— Неделю под одной крышей — чай, не чужие, — пожала плечами Кира. — А она что, тебе понравилась?
— Кто?
— Колдунья эта. Мольфарка. Говоришь, Саню не траванет, медик. Восторг во взгляде сияет… Сажать таких надо!..
Я хотел сказать, что ничего плохого Янина не сделала, но вовремя понял, что так только навлеку на свою голову громы и молнии.
— Да черт с ней, очередная лесная аферистка, — легко пожал плечами я.
— И сколько она с тебя взяла?
— Нисколько. Сказала, Вита ей процент какой-то платит. Ну, владелица этого комплекса.
Кира ускорила шаг, и впереди уже показались крыши домов. Я, чувствуя себя мальчишкой, попытался взять девушку за руку и с довольством осознал, что отталкивать она не станет. Мы переплели пальцы, и моя ведьма едва слышно вздохнула, словно сожалея, что не успела вырваться прежде, чем проявит слабость. Но все равно ни ворчать, ни возмущаться, ни высвобождаться не стала, так что мы шагали плечом к плечу.
— Лучше бы она врачу процент платила. Но врач, видать, дело не такое выгодное, как лесная шарлатанка! — фыркнула Кира. — Будет в душу лезть… Ненавижу!
— Ее?
— Плевать на нее. Ненавижу, когда в душу лезут, — твердо промолвила Кира. — Это гадко, понимаешь? Когда шушукаются за спиной, кости перемывают, а потом в лицо улыбаются и делают вид, будто все в полном порядке. Я вот ненавижу такое.
— Ты же журналистка!
— Это разве значит, что я сплетница?!
— Нет, — мягко возразил я. — Это совсем не значит, что ты сплетница. Это значит, что человеческая подлость не должна тебя удивлять.
— Потому что я сама подлая?
— Кира, нет. Потому, что ты постоянно с этим сталкиваешься у других людей. Ну, журналистские расследования, все дела?..
Она поджала губы, очевидно, не найдя, по какому бы поводу оскорбиться. Я едва сдержал смех — нет, ну что за невыносимая девушка!
— Кир, скажи, — все-таки не удержался я, — а почему ты все время огрызаешься? Чем тебя это так привлекает? Слова тебе не скажи, чтобы ты не нашла, как возразить!
Решив, что, вероятно, в какой-то неуместный момент дала слабину, Кира моментально попыталась высвободить руку, но я крепко держал ее, не позволяя вырваться. Она попыталась ускорить шаг, хотя это было, разумеется, смешно — конечно, здоровому мужику легче идти быстрее по снегу, чем хрупкой девушке! Но Кира совершенно не желала признавать поражение. Она так взглянула на меня, словно собиралась испепелить прямо на месте, и вновь попробовала оттолкнуть.
Снег под ногами у девушки вдруг поехал вперед. Она вскрикнула, чувствуя, как ее уводит прочь, но упасть не успела. Я рывком притянул Киру к себе, отрывая от земли — благо, стоял на крепком участке, — и она застыла в моих объятиях.
— Ты опять меня лапаешь, — обвинительно промолвила Кира.
Впрочем, прозвучало как-то неубедительно. Совершенно не так, как она обычно возмущалась. Заметив мою хитрую улыбку, Кира забилась, пытаясь освободиться, и вновь едва не уехала вместе со снегом. Я рывком привлек ее к себе, успокаивая, и прошептал на ухо:
— Не хочу, чтобы ты повторила полет имени друга нашего Виктора. Мне нужна целая, живая и здоровая девушка.
— А что, твоя мольфарка не полечит?
— Не полечит, и она не моя. А ты что, ревнуешь?
— К сорокалетней тетке?! — возмутилась Кира. — Я что, хуже сорокалетней тетки?!
— Ну-у-у, — протянул я, но, заметив, как темнеют от гнева ее глаза, поспешил заявить: — Лучше, Кируня. Лучше. Клянусь.
— Вот так бы и давно, — усмехнулась она, вроде как пытаясь шутить, но все еще оставалась сердитой. — И вообще, нам к Саше надо… Ты там сбор ее травной забрал? Человеку надо с кашлем помочь, а то совсем нехорошо получается. Не хочу, чтобы он там страдал, пока мы тут…
— Пока мы тут что?
— Отношения выясняем, — нашлась Кира, не желая называть наше общение как-нибудь еще.
Она наконец-то окончательно восстановила равновесие и, очевидно, уже сделала для себя все выводы, которые хотела. Выбравшись из моих объятий, она уверенно зашагала по узенькой дорожке, впрочем, куда лучше протоптанной — мы подходили ближе к уже знакомому холму возле спрятанной под снегом трассы. Деревушка, вся укрытая снегом, словно белым одеялом, будто насмехалась над нами тем, что была такая показательно зимняя, хоть сугробы уже немного и слежались, стали не такими высокими.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне оставалось только последовать за Кирой, поражаясь тому, как эта огненная сумасшедшая ведьма вообще смогла с такой легкостью поселиться в моей голове — и безвылазно сидеть там, не допуская больше внутрь ни одной здравой мысли.
Мы быстро добрались до дома. Кира первой толкнула дверь и облегченно выдохнула, оказавшись в тепле коридора.
На пороге уже стояла Ксюша.
— Ну, что? — спросила она, впиваясь взглядом в Киру. — Нашли что-то?
Моя невеста, вмиг выбросив из головы все наши перебранки, как-то подбоченилась и серьезно кивнула.
— Нам эта колдунья дала какое-то средство от кашля, — проронила она. — Вроде должно быть действенным. Сейчас чай запарим… Назар, займись, а?
В ее голосе зазвенели исключительно женские командные нотки. Я такие слышал когда-то в голосе своей бабушки, способной заставить плясать под свою дудку кого угодно, в том числе и всех дедушкиных друзей, какими б генералами да полковниками они ни были. Сумасшедшая женщина, с ума может свести кого угодно.
Интересно, сестра у нее такая же? Если да, то брата ждет не слишком веселый сюрприз, когда вместо покладистой милой девочки он в итоге получит умную, коварную стерву, способную перевернуть весь мир в один момент просто потому, что ей хотелось.
Я отшвырнул мешочек со специями на стол и взялся запаривать чай с тем сбором от кашля, который перетирала в ступке Янина. Пахло приятно, и я мог бы даже перечислить, что тут за лекарственные травы, если б уделил изучению волшебного снадобья немного больше времени.
Кира и Ксюша остались в коридоре, тихо переговариваясь о чем-то и изредка бросая на меня выразительные взгляды. Я только усмехался: женские секреты вроде как не были предназначены для моих ушей, потому что, стоило мне только остановиться и попытаться вычленить хоть несколько слов из их разговора, как девушки моментально поворачивались ко мне и направляли на меня два разгневанных взгляда.
Ксюша, как я заметил, была тоже отнюдь не теленком, способным говорить только «да» и «нет», как показалось сначала. Какое там! Не знаю, зачем она терпела придурковатого Витю столько времени, но сейчас никому б не дала себя в обиду.
— Запаривается, — сообщил я. — Через минут пять будет готово. Что там Саня? Не помирает, я надеюсь?
— Вы, мужчины, всегда умираете, когда речь идет о болезнях.
— Неправда, — скривился я. — Есть такие, что будут полудохлыми ходить, а не признаются, что им плохо.
— Это ты о себе, что ли? — язвительно поинтересовалась Кира.
— Ну что ты! — фыркнул я. — Если я обожгусь или, упаси боже, порежу палец, я моментально потеряю сознание. Буду приходить в себя только для того, чтобы загадывать тебе очередную прихоть, — заявил язвительно. — Чтобы ты убедилась в том, что никогда еще не встречала такого капризного мужчину.
— Порезанный палец — ерунда. А вот тридцать семь и два… Смертельная температура, — фыркнула Кира.
Я только лениво пожал плечами, не желая спорить. В поварском деле трудно обойтись без порезанных пальцев; если присмотреться, у меня на руках можно было найти до десятка мелких шрамов. Да и выше их тоже хватало; то были уже кошачьи, остававшиеся после когтей бабушкиных «скотишей», шотландских вислоухих, которых она боготворила и ценила побольше людей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Саша вдруг вспомнил, что его ждет сценарий, — посетовала Ксюша — Достал ноутбук, строчит, как сумасшедший. Но он не может проговаривать фразы из-за кашля, потому теперь читать все это вынуждена и я так.
— И как сценарий?
— Меня уже тошнит от этой книги! — возмутилась девушка. — Ну, то есть, она интересная, но если я вдруг назову Сашу посреди ночи графом Акреном, пусть не удивляется.
