Власов собирался было сказать, что лезвием можно пропороть дорогую вещь, когда Алексей ловким движением открыл хрустальную стойку и достал что-то с самого низа.
Щёлкнула кнопка, и в воздухе сверкнул сине-голубой металл.
Это был "зонненбранд" - знаменитый швейцарский нож, который Фридрих намеревался когда-нибудь купить. Разумеется, в том маловероятном случае, если в его бюджете каким-то образом возникнут совершенно лишние три тысячи марок. Увы, эта игрушка с коротким двенадцатисантиметровым лезвием странной треугольной формы стоила именно столько. Или дороже. Сюда входила цена уникального сплава, ручной ковки, секретов отжига, особой формы лезвия и рукоятки - и, конечно, престиж фирмы. Парочка "зонненбрандов" с накладными ручками разных цветов обычно украшала тот самый "дорогой" прилавок. Покупали их нечасто.
Он недоверчиво взял нож, убеждаясь, что ощущает рукоять ладонью и кончиками пальцев через перчатку. Выкинул лезвие, сделал несколько осторожных движений.
- Вы, я вижу, у нас в первый раз будете, - участливо заметил Алексей, - так у нас новому клиенту полагается особое отношение... ну и скидки, конечно. Да и ножик этот будто по руке вам деланный. Хотите и ножичек и перчаточки... - он сделал крохотную, но очень выразительную паузу, - за две пятьсот? Только для вас...
Фридрих хотел было вежливо отказаться, но почему-то промолчал.
С одной стороны, тратить такие деньги на прекрасную, но не очень-то нужную вещь было нерационально. С другой стороны, он понимал, что другого шанса приобрести настоящий "зонненбранд" за такую цену у него может и не случиться. Предложение было, что ни говори, выгодным, даже соблазнительным... Слишком соблазнительным. Не подделка ли?
- Ну конечно, такой ножик обычно дороже стоит, - успокаивающе мурлыкал Алексей, глядя в лицо клиента, - но у нас с производителями свои отношения, - честное славянское лицо расцвело лукавой купеческой улыбкой. - А насчёт качества и всего такого... вы уж поверьте, в нашем деле главное порядок и дисциплина. Ordnung, то есть, und Zucht (парень выговорил эти слова со смешным русским акцентом). Так что не извольте беспокоиться, ножик самый настоящий, с сертификатом... перчаточки, кстати, тоже. У вас карточка или наличные? - осведомился он чуть другим тоном.
- Наличные. Я предпочёл бы оставить у вас марки, - сказал Фридрих, чувствуя, что просто не в силах расстаться с ножом. Кривая рукоять "зонненбранда" лежала в руке как влитая. Перчатка и в самом деле совершенно не мешала.
- Я так думаю, с разрешением на оружие у вас всё улажено, - быстро и плавно вёл разговор Алексей, одновременно ухитряясь лихо пересчитывать власовские деньги, - а что-нибудь огнестрельное вас интересует? Если что, так это вам зайти прямо тут рядышком, буквально через дом, если вниз к вокзалу идти, магазинчик хороший, вот адресок, вы загляните, не пожалеете... - в руке продавца материализовалась визитная карточка и тут же очутилась в пакетике с перчатками, - а вот здесь адрес хорошего тира, там и пристреляться можно, и с ножиком, если что, потренироваться тоже хорошо... - вторая карточка легла рядом с первой, - ну и нас не забывайте, а уж мы-то вас не забудем, - чёрный прямоугольник с белой надписью "Accessories" лёг поверх двух первых. Деньги Власова тем временем куда-то исчезли, зато откуда-то взялся выписанный от руки чек всё с той же чёрно-белой эмблемой. - Вот извольте, всё готово. Ещё что-нибудь посмотреть желаете?
- Благодарю, как-нибудь потом, - сказав это, Фридрих почувствовал, что симпатичный продавец ожидал именно такого ответа.
Через минуту он уже был на улице, где его ждал перетаптывающийся с ноги на ногу Лемке.
В этот момент он, наконец, плностью осознал тот факт, что за десять минут потратил половину своих личных денег.
Хитренькие глазки Лемке следили за Фридрихом. На одутловатой физиономии читалось нечто вроде интереса - пополам с каким-то ехидным пониманием.
- Я сделал очень удачную покупку, - решил объясниться Власов, неторопливо шагая по плитке тротуара, инстинктивно отстраняясь от спешащих прохожих, - но меня немного смущает один момент. Мне продали дорогую вещь за две трети её берлинской цены. Может быть, всё-таки подделка? - он извлёк из кармана футляр с "зонненабрандом" и открыл его. Драгоценное лезвие возмущённо блеснуло, как бы отвергая любые подозрения на свой счёт.
Лемке впился глазами в нож.
- Настоящий "зонненбранд", - с неожиданной уверенностью заявил он. - Вы на заточку посмотрите, шеф. Этим лезвием бриться можно. Правда, если порежешься - не почувствуешь, пока кровь не потечёт. Всю жизнь хотел такой... - признался он.
Фридрих впервые за всё время знакомства с Лемке почувствовал нечто вроде симпатии к маленькому оперативнику - похоже, Ханс разделял с ним общее увлечение.
- Меня всё же смущает цена. Я взял нож и перчатки. Перчатки у них стоили пятьсот пятьдесят. Они действительно хороши. Берлинская цена этого ножа - три тысячи как минимум. Они предложили мне всё за две пятьсот, и я согласился.
- Тут всё без обмана, - принялся объяснять Лемке, не скрывая удовольствия от того, что наконец-то может блеснуть тонким пониманием ситуации, - но это же Тверская! У них знаете какой оборот? Им, небось, эти ножики вчера-позавчера привезли. А сегодня они уже один продали. Вот и выгода.
- В чём же она? - Фридрих наморщил лоб: он никогда не понимал странной логики мира денег.
- Ну, допустим, - принялся рассуждать Лемке, - ножик этот пошёл за две тысячи. Берут они его, скажем, за тысячу. За столько же его берут в Берлине, где он стоит три. А сколько он там лежит на прилавке? Месяца два, наверное... Значит, зарабатывают они на нём две тысячи, но за шестьдесят дней. То есть... то есть... это получается где-то по тридцать марок в день. А эти заработали на нём, скажем, тысячу марок. Только лежал он у них дня три. Ну, максимум, неделю. То есть это получается...
- Сто сорок за день, - Фридрих начал что-то понимать. - Неплохо. Но почему они уверены, что могут продать его за неделю?
- Они его за десять минут продали, - напомнил Лемке. - Это же Тверская. Продавцы тут... - он запнулся и с трудом выговорил по-русски, - ushlyie. - Это такое непереводимое русское слово, - зачем-то сообщил он Власову. - Не то чтобы обманщики, а, как бы это сказать... знают свою выгоду. И людей тоже знают. Человек только входит в ихнюю лавочку, а они уже видят, зачем он пришёл, можно ли его раскрутить на покупку, что ему нужно и сколько у него денег. И с собой, и вообще... Это у русских в крови, - добавил он раздумчиво. - Русские - слуги по природе, как и все славяне. Sclavi, рабы. Поэтому у них, кстати, театр лучший в мире. Система Станиславского. Как сказал один умный француз, "русский гений есть гений под-ра-жа-тель-ный", - последнее слово он выговорил по-русски, запинаясь на каждом слоге.
- Кстати, - рассуждающий на общие темы Лемке перестал Власову нравиться, - есть здесь место, где можно купить что-нибудь съестное? И не за безумные деньги? Мне бы не хотелось тратить остатки денег на булочку.
- А вот и булочки, - Лемке кивком указал на высокую резную дверь. Над ней простирала крыла двуязычная вывеска "Дойчской Булочной Розанова", украшенная справа одноглавым германским орлом, а слева - русским Doppelalder'ом.
Фридрих подумал было, что лучше было бы посадить русскую птицу справа: в бюрократическом мире, который ему был хорошо знаком, правая сторона документа считалась более значимой, и размещение российского герба на более уважаемом месте выглядело бы более корректным, особенно со стороны фольксдойча. Потом он, однако, сообразил, что в таком случае вывеска смотрелась бы так, будто национальный символ Дойчлянда с отвращением отворачивается от национального символа России, так что булочник Розанов развесил птиц правильно.
Пока Власов размышлял над вопросами государственной символики, дверь отворилась, и из неё выкатилась маленькая старушка в синем пальто и белой береточке. За ней следовал мужчина в лёгком костюме с непременной фирменной табличкой на левом кармане, кативший магазинную тележку с крашеной лубяной корзинкой, доверху наполненную какими-то картонками и пакетиками. Сверху на тележке сидела крохотная остроухая собачка, одетая в оранжевую попонку. Собачонка недовольно поводила носом: холод на улице ей был неприятен, и она отнюдь не желала этого скрывать.
Процессия остановилась у тротуара, где старушку поджидал роскошный шестидверный "Запорожец" цвета топлёного молока. При приближении старушки боковые двери с клацаньем распахнулись - сразу все три. Магазинный человек ловко пристроил на заднее сиденье корзинку со снедью (умудрившись попутно вложить туда несколько разноцветных карточек), на среднее - собачонку (та недовольно тявкнула, когда её нежного тельца коснулась рука постороннего, и даже попыталась клацнуть маленькими зубёшками). Зато бабуся легко нырнула в объятья красного кожаного кресла, высокомерно проигнорировав вовремя подставленную руку мужчины.
