вместе. Не вышло… Ничего не вышло…
– Ладно, – промямлил он. – Париж так Париж. Один черт…
Арсений начал подниматься, стараясь ничего не встряхнуть изнутри, где все неслышно булькало, как в болоте.
– Мы сегодня уже работаем. Мне пора…
– Да ты до порога не дойдешь!
«Тебе назло дойду!» – Он свирепо взглянул на нее и спустил ноги на пол.
– Главное, до туалета добраться, потом легче пойдет, – пробормотал Арсений, рассудив, что незачем стесняться женщины, которая знает тебя не первую жизнь. Удержав равновесие, он громко предупредил: – Отойди-ка подальше, а то вдруг я не донесу свое содержимое до унитаза. Ты не подходи, а то потом будешь рассказывать, как я изгадил тебе и эту жизнь…
В коридоре Арсений растопырил руки:
– Перехожу на бреющий полет… Включен автопилот.
Она с уважением заметила:
– Похоже, ты сможешь дойти до дома.
– У меня нет дома. Только место работы.
– А ты хочешь иметь дом?
«Попробуй скажи “да”, тут и останешься». – Он покосился на нее и буркнул:
– Мне и так…
Голосовые связки уже оказались заполнены тошнотой. Арсений избавлялся от нее не меньше четверти часа, передыхая прямо на полу. Злобные старухи с голубыми лицами косились на него с плиток на стенах. Арсений разглядывал их, надеясь найти хоть одну добрую. Но они все ненавидели его.
После душа стало почти хорошо, только донимала тревога, что все это может повториться.
– Завтракать не буду, – предупредил Арсений, обнаружив Лилю на кухне.
Если б не золотистые цветы на ее халате, утро было бы совсем пасмурным. Он помолчал и на одном дыхании спросил:
– Лиля, как мне все вернуть?
Он понимал, что нельзя ее спрашивать об этом, это жестоко, в конце концов, раз она верит (а он видел, что верит!) в то, о чем говорит. Но, кроме нее, никто не мог подсказать ему, Арсений уже не надеялся – помочь! Он сел на табурет и обнял Лилю, притянул и прижался, чувствуя отвращение к тому, как откровенно использует запрещенный прием, но не видел другого выхода.
– Что мне делать? – шептал он и припадал сухими губами к выбитым на шелке лилиям, не страстно, а умоляюще.
Она должна была это почувствовать.
– Я не знаю. – Ее голос утратил пронзительную гортанность. – Ты же не будешь просить меня использовать магию? Я никому это не советую. Если б я захотела, ты давно был бы моим… Но это не принесло бы радости. Ни тебе, ни мне.
– Но в нашу с Катей жизнь ты все же вмешалась.
– Я лишь избавила вас от боли. Это совсем другое.
– Я понимаю. Только ведь теперь мне тоже больно…
Лиля упрямо возразила:
– Не так. По-другому. Ты ведь и сейчас не знаешь, что потерял… Ты не помнишь, как было. Сейчас ты мучаешься оттого, что не можешь добиться ее любви. А тогда ты терял ее… И ты знал, что теряешь.
Расцепив его руки, она высвободилась и оперлась о подоконник. Ее халат неярко заискрился, а то, как Лиля устало сгорбилась, уцепившись за край окна, напомнило Арсению восковую свечку, прогнувшуюся от жара.
– Лиля, – позвал он. – Ты же знаешь, все эти воспоминания о прошлых жизнях – не более чем генетическая память. Это не ты бежала ночью по Парижу, а какая-нибудь твоя прапрабабушка. И не от меня, конечно…
– Почему же я тогда сразу тебя узнала? Катя приносила вашу свадебную фотографию. И я сразу тебя вспомнила.
Он заговорил с ней как с больным капризным ребенком:
– Разве такого не было раньше? Иногда видишь человека и чувствуешь близость с ним, еще ничего о нем не зная.
Покачав головой, Лиля показала свою странную, похожую на нестрашный оскал улыбку:
– Это был один-единственный раз.
«И у меня единственный», – внезапно вспомнил он.
…Она стояла на аллее возле саженца, такая серьезная и поглощенная собой. На ней были длинная расклешенная юбка и узкий пуловер, схваченный резинкой ниже бедер. Ему еще издали показалось, что у нее очень ученический вид, может, потому, что вязаные рукава были задраны до локтей, а под «лодочки» по тогдашней моде надеты белые носочки.
Волосы у нее были цвета молодой светлой коры, согретой солнцем, и среди деревьев выглядели очень естественно. А кожа казалась такой чистой и прозрачной, что он подумал: «Это каверинская Снегурочка выпрыгнула из сказки и решила пройтись по городу». Еще минуту назад он был уверен, что давно забыл все сказки…
Вслух он ляпнул что-то вроде: «Какая обалденная девчонка!» Она посмотрела на него с веселым изумлением. Наверное, такого ей еще никто не говорил…
– Дуб, – прошептал Арсений. – Это был дуб.
И закричал, вскочив:
– Я вспомнил! О господи, спасибо тебе! Я вспомнил, как мы с ней встретились!
Не разделив его восторга, Лиля равнодушно отозвалась:
– Возможно, тебе удастся и остальное вспомнить. Твоя воля сильнее моей… У Кати такого не получится.
– Я не верю, что она действительно хотела меня забыть.
– Ты уверен, что тебя невозможно разлюбить по доброй воле. – Лиля кивала, подтверждая чуть ли не каждое слово. – Именно это и держит меня уже столько лет.
Свечка совсем оплыла. Лиля села, зажав ладони коленями, и опустила голову. На шее трогательно проступил позвонок, а короткие желтоватые волосы свесились поникшим цветком, который уже ничем не оживить. Арсений подумал, что такая поза у самого черствого вызовет жалость и Лиля об этом знает, но все же присел перед ней и заглянул в глаза. Теперь они были серыми и тусклыми.
– Не надо, – попросил он. – Ты же все придумала.
Она согласилась:
– Может быть. Но разве это что-то меняет? Тебе вот кажется, что ты вспоминаешь ее… А если ты все это тоже придумываешь? Чем фантазия отличается от воспоминания? Это ведь тоже существует только в твоей голове!
Едва не повторив ее «может быть», Арсений очнулся:
– Нет! Все, что касается Кати, оно такое… живое!
– Кто знает… Теперь никто не сможет этого ни подтвердить, ни опровергнуть.
Будто зачитывая себе приговор, он раздельно произнес:
– Ты отказываешься мне помочь.
Она больше не прятала глаза:
– Не могу. Как ты не можешь полюбить меня. Я и не прошу тебя об этом. Я же понимаю, что любые способности имеют пределы… В этом нет никакой трагедии. – Лиля попыталась улыбнуться. – Тебе только нужно научиться находить хорошее в том, как все сложилось.
– Хорошее? Что здесь может быть хорошего?
Указав на окно, она заговорила голосом сказительницы:
– Смотри, с северной стороны стекло замерзло. Видишь, какие цветы? Не найдешь одинаковых. Считается, что зимой все умирает. Но ведь летом из года в год появляются одни и те же
