сказать тебе «да», если ты сама говоришь себе «нет»? – спрашиваю я. Она покусывает губу, глядя на меня, но я не хочу больше давить и просто щелкаю пальцами в воздухе. – Следующая!
Она смеется, и напряжение рассеивается.
– Какой требовательный.
Пока я прибираюсь, Пиппа продолжает играть. Дейзи сопит на диване. Когда сигналит таймер, я достаю тарелки и приглашаю Пиппу присесть за накрытый стол.
Воздух звенит от веселого возбуждения. Это похоже на свидание. Нет. Не на свидание. Это похоже на… что-то большее. Что-то естественное, простое и очевидное. Как будто мы пара или что-то такое. Дейзи тоже ест свой ужин из специальной миски для контроля питания, которую я ей купил, и Пиппа смеется, глядя на ее виляющий хвост.
Мы похожи на семью.
У меня внутри все сжимается. Но мы не семья, и я это знаю. Это просто попытка сгладить углы, чтобы не потерять человека, который мне очень нужен в этом году.
Пиппа откусывает кусочек и одобрительно мычит.
– Джейми, это восхитительно.
Я улыбаюсь, глядя в тарелку.
– Спасибо. Я в детстве готовил их для мамы.
Она смотрит на меня с недоверчивой улыбкой – немного насмешливой, немного удивленной.
– Ты готовил в детстве?
Я киваю, крепче сжимая стакан. И на меня снова наплывают воспоминания – мамина сумрачная комната посреди дня, шторы занавешены, а она лежит под одеялом и спит мертвым сном. Она только и делала, что спала неделями, пока не приходила в себя после своих приколов. Так она это называла – приколы.
– Ладно, – говорит Пиппа, не развивая тему.
Но из-за ее реакции мне сильнее хочется с ней поделиться. Она не претендует на мое личное пространство, а это значит, что любую информацию оставит при себе. Она никогда ничего не расскажет прессе или общим друзьям.
– У моей мамы была депрессия, когда я был маленьким. Так что иногда приходилось готовить себе самостоятельно.
Она сочувственно смотрит на меня, но жалости в ее взгляде нет.
– Понятно. Извини.
– Все нормально. Я справлялся.
Ее черты меняются, как будто она что-то внезапно поняла, и на ее лице появляется небольшая улыбка.
– Вот почему ты обо всех заботишься.
Я просто пожимаю плечами.
– У меня нет выбора.
Она тянется ко мне через стол, накрывает мою руку своей и слегка сжимает. У нее такая нежная кожа, и я напрягаюсь изо всех сил, чтобы не притянуть ее к себе на колени, как на прощальной вечеринке.
– Извини, – шепчет она и отдергивает руку, видя мое суровое выражение.
Все пошло наперекосяк. Мы едим в неловкой тишине, а когда заканчиваем, она встает, чтобы убрать тарелки, но я останавливаю ее.
– Я все сделаю, – говорю я резче, чем рассчитывал.
Она присаживается на диван и снова берется за гитару. Она играет еще одну песню, пока я отдраиваю кухню тщательнее, чем когда-либо в жизни. Если я остановлюсь, она прекратит петь, а мне отчаянно хочется слышать ее голос. Когда она поет, сидя на моем диване, это место становится похоже на дом.
Ее песня кончается, и она оборачивается ко мне с веселой улыбкой.
– Кажется, ты уже разделался с этим пятном.
Я опускаю взгляд на сверкающую столешницу, которую продолжаю тереть.
Она закусывает губу, и на ее лице написано волнение.
Ноги сами несут меня в гостиную. Кажется, я просто не могу отказать ей. Я плюхаюсь на стул напротив нее.
Она недолго молчит, нерешительно глядя на меня.
– У нас все хорошо?
Я отрывисто киваю.
– Все нормально, Пиппа.
Она пристально на меня смотрит и покусывает нижнюю губу, а я не могу выкинуть из головы, какой мягкой была эта губка у меня в зубах, когда я целовал ее на вечеринке.
Черт возьми, я бы что угодно сделал, лишь бы испытать это еще раз.
Между нами натянутой струной повисает тишина, и я вскакиваю на ноги. Нервы на пределе, и я обязательно сделаю какую-нибудь глупость, если дальше буду здесь с ней сидеть.
Я уже почти успеваю дойти до своей комнаты, когда ее голос останавливает меня.
– Это из-за той игрушки, которую ты купил? – Она стоит на последней ступеньке второго этажа, сложив руки на груди.
У меня внутри все падает. Ну конечно, она догадалась.
– Пиппа, – судорожно вздыхаю я. – Прости, пожалуйста.
Она молча смотрит на меня. Я не могу прочесть ее выражение.
– За что?
Я мотаю головой. Меня уже мутит от нервов.
– Я переступил черту. Ты доверила мне свой секрет… – Мне дико стыдно, и я запинаюсь. – Я не хотел сделать тебе неприятно. Просто выпил слишком много пива и думал о тебе весь день. – Черт, я не планировал это говорить. – Потому что мы переписывались. Я постоянно прокручивал в голове, что ты сказала мне на вечеринке. – Наши глаза встречаются, и у меня кровь закипает в жилах. – Мне нравится, что ты здесь. Мне нравится, когда ты играешь у меня дома и когда ты приходишь на мои матчи.
Ее рот складывается в улыбку.
– Мне нравится гулять с тобой и когда ты делаешь ужин.
Мое сердце готово разорваться. Не могу поверить, что я чуть все не похерил просто потому, что слишком возбудился.
Она прячет руки в рукава свитера.
– И мне нравится ходить на твои матчи и общаться с твоей мамой.
Теперь мы просто стоим и перечисляем причины, почему мне не стоило делать того, что я сделал.
Тут она высовывает язык и облизывает губы.
– Я ею воспользовалась.
Меня душит стон, когда я вспоминаю звук, с которым она кончала от своей игрушки. Я могу только представлять, как это выглядело. Проклятье, я не могу перестать представлять, как это выглядело.
Я не могу врать.
– Я знаю.
– Знаешь? – Ее глаза округляются.
– Тут не идеальная звукоизоляция, – почесываю переносицу я. Теперь она знает и, может, будет поосторожнее, и мне не придется ходить со стояками весь день.
Она переминается и скрещивает ноги.
– Я недавно слышала, как из твоей комнаты доносится мое имя, – шепчет она, и ее щеки вспыхивают.
Я замираю. Вчера у меня действительно вырвалось ее имя, когда я передергивал, думая о ней. От одного воспоминания у меня вся кровь устремляется к члену.
– Я не слышал, как ты вернулась.
Мы смотрим друг на друга одно бесконечное мгновение, и воздух между нами искрится. Она закусывает губу, и я завороженно смотрю за каждым ее движением. Я представляю, как она делает это, когда я глубоко запускаю в нее пальцы.
У меня закрываются глаза. Черт. Как бы отчаянно я ни пытался, я не могу выкинуть эти мысли у себя
