«Нет! Это не знаки, это просто недочет. Нужно было загодя подумать о перекладных. Я не смею останавливаться на полдороги. Рухнут лошади — пойду пешком! Да и перстень у меня уж не раз цеплялся за ткань. Когда события улягутся, прикажу Позье потуже закрепить вставку в кольце».
К счастью, им встретился крестьянин на телеге. Лошадей поменяли. А ближе к столице поменяли и крытую карету, на коляску без верха.
Уже в семь часов утра коляска остановилась перед казармой Измайловского полка. Ее встречают барабанной дробью и радостными возгласами. Полковый священник благословляет Екатерину на правление. Командир полка Кирилл Разумовский, преклонив колено, провозглашает единственной и полновластной государыней Всея Руси, от имени солдат произносит клятву верности. Офицеры целуют подол ее платья.
Разумеется, церемония встречи не была спонтанной. Ее подготовил Григорий Орлов, пообещав, между прочим, помимо возвращения к прежним армейским порядкам, еще и традиционно ценной в солдатских кругах водки.
В Семеновский полк следуют уже целой процессией. Впереди, с высоко поднятым крестом — священник. Следом — императрица на коляске. Справа и слева, верхом на жеребцах, Григорий Орлов и Кирилл Разумовский. За ними — ликующая толпа. Именно в этот момент Екатерина почувствовала, что страх отступил. Она больше не имеет право бояться. Столько людей рискнули жизнью ради нее! «Если не получится затеянное — уж лучше умереть первой.» Как поступит Петр с ее сторонниками?
Елизавета Петровна в 1754 году приостановила исполнение приговоров о смертной казни, заменила их «политической смертью», ссылкой в Сибирь. Этот указ действовал и до сих пор. Исключение составляли лишь отдельные, тягчайшие случаи. Но государственный переворот, скорее всего, именно к таким, «тягчайшим», и отнесут. Она лишь на секунду представила голову любимого на деревянной плахе, еще живую, с огромными, немигающими глазищами…
«Я клянусь, что никогда не увижу этого!» — Екатерина не ведала, но Григорию Орлову приходили на ум те же мысли, и он уже успел договориться с приятелем, в случае поражения, они убили бы друг друга из пистолета…
Возможно, именно решимость и отсутствие страха, помогли при встрече с очередным полком, Преображенским. Там служит капитаном Семен Воронцов, родной брат любовницы Петра. Разумеется, ему была невыгодной смена власти. Он приказывает солдатам оставаться верными присяге и выступает с ними против бунтовщиков. Неподалеку от церкви Казанской Божьей Матери две ватаги встречаются. Одна (сторонники Екатерины, под предводительством Орлова) — беспорядочная, практически невооруженная. Другая (под предводительством Воронцова) — хоть и меньшая по численности, зато организованная, колонной и при полной амуниции… Капитан отдает приказ — и ружья сняты с ремней, второй — глаза солдат сквозь прицел смотрят на недавних сотоварищей. Екатерина затаила дыхание. Что будет дальше?
Вдруг кто-то крикнул:
— Ура! Да здравствует императрица!
Даже непонятно, с чьей стороны раздались крики. Обе ватаги ринулись друг к другу с объятьями.
Победное шествие по городу. Торжественное появление перед горожанами на балконе Зимнего дворца с Павлом на руках. (Толпа возликовала, мальчик испугался, прильнул к матери, — лепое зрелище, ну просто Мадонна с младенцем!) Обнародован «Манифест о восшествии на престол». Новая самодержица принимает иностранных послов, петербургскую знать и простой люд… (В этот день любой мог приблизиться к своей императрице.)
Ближе к вечеру она надевает зеленый, с красной подбивкой мундир офицера. По ступенькам парадной лестницы дворца спускается к своим войскам. Начальство и рядовые стоят навытяжку. Многие из них уже сменили ненавистную голштинскую форму на прежнюю русскую, такую же, как у их владычицы. Подводят белого жеребца. Она лихо вскакивает в седло. Ветер развевает каштановые волосы. Шпага наголо. На пальце блестит серебряный перстень с большим изумрудом. Сопровождаемая сторонниками, она выезжает из Петербурга с тем, чтобы оповестить мужа и весь мир о своем триумфе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Х Х Х Х Х
29 июня Петр Федорович собрался праздновать свои именины. Из Ораниенбаума, где жил в это время, вместе с Воронцовой и иной челядью поехал в Петергоф, как он полагал, в гости к Екатерине.
Ей потом рассказывали. Петр воспринял опустевшие хоромы как шутку, розыгрыш, игру в прятки. Когда осознал истину — впал в отчаяние. Метался по комнатам, пил, рыдал, падал в обморок, отдавал беспорядочные указы:
— Поезжайте в Петербург вместо меня. Остановите их! Или нет, соберите остатки голштинцев в Ораниенбауме, приведите сюда и потом отправляйтесь уж вместе.
Солдат привели. Петр… поблагодарил их за службу и сказал, что в услугах таковых боле не нуждается.
Он сдался безропотно. Слово в слово собственноручно переписал предложенный ему текст «Отречения от престола». Вместе с Воронцовой ползал на коленях перед вернувшейся в Петергоф, теперь уже единовластной, императрицей. Признал, что обходился с ней прежде несправедливо.
Он был жалок и в своих записках, передаваемых бывшей жене из Ропши, куда его отправили под конвоем:
«Надеюсь на ваше великодушие, что не оставите без пропитания…»
«Прошу Ваше Величество приказать офицерам не сидеть в моей комнате, когда я справляю нужду. Ибо оное становится невозможным.»
Все они подписывались «Верный слуга, Петр».
Екатерина зачем-то сохранила все эти листочки, испещренные тщательно выводимыми буквами, будто Петр боялся, что за неразборчивостью почерка его теперешняя преданность жене останется незамеченной. Быть может, ей хотелось сохранить доказательства отмщения за собственные унижения?
Екатерина понимала, от поругания до агрессии один шаг. Петр опасен, пока он жив. Но и казнить свергнутого правителя не менее опасно. До сих пор главными ее козырями были справедливость, преданность русскому народу, да милость к обиженным. Переворот удалось совершить не пролив ни единой капли крови… Убийство прежнего правителя этот светлый облик «спасительницы» явно бы омрачило.
Орловы самолично сделали то, о чем она так и не осмелилась распорядиться. Но об этом конкретном инциденте Екатерина Алексеевна вспоминать не любила.
Х Х Х Х Х
Покуда Екатерина Алексеевна предавалась реминисценциям, проснулась бывшая в услужении девица-камчадалка;. Принесла поднос: дымящийся кофейник, молочник с густыми сливками, сахарницу, да тарелку горячих гренок. Кофе государыня любила крепкий. На пять чашек воды шел целый Фунт; перемолотых бобов. Как только напиток переливался в сервировочный серебряный кофейник (натертый до блеска, как в зеркало глядеться можно), лакеи добавляли в гущу еще воды и снова варили, уже для себя, боле того, за ними еще и истопники доваривали, — всем хватало. А вот первую партию, ту, что отправлялась в высочайшие покои, пробовать мало кто рисковал. Как-то Екатерина Алексеевна поделилась напитком со своим секретарем, так с ним сильное сердцебиение приключилось.
Императрица отломила кусочек гренки, подула на него — бросила собаке:
— Получай. Государыня свое слово зафсегда держит.
Вытащила папку с бумагами по делу Василия Мировича. Вот они, новые кровавые пятна на репутации…
И на кой ляд Мирович решился на это? Слава Орловых, чтоль, покоя не дает? Верно в народе говорят: «Некошная; сила и горами качает, а людьми, что вениками метет».
Нет, должно быть, то наследственная жила в нем взыграла. Дед Василия, Федор Мирович, предал в свое время батюшку Петра I. Вместе с Мазепою перешел на сторону Карла XII. А после поражения шведского короля укрылся в Речи Посполитой, кинув в Малороссии на произвол судьбы всю свою семью: жену да двух малых детишек. Все его имущество было конфисковано.
Василий неоднократно писал императрице, просил государыню вернуть ему дедовы имения, но в просьбах было отказано. И тогда он решил «отмстить».
Екатерина взяла в руки докладную записку коменданта Шлиссельбургской крепости Бенедиктова, датированную 5 июня 1764 года: «Сего числа, пополуночи во втором часу, стоящий в крепости в недельном карауле Смоленского пехотного полку подпоручик Василий Яковлев, сын Мирович, приказал своим солдатам заряжать ружья пулями. Когда я услышал стук, вышел из квартиры своей и спросил для чего сие происходит, Мирович ударил меня прикладом в голову. Пробил до кости черепа, крича солдатам: «Это злодей. Он содержал в крепости здешней государя Иоанна Антоновича. Возьмите его! Мы должны умереть за государя!»
