросом: извините, а вы мою Наташку не видели? Съездив к обеду в школу, убийца засветился с тем же вопросом на вахте и в учительской. И лишь после этого отправился в райотдел, мысленно отшлифовывая заявление об исчезновении супруги.
Заяву, естественно, не приняли – по инструкции требовалось выждать три дня. Это означало, что «жертву несчастного случая», скорее всего, просто не успели оформить в морге.
– Ладно, пусть будет три дня… Главное, что в дежурной части меня запомнили! – пробормотал Голенков, усаживаясь за руль.
На полдороге к ресторану он заметил Таню. Стоя неподалеку от магазина «Мир фотографии», она названивала кому-то из уличного таксофона.
Едва взглянув на дочь, Эдик с ослепительной ясностью понял: случилось нечто из рук вон выходящее. В облике девушки сквозила необъяснимая потерянность. Опущенные плечи, жалко ссутуленная спина, необыкновенно бледное лицо…
Бросив машину прямо на светофоре, Голенков побежал к дочери.
– Танюша, что с тобой?
Услышав отца, Таня резко обернулась. Лицо ее перекосила гримаса гадливости.
– Ты?..
– Да… Танечка, что у тебя случилось?
– Ничего, – лицо и фигура дочери точно одеревенели, и по щекам ее быстро-быстро покатились слезы. – Ничего не случилось. Только…
– Что, Танюша?!
– Ты мне больше не папа, а я тебе не дочь, – с откровенной ненавистью объявила она и, достав из кармана пять стодолларовых купюр, протянула их Голенкову. – Не надо мне ни твоих денег, ни твоих шмоток… Ни твоего золота! Я ухожу из дому!
Сказала – и, развернувшись, зацокала туфельками по асфальту.
Эдик так и остался стоять, сжимая деньги в руках. Глядя вслед Тане, он хлопнул глазами и переждал головокружение. Под ложечкой у него задрожало.
– И что на нее нашло? – остолбенело прошептал Голенков, утирая шею над взмокшим воротником. – Неужели… из-за этого уголовника?
Никогда еще он не испытывал к Жулику такой ненависти, как теперь.
* * *
Свернув с оживленного проспекта, черная лаковая «Волга» с козырным московским номером остановилась перед магазином «Мир фотографии». Вильнув вправо, машина перевалила через бугор бордюра и, нагло игнорируя правила дорожного движения, въехала на тротуар перед входом.
