Как иначе можно истолковать следующий пассаж — знаменитый пассаж Лотреамона из второй Песни об Андрогине. Этот пассаж, если я не ошибаюсь, невеял Вам, Евгений Всеволодович, Ваше изумительное стихотворение о Terra Foliata, об алхимической земле, занесенной золотой листовй осени…
Тот, кто знает о Terra Foliata,может забросить книги,и кто не знает Terra Foliata,никогда не научится читать.Это — перистая снежная земля,усыпанная оранжевыми листьями,огненная неподвижность ускользающей ртути,щупалец розово-невидимый,произрастающий на планете Сатурн.На луговых одуванчиках спит андрогинВ его волосах змеится двойная спираль.Рядом спит книга —"Cosmocophia" Роберта Фладда.И в Лебеде леденеет Леда.Это древняя, древняя легенда…
У Лотреамона — два врага. Один Человек, другой — его творец.
"Моя поэзия состоит единственно из атак всеми возможными средствами из атак на человека, этого ублюдка, и на его создателя, который не должен был бы, по моему мнению, создавать подобную сволочь. Тома моих книг будут копиться и копиться до скончания моей жизни и однако, вы не найдете в них никакой другой идеи, кроме этой, неизменно, вечно присутствующей в моем сознании".
Кажется, яснее не выразится, и банальный морализирующий разум услужливо подсказывает — "откровенный сатанизм", «богохульство». Если бы все было бы так просто, то мир представлял бы собой примитивный механизм, духовный путь был бы подобен путешествию на электричке, а история представляла бы собой распорядок дня в детском саду — с мудрыми воспитателями и бессмысленным времяпровождением, в котором ритм незамысловатых наказаний и поощрений прививает недорослям элементарные социальные навыки. Бог, конечно, любит простецов и юродивых, но это еще не значит, что он любит мещан, лицемеров, моралистов и агрессивных посредственностей. С Лотреамоном так просто не разобраться. Элементарное чувство вкуса подсказывает, что все намного сложнее. И внимательному взгляду сразу же открываются многозначительные детали. Так, например, Лотерамон нигде в своих текстах не употребляет слово «Бог». Ни разу. Случайно? У этого автора либо все вообще чистая случайность, тогда и говорить не о чем, либо все, вплоть до малейших деталей, до знаков препинания нагружено абсолютным смыслом. Когда Лотреамон говорит о «творце», «Креаторе», «демиурге», на которого обращена его уважительная ненависть, он имеет в виду нечто особое.
Современный человек и его «создатель», возможно, принадлежат к особой, весьма не очевидной реальности, не имеющей никакого отношения к тому, что понимает под человеком" и «творцом» Традиция. В обнаружении этого головокружительного факта, в разоблачении этой кошмарной Истины состоит величайший смысл послания Лотреамона. То, что на первый взгляд представляется вершиной богохульства и святотатства, оказывается, на самом деле, выразительным и впечатляющим изложением сугубо традиционной доктрины. Путь мира согласно циклической логике священной Традиции двигается от Блага ко Злу, от позитивного полюса к негативному, от Золотого века к Железному, от Крита юги индусов к Кали-юге. Вначале времен человечество пребывает под правой, благословляющей, милосердной дланью Божества. И Творец и творение в этот райский период благи и отношения между ними гармоничны, исполнены любви. В конце времен все меняется радикальным образом. Человечество подпадает под левую, карающую длань, живет в режиме раскола, безумия, помрачения, хаоса и вырождения. Это апокалиптическое человечество есть уже порождение иной сущности, выдающей себя за «создателя», порождение «узурпатора», «обманщика». Световое Божество удаляется, на его место приходят мрачные могущества теневых сторон высшей реальности, "иные боги" Лавкрафта. Высшей формой обмана и гипноза является стремление привить человечеству последних времен иллюзию того, что между ним и «божеством» сохраняются те же отношения, что и в начале времен. Та же гармония, то же послушание, та же любовь. Апокалиптическое человечество воздвигает над собой химеру, поганого идола, возведенного в чин «создателя». А на самом деле, вся эта псевдо моралистическая пастораль лишь прикрывает реальную бездну извращения, порока, греха, низости и лжи. Против такой реальности и восстает златокудрый Мальдорор, противник «демиурга», волевая, героическая антитеза «Креатора» современного мира. Это — мэтр "Пути Левой Руки", и именно под этой дланью настоящего абсолютного Бога и находится наш исторический цикл. Любопытно, что и в христианстве, этой уникальной, головокружительной религии Любви и Света, идет речь о двух пришествиях Сына Божьего. Первое — в страдании и Спасении. Это — проявление Божественной милости. Второе будет Страшным. Это богословское догматическое определение нагружено важнейшим смыслом — Суд — Страшный. Пришествие — Страшное. Так сугубо христианский цикл истории, лежащий между Первым Милостивым и Вторым Страшным Пришествиями, повторяет в сжатом виде, как финальное, эсхатологическое резюме всю историю мира — от земного рая до земного ада. И Конец христианского века совпадет с Концом мира вообще. Но это — отдельная тема.
Путь левой руки — путь героя. Древние понимали, что в определенных случаях сам факт «богоборчества» может быть сугубо религиозным, духовным инициатическим путем. Вспомним хотя бы патриарха Иакова, названным «Израилем», а это имя по одной из этимологий означает "Сражающийся с Богом", как раз в память о его ночной битве с Божеством. Тот же Иаков и в том же месте — в Вифиле увидел знаменитую лестницу, ведущую на небо (и с неба!). По этой лестнице поднимались на Олимп греческие герои, бросавшие вызов олимпийским богам и доказывавшие в битве и войне с ними свое право на соучастие в божественной реальности. "Силой нудится Царство Небесное".
— Обратите внимание на то, что его ненависть направлена только на Шестой День Творения, когда был сотворен человек. Дикая природа, напротив, вызывет в нем бесконечный, орфический восторг. Чего стоит его восторг перед "старым Оеканом", восторг не только тематический, но и стилистический — песнь — поэма в прозе, каждый фрагмент — стихотворение, текст разворачивается неторопливо, торжественно, ритмически напоминая величавое спокойствие океана.
— Океана Безумия.
"На сей раз я хочу защитить человека. Я ненавистник всякой добродетели. Я не забыл Творца после того, как в день славы сбросил колонну, соединяющую небо и землю, на которой уж не знаю каким жульничеством были начертаны знаки его могущества и его вечности. Четыреста присосок впились в его подмышку и он зашелся отчаянным криком…. но Креатор сохранял поразительное хладнокровие в жесточайших страданиях и исторг из своего лона ядовитое семя на жителей земли. Но к его изумлению Мальдорор обратился в спрута. Восемь чудовищных щупалец каждое из коих могло легко захлестнуть планету, рванулись к телу творца. Из последних сил Креатор боролся с беспощадными, влажными, гибкими кольцами, что сжимали его все тесней… но я боялся подвоха, насосавшись как следует его крови, я скрылся в своей пещере. После бесплодных попыток он перестал меня искать, но отныне знает, где мое логовище и не торопится туда войти. Теперь мы живем наподобие двух монархов, знающих силу друг друга, не могущих друг друга победить".
Борьба против Создателя-демиурга. Она проходит у Мальдорора почти на равных. Оба персонажа и Креатор и его кристально жестокий антипод довольны яркие, могущественные, циничные и безжалостные типы.
— Хочу заметить Мальдорора при этом ни в коем случае нельзя смешивать с дьяволом или сатаной иудео-христианского ареала, то есть со специалистами довольно ограниченного профиля.
— Здесь вообще все другое. И так называемое «добро» и так называемое «зло» у Лотреамона лежат в особой изогнутой плоскости, касательной по отношению к конвенциональным моральным категориям. Например, и «благой» Креатор, демиург, и его противник белокурый Мальдорор часто превращаются в монстров, оба напиваются, убивают, совершают множество кошмарных преступлений. Вся лишь разница в том, что Креатор лжет и лицемерит, а Мальдорор предельно честен — в особом, конечно, абсолютно безумном смысле — ведь он только и занимается тем, что обманывает подростков, чтобы их потом жестоко покарать за доверчивость, романтизм и наивность.
— Печальнее всего судьба Мервина из 6-й песни, этого юного гения, соблазнившегося предложением Мальдорора бросить добропорядочную семью и отправиться с мэтром в галлюцинативные поиски новых земель и нереальных пейзажей…
— Я не могу без дрожи перечитывать описание встречи Мервина с Мальдорором на мосту в то роковое утро, когда юноша окончательно решил отдаться во власть приключений и дальних странствий в кампании своего нового друга, об истинных намерениях которого он не подозревал.
