осторожно пошевелилась. Боги там, змеи тут, а простите, природа требует. Женщина чувствовала, что если она не встанет, то просто разольется рекой. Но совсем тихо не получилось.
Анна-то не проснулась, а вот мать-настоятельница глаза открыла.
– Ваше величество!
Мария приложила палец к губам и скосила взгляд на девочку. Мол, не разбуди! А потом принялась выползать из кровати.
Тело болело.
Ощущение было такое, что ее палками избили… и кажется, не зря. Синяки были такие, что кожи под ними видно не было. Синяки, ссадины, кровоподтёки…
– Уборная, – обозначила Мария одними губами.
Настоятельница поняла, подхватила Марию под руку и потянула наружу. Туда, где в небольшом закутке притаилась ночная ваза. И вышла, мол, снаружи подожду.
Мария проводила ее почти влюбленным взглядом. И чего она решила, что они с настоятельницей не подружатся? Да замечательная ж баба! Понимающая!
Через пять минут мир казался женщине уже куда как более радужным. И к матушке Евгении она вернулась уже спокойнее.
– Надо поговорить.
– Прошу вас, ваше величество.
Кабинет у матери-настоятельницы был вполне себе удобным. Не слишком большим, но места хватало и для документов, и для пары удобных кресел, и для маленького столика, на который монахиня средних лет поставила поднос с исходящими паром мисками.
– Бульон и пирожки. Вам сейчас нужно, ваше величество.
Мария кивнула.
Нужно, она и не спорила. Мышцы болели, вообще она себя так чувствовала, словно на ней неделю пахали без продыху. И кушать хотелось. ЖРАТЬ!!!
Еще немного, и она задумалась бы о людоедстве.
Бульон в монастыре был без добавок, которые тут приняты и любимы. В него ни сливки не добавляли, ни кучу пряностей, ни пиво, и Мария выпила его с удовольствием. И даже пирожок с мясом съела.
А потом заговорила.
– Вчера эрра Лизанда выманила меня из дома…
Мать-настоятельница внимательно слушала. Потом кивнула.
– Вам очень повезло, ваше величество.
Мария вспомнила и ублиет, и сияние красного камня, и согласно кивнула.
– Безусловно.
– Ваше величество, вчера старый храм провалился под землю.
– Б… – коротко высказалась Мария. Не матершинница она, вовсе даже нет! Но что бы вы сказали на такие новости? Вот и у нее других слов не было. – Это я, когда выбиралась, что-то повредила?
Мать-настоятельница позволила себе тонкую усмешку.
– Ваше величество, при всем уважении, не думаю, что вы сможете разрушить храм.
– А часовню? – машинально пробормотала Мария.
Про «Кавказскую пленницу» монахиня точно не знала, а потому опять покачала головой.
– И часовню тоже, ваше величество.
А что? Не спорить же с королевой? Ей и так досталось, спасибо еще, не воет – не кусается!
Мария подумала, что камень…
А вот правда, если он – магический? Мог он как-то поддерживать этот храм? Магия, к примеру? Или никакой магии, просто она там вчера доковырялась?
Может ли дом рухнуть из-за подкопа?[32]
Может. А там не просто подкоп, там целые ходы понарыты, может, и Мария еще что-то там сделала. Кладку разворотила, еще что-то…
Тут и магии никакой не надо, в ее мире недобросовестные строители и так справляются.
– Ну и пес с ним, – твердо решила королева. – Без него проблем хватает! Или вы, преподобная мать, его восстанавливать будете?
Мать-настоятельница явственно расслабилась.
– Не буду. Ваше величество, что вы теперь хотите сделать?
Мария уже тоже об этом думала.
– Вам нужен шум? Евгения, давайте говорить откровенно?
– Да, ва…
– Мария. Здесь и сейчас – Мария. Вам нужен шум вокруг монастыря?
– Нет, – качнула головой мать-настоятельница, принимая вызов.
– А мне сейчас тоже не нужен шум. Я не знаю пока, кто подбил эту гадину на покушение, но… подозреваю, что муж мне не поверит. В любом случае.
– У него новая… симпатия.
– Скажите – б…
А ведь хотела не тащить в средние века непарламентские выражения. Нет, не хотела.
– Скажу, – кивнула Евгения. – Значит, надо будет допросить эту дрянь. Здесь. А потом…
– А потом помолиться, чтобы Богиня приняла свое решение, – жестко сказала Мария. – Потом будет видно, а пока – допрос. Найдутся у вас люди, которые смогут это сделать?
Евгения вздохнула.
– Ваше величество, когда вы появились у меня на крыльце, я распорядилась переместить эрру Лизанду в место, в котором ей будет более удобно. И там она будет вас ждать, сколько понадобится.
– Замечательно, – порадовалась Мария. – Она не покончит с собой? Не сбежит?
– Нет. Я позаботилась об этом.
– Просто великолепно.
– Одна из моих монахинь раньше была женой палача. И кое-что помнит.
– Думаю, после завтрака нам понадобятся ее навыки, – вздохнула Мария. – А может, и нет. Эрра Лизанда не похожа на человека, который будет мужественно терпеть боль. Скажите, нельзя ли распорядиться о моей одежде?
– Конечно, ваше величество.
– Те ошметки, которые остались… подозреваю, они годны только на тряпки.
– Я прикажу.
Несколько минут Евгения колебалась, а потом выложила на стол письмо.
– Посмотрите, ваше величество.
Мария и посмотрела, что ж отказываться? Скрипнула зубами, почувствовала что-то неправильное, но не до того было. Зубы целы, ну и ладно!
– Тваррррь!
Кардинал Исайя Рентский, личный духовник его величества, скромно так намекал эрре Евгении… то есть матушке-настоятельнице, что если ее величество останется в монастыре, он будет очень, ОЧЕНЬ благодарен.
На время ли, навсегда… второе – лучше.
А уж он тоже потом в долгу не останется, и поможет, и поддержит, и веточке на монастырь упасть не даст.
– Почему сейчас?
На лишние слова Мария время тратить не стала. Настоятельница и так поняла – почему она не показала это письмо раньше?
– Потому что едва не случилось непоправимое. И с меня бы голову сняли, – так же коротко ответила Евгения.
Ну да. И покушение почти удалось, и монастырь бы… на ноль помножили. Никакой кардинал не прикрыл бы.
Что-то отразилось на лице Марии, потому что Евгения тоже опустила ресницы.
– А еще – это ведь бессмысленно, да?
– Полностью, – согласилась Мария.
Еще она своего мужа всякой пакости не дарила. Даже если ей этот муж ни к чему, слишком дорогой подарок будет. Мужа отдай, а корону, жизнь и голову мы сами возьмем. Перебьются!
– Мама?
Анна проснулась, не нашла маму рядом с собой и закономерно отправилась на поиски.
Мария распахнула объятия.
– Иди сюда, пушистик мой любимый! Как ты?
– Мамочка…
Анна кинулась на шею матери, уткнулась лицом – и захлюпала.
– Детка…
– Мама, мамочка, я так испугалась…
– Я тоже, – созналась Маша, гладя по голове свое чадушко и одними глазами улыбаясь Евгении. Они еще поговорят, но точно не сейчас. Ни к чему такое ребенку слушать. Ни к чему.
– Мама, а что…
– Для начала у нас будет завтрак. А потом я обещаю
