— Спасибо. — Таганцев встал. — Я узнал все, что мне нужно.
— Владика опять посадят? — Ираида Сергеевна подняла на него глаза, в которых уже не было слез.
— Не знаю. Смотря как далеко он зашел.
— Не будьте слишком строги к нему! — Тишко молитвенно сложила на груди руки. — Он был очень слабеньким и болезненным, а я… я меняла мужей как перчатки. Ему не хватало любви и внимания. Я думаю, он просто мстит женщинам…
— Чемодан разберите. И не вздумайте переезжать в дом престарелых!
Таганцев развернулся и ушел. Когда он закрывал за собой дверь, в комнате послышалось тихое пение Ираиды Сергеевны:
И скучно, и грустно,И некому руку податьВ минуту душевной невзгоды.Желанья! Что пользыНапрасно и вечно желать?..А годы проходят —Все, все лучшие годы![3]
Таганцев почувствовал легкий приступ тошноты — такое тягостное впечатление произвела на него эта встреча. Да и торт оказался слишком жирным и сладким…
* * *
— Андрей, ты уверен, что все пройдет как надо?
Председатель правления банка «Астра-Финанс» Евгений Альфредович Бородянский глянул поверх очков на своего подчиненного. Странно, но вечно жизнерадостный и активный Троицкий казался необычно задумчивым в последние дни.
Со дня основания банка — вот уже пятнадцать лет — каждый понедельник Троицкий докладывал ему о текущих судебных процессах, тяжбах и ходе взысканий недоимок с нескончаемых должников.
В четверг он обычно представлял план на следующую неделю и обсуждал возможные способы «влияния» на тех или иных людей, от которых зависело качество ожидаемых решений. Проще говоря, давал полный расклад о том, сколько кому и куда занести, чтобы быстро и выгодно получить нужный банку результат.
Естественно, если это вообще можно было сделать.
В последнее время все чаще стали попадаться строптивые и несговорчивые чиновники, которые отказывались даже от небольших подношений. Вернее сказать, даже от очень больших!
Это были следователи, прокуроры, приставы и прочая чиновничья братия.
Честно говоря, несмотря на дополнительные проблемы и сложности, такая ситуация где-то в глубине души даже нравилась Бородянскому. Ведь не до второго же потопа подмазывать всех этих вымогателей! А всю чиновничью когорту, от которой в какой-то мере зависело благополучие его любимого банка, он иначе как вымогателями и не считал.
Глядишь, так и избавимся от коррупции…
Лет через сто!
Бородянский улыбнулся своим мыслям и снова вопрошающе кивнул притихшему Троицкому.
— Да, да, Евгений Альфредович! Все будет в порядке, — встрепенулся главный юрист «Астра-Финанса». И добавил уже совсем бодро: — Как обычно! Вы же меня знаете!
Перед Бородянским вновь сидел хорошо ему знакомый супермен Троицкий — сажень в плечах, волевой подбородок, тридцать два белейших зуба. Редкое сочетание интеллекта и физического совершенства.
— Так уже лучше. Значит, с судьей все решено?
— Более чем. Не беспокойтесь, шеф! Проверено лично. — Андрей снова широко улыбнулся, но его уверенность почему-то вовсе не успокоила начальника.
Тем не менее Бородянский решил завершить на сегодня совещание. Тем паче это было всего лишь очередное из сотни подобных дел. И не у таких «Малышевых» изымали заложенные квартиры и дома. Троицкий не подведет.
Он жестом отпустил юриста.
— Ну, хорошо. Иди, действуй. Без брака!
— Что? — неожиданно переспросил Троицкий, но тут же спохватился: — А, вы в смысле «производственного»…
— Само собой. А ты о чем? Андрей, тебе надо бы отдохнуть. Чего-то перегрелся ты, дружище. Заканчивай эти процессы и отправляйся на пару недель в отпуск. Я тебе даже билет подарю в качестве премии. До Майами и обратно. А если захочешь, можешь на Сант-Бартс слетать. Там сейчас все наши тусят. Оттянись. Возьми с собой самую красивую девушку, а лучше пару. Ха-ха! Ты мне нужен здоровый, уверенный, собранный. Все понял? Иди за новой победой! — И, не дожидаясь ответа, Евгений Альфредович снял трубку телефона на столе. — Настенька, соедини с Алексеем Леонидовичем, срочно.
Троицкий вышел.
Он и впрямь стал слегка растерянным. Точнее, задумчивым.
А все эта судья…
Кузнецова.
Лена.
Вот уж и впрямь на старуху — проруха. Андрей машинально глянул в зеркало на стене приемной председателя, чуть тронул и без того идеальный узел модного галстука, подмигнул сам себе и решительно двинулся в суд.
На два часа было назначено заседание по делу этого странного типа Малышева.
* * *
Как-то все не заладилось с самого начала процесса.
Зачем-то Виктор отказался от предложенной юридической помощи.
Сердобольная Евгения Савельевна с утра притащила с собой какого-то потрепанного вида дедка, который представился адвокатом. Она отчаянно наседала на Виктора и советовала идти в суд только с защитником.
— Тоже мне защитник! — Малышев хмыкнул. — Он и себя-то не может защитить. Ну его к лешему!
Виктор хоть и пообещал няньке отправиться в суд с адвокатом, но как только они вышли из дома, тут же постарался от него отделаться. Дед, как ни странно, даже не обиделся. Только пожал плечами, что-то проскрипел, кажется, на латыни: «Воленс-ноленс»[4] — и испарился.
Судья, которая и в прошлый раз Виктору не понравилась, сегодня вызвала острую неприязнь…
Она бросала, как ему показалось, многозначительные взгляды на холеного банковского хлыща, целью которого было оставить Виктора без квартиры, и хлыщ отвечал ей заговорщицкими улыбками.
«Спелись», — тоскливо подумал Виктор.
А вернее — договорились, потому что ни тот ни другая не смотрят на него, словно он человек-невидимка, или хуже того, ничтожество, которое необязательно замечать.
Интересно, сколько стоит засудить такого человека как он, Виктор?
В рублях, долларах или евро она берет?
Малышев вдруг с острой болью вспомнил момент, когда хотел шагнуть в окно…
Он часто его вспоминал и всегда с одной горькой мыслью — если бы он тогда ушел, если бы Света его не остановила…
Детям могли бы оставить квартиру! Ведь сиротам положено жилье. И не выселяют у нас несовершеннолетних — тех, кто без родителей остался…
Или не так?
Виктор почувствовал подступивший к горлу комок, сглотнул и протер глаза.
Еще не хватало этим хищникам — судье и банкиру — заметить его слезы.
Он будет бороться. Потому что его детям необходимо достойное жилье, а не метания по съемным квартирам.
Виктор поднял голову и расправил плечи. Да, он будет бороться — грамотно, напористо и хладнокровно.
Ведь его ход со встречным иском сыграл свою роль!
Правильно ему в Интернете подсказал один известный адвокат. Не поленился ответить и даже скинул форму искового заявления. И еще дописал: «Наступайте, Виктор! Ваше дело правое! Удачи, Артем П.».
Виктор распечатал это послание и повесил над письменным столом, за которым проводил ночи напролет, выискивая прецеденты или хоть какие-то зацепки и соломинки для спасения своей квартиры.
Да и жизни.
— Прошу стороны встать. Вам разъясняются ваши права, — как сквозь вязкую пелену слышал он слова этой молодой и, честно говоря, симпатичной, но от этого не менее неприятной ему судьи. — Ответчик, вы имеете право… ходатайства… возражения… письменном виде… доказательства… свидетелей… обжаловать… — доносились до него отдельные слова. — Вам ясно, Виктор Иванович? — Кузнецова первый раз посмотрела в глаза Малышеву.
Он кашлянул и потер переносицу.
— Да-да. Кажется, все ясно.
— Виктор Иванович? Кажется? Или все ясно? Скажите четко. Это важно, — она говорила с ним как с душевнобольным.
Малышев закипел:
— Ничего мне не кажется. Все ясно!
— Хорошо.
Он сел, обхватив голову руками. Тысячи вопросов в голове не давали ему возможности сосредоточиться.
Миллионы долга, детские проблемы, болезнь Екатерины Викторовны…
Что делать со Светой?
Почему давно не приходит во сне Лика?
Зачем он здесь?
Малышев сдавил виски и заставил уйти из головы все лишнее.
Главное, сосредоточиться! Главное! Самое главное! Что?
А, вот что!
Кредит!
Ипотека!
Кабальные проценты.
Он на автомате выслушал до боли, до каждой буквы и запятой известный ему иск банка. Только сумма за прошедшие несколько дней еще увеличилась. Даже судья заинтересовалась. Или сделала вид, что ей интересно — по какой такой схеме считают в «Астра-Финансе» проценты?
— Поясните, истец, на каком основании сумма иска увеличилась? Что за формула? Каков механизм расчета? — Она стала листать толстенный том его дела.
Виктор усмехнулся. Он уже изучил досконально все механизмы и формулы. Он знал их наизусть.
