Надежда ОЛИЗАРЕНКО (СССР). Легкая атлетика. Бег на 800 метров.
Дайнис КУЛА (СССР). Легкая атлетика. Метание копья.
Мирус ИФТЕР (Эфиопия). Легкая атлетика. 10000 метров.
Команда Франции. Фехтование. Женщины. Рапира.
Роберт ван де БАЛЛЕ (Бельгия). Дзюдо. Весовая категория до 95 кг».
Ехали молча. Когда уже подъехали к чайхане, Силач, выключив зажигание, сказал Туре:
— Значит, наше дорогое начальство нам намекает, чтобы мы себя вели скромнее?
— Выходит, что так, — кивнул Тура. — Любимый метод мафиозников — давить с помощью заложников.
— Надеюсь, что это им не удастся, — тряхнул Силач головой, — завтра же утром выедем в Ташкент, перевезем их в новое место.
Самого Сувона в чайхане не было, но на супе, в углу, они увидели Тулкуна Азимова — старик степенно пил чай. Тура и Силач подошли к старому товарищу, сердечно поздоровались, сели рядом. Мальчик-ученик, племянник Сувона, принес свежий чай, разлил по пиалам, и, когда он отошел, Тура спросил:
— Тулкун-ака, какие дела привели вас к нам?
— Меня мучает сомнение, — вздохнул Тулкун. — В тот день, что мы с тобой виделись последний раз, Тура, убили этого несчастного мальчишку — Сабирджона…
— Да, Тулкун-ака, его убили, может быть, в тот момент, когда мы с тобой разговаривали… И вместе с ним убили Большого Корейца…
— До нас не сразу вести доходят — мы живем в углу мира. Но я уже услышал о твоих делах… — Тулкун замолчал, будто раздумывал, говорить ли дальше на эту щекотливую тему или деликатно промолчать, потом махнул рукой: — Я долго думал, могу ли я высказать такое, пока не понял, что не могу не сказать тебе… Ты не знаешь, почему я позвал тебя сюда.
— Я не думал об этом, — осторожно заметил Тура. — С умным человеком выпить чаю можно в любом месте!
— Наверное, — кивнул Тулкун. — Но я решил тебе сказать, что в то утро, как ты приезжал ко мне в Урчашму, я видел там Сабирджона…
— И что он делал? — заинтересовался Тура.
— Он пил чай и разговаривал с Сувоном…
От неожиданности Тура опешил и бессмысленно переспросил:
— С Сувоном? С нашим Сувоном? Чайханщиком?
— Да, — коротко кивнул Тулкун.
— А он часто бывал у вас?
— Нечасто. Раз в месяц примерно. Он у нас на базе мясо берет… И в тот раз брал… Не знаю, может, случайно они за столом оказались вместе…
— Долго разговаривали? — спросил Тура.
— Не могу тебе, Тура, сказать точно — не обращал я внимания, сам понимаешь… К ним еще потом Зият подошел, вместе сидели…
— Зият? Кто такой? — посунулся к ним ближе Силач.
— Бывший инспектор из Дарвазы. В ГАИ когда-то работал… Потом в Казахстан переводился, снова возвращался. Не помните его?
— Зият Адылов!.. — Тура слышал это имя, но не мог вспомнить, в связи с чем его упоминали.
Старик отпил глоток чая, положил ладонь на руку Туре:
— Я ничего плохого сказать о Сувоне не могу. Но предупредить тебя должен. Он тебе сам ничего не рассказывал о разговоре с Сабирджоном?
Тура обменялся с Силачом взглядом, медленно покачал головой:
— Нет, ничего он мне не говорил о Сабирджоне… Какое-то очень важное воспоминание плавало у самой кромки памяти, оно тревожило и будоражило, оно должно было объяснить все. Если бы оно пришло сейчас — все стало бы на свои места. Но оно не приходило — рассыпалось, таяло, исчезало.
«Почему? Почему Сувон не сказал, что видел Сабирджона накануне смерти? Не придал значения? Этого не может быть! Может быть, боялся? Меня? Или тех, кто повезет мимо него наркоту? Но Салим Камалов благополучно проехал бы мимо — он и не знал о нем!
Я должен что-то важное вспомнить, и все встанет на свои места…»
— Тулкан-ака, напрягись, пожалуйста, думай изо всех сил… Люди, которые убили Корейца и Сабирджона, гонят фальшивый коньяк и распространяют его вместе с опиумом по всей области… Делают из людей инвалидов, ломают молодых. Мы с Силачом совершенно уверены, что его делают где-то неподалеку от твоих мест — между Урчашмой и Дарвазой… Подумай, где это может быть? Мы не можем ехать туда наугад — район маленький, сразу все станет известно! Производство уберут мигом, а нас подстрелят. Думай, Тулкун-ака, думай…
— Большое помещение и не нужно, — рассудительно заметил Азимов. — На винопункте создают излишек спирта. Это просто. Бутылки берут из пункта приема стеклотары. Этикетки, колпачки скупают. Им привозят… Остаются механизмы для закупоривания… А даты ставят штемпелем, они во всех канцелярских магазинах продаются…
— У тебя есть знакомые на винопункте в Дарвазе? — спросил Тура. — На худой конец я мог приехать ночью от твоего имени…
Азимов покачал головой:
— В самой Дарвазе они не станут делать цех, — мотнул головой Тулкун. — Люди заметили бы — машины приходят, чужаки ездят… Нет! Я думаю, они в Ак-Су могли окопаться… На рыбзаводе…
— Кажется, я знаю, где это. Бывший завод безалкогольных напитков? С высокой трубой?
— Да. Но ночью вы там ничего не сделаете вдвоем. Мне л надо ехать туда с вами.
Тура обнял его за плечи:
— Тулкун-ака, время не терпит. Надо сегодня ехать…
— А что мешает? Сейчас и поедем, — усмехнулся Тулкун и браво разгладил усы.
— Долгий день позади — тяжело тебе будет? — спросил Тура.
— Силы еще есть, — сказал Тулкун. — генерал не раз говорил — на таких людях стоит наша милиция! А тебе, Силов, говорил такие слова генерал? — и засмеялся.
— Нет, мне ничего такого генерал никогда не говорил, — серьезно ответил Силач и позвал мальчика-ученика: — Тебе что дядька твой Сувон сказал — когда будет?
— Не будет его сегодня… Сказал, что поздно приедет, может, завтра…
— Интересное кино, — покачал головой Силач. — А как же он нас собирается поить сегодня вечером «Эрл грэем»?
Тура вдруг встал и подошел к висевшему на стене ковру — он так долго ждал дня, когда Сувон перевесит его на другую сторону от входа, и старый вытертый ковер, как знамя, обозначит начало атаки на банду отравителей и разносчиков смерти.
Старый ковер, полученный Сувоном наверняка еще от его отца — тоже известного чайханщика. В чайхане было уже почти темно, незаметно накатил вечер, уже толпились за столиками шоферня-дальнобойщики и обычные завсегдатаи. Кто-то играл в нарды, двое разбитных мужиков сняли с противоположной стены — куда Сувон должер был перевесить в нужный час ковер — музыкальные инструменты — гжак и тар.
Тура провел ладонью по ковру, и сердце больно, испуганно дернулось. В середине ковра был прорван большой кусок и края разрыва аккуратно, совсем незаметно прибиты к стене мелкими гвоздиками.
Этот ковер нельзя было никуда перевешивать — он был прибит навсегда.
И тут воспоминание пришло — как долго и зло он тискал свою память, стараясь вызвать эту неприметную подробность, и волна душевного смятения подняла ее сейчас со дна и сомкнула с рассказом Тулкуна.
«Зият Адылов, бывший автоинспектор из Дарвазы?..» Тот, за сопротивление которому схлопотал срок покойный Сабирджон Артыков! Да, да! Генерал так и выразился тогда: «Если бы наоборот! Вот если бы Зията Адылова, инспектора, ухлопали бы сегодня в „Чиройли“, Сабирджон был бы сейчас подозреваемым номер один… Да, да… А так не пляшет! Его самого убили!»
Он вернулся на супу и, трясясь от сдерживаемого напряжения, спросил Силача:
— Ты помнишь эту бабу в «Чиройли»? Мы ее потом допрашивали в гостинице?..
— Конечно, — кивнул Силач. — Света-Гюльчехра… А что?
— Помнишь, как она по внешности определила род занятий убийцы? Кем он мог быть?
— «Офицер. Или мент. Левое плечо — вперед, кру-у-гом!»
— Так! А что кричал Пак, когда в него стрелял убийца? Как она рассказывала?
— Кореец просто закричал — а-и-и!..
Тура схватил его за руку и сжал изо всех сил:
— Кореец закричал: «ГАИ!..» Он опознал убийцу… Он вспомнил гаишника! Этого Зията!..
Из газет:
«Сообщение ТАСС
На орбите новый международный экипаж.
23 июля 1980 года в 21 час 33 минуты московского времени в Советском Союзе осуществлен запуск космического корабля «Союз-37».
Космический корабль пилотирует международный экипаж: командир корабля дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Виктор Горбатко и космонавт-исследователь Герой Социалистической республики Вьетнам Фам Туан.
Самочувствие космонавтов Горбатко и Фам Туана хорошее, бортовые системы работают нормально.
Экипаж корабля «Союз-37» приступил к выполнению программы полета».
Автомотриса еще с секунду постояла под деревьями, пока прогревающийся мотор с ровным гулом набирал обороты, потом резко рванула по проспекту.
Тулкун Азимов, устроившийся на заднем сиденье, качнулся с боку на бок и спросил:
— Не боишься так ездить, Силач?
Силач усмехнулся, подмигнул ему в зеркальце заднего вида:
— Тулкун-ака, нам много есть сейчас чего бояться.
