А вот лица этого, большого, опять не рассмотрел: спиною он был, вернее, вполоборота. Потом вошли в подъезд. Я следом — шмыг! Мышкой… Затаился. Слышу — дверь хлопнула на каком-то верхнем этаже, и не запростецкая, железная.
Вернулся я в «москвичек», посидел, покумекал… Еще в забегаловке от шоферюг слыхал: люди землю будут носом рыть, а киллеров Снега достанут… Вот и…
— Ты хочешь денег? — резко спросил Автархан.
— А кто ж денег не хочет? Есть у тебя на кармане «зю-зики» — ты король, нет — шваль, шантрапа… Да и риск какой был… — Водила упер глазки в стол. — Только вы не подумайте, что я ради денег… Из уважения… Просто деньги — кому они лишние?
Степаныч стоял за спиной шмаровоза. Авторитет едва заметно прикрыл глаза.
— Будут тебе бабки, — произнес Степаныч. — Пошли.
— Да нет, вы не подумайте… Я со всем уважением… Только деньги — разве они помешают?
Водила вышел первым. Степаныч — следом.
— Да, я вот чего еще… — начал водила, оборачиваясь… Неуловимо быстрый удар сломал шейные позвонки, мужик рухнул, засучил ногами в конвульсии и затих.
— Унесите, — приказал Степаныч двум парням. Те равнодушно подхватили тело и потащили прочь.
— Успокоил? — спросил Автархан, когда тот вернулся.
— Абсолютно.
— Больно жаден до денег.
— Не то слово…
— Побежал бы к Кондрату или к Бене? Как думаешь?
— Обязательно. Если еще не сбегал. Деньги для таких, как этот…
— Что думаешь насчет сказанного? — перебил его Автархан. — Ты проверил?
— Да. Все так: Есть там такая квартирка. Хитрая. Ребятишки контролируют вход в подъезд, чердак, окна. Окна занавешены плотно, никак не подобраться… И еще…
В квартирке, в доме напротив, мамашка одна проживает… Дочушку свою, малолетку, в аренду сдает… Ее сожитель, мамашки, Леха Козел, сегодня с утреца деньгами по местной, пивнушке сорил… Славными такими купюрами… У него отродясь больше червонца не бывало.
— Кто у нас там? Не территории?
— Костя Хмель. Мы как подошли по выяснению, сразу, как я рассказ… шмаровоза, самую суть, выслушал. Хмель наведался в ту квартирку…
— Ну?
— Мамашка пьяна в умат, а девчонка рассказала: приходил к ней посередь ночи мужик, крупный, грузный… Лицо вроде страшное, а вообще она тоже плохо помнит…
— Этот здоровяк что, харил девку?
— Не. Что-то у него не сложилось. Потом отвалил. Мы прикинули по времени: как раз он мог и быть этим вторым… Боссом.
— А что насчет… худощавого? Действительно он… убил Сергея?
— Похоже на то. Очень похоже. Я поговорил с Василь Васильичем. С Ковровым. Был такой человечек. Сидел за столиком у стены. Один. Озадачил Васильича крупной суммой. Держался корректно. Самое удивительное… Васильич — ведь очень наблюдательный старик…
— Это да…
— Так вот. Он, как и шмаровоз, описывает просто: худощавый, жилистый, похож на подростка. Притом никаких черт лица не запомнил. Да, болтал этот худощавый с кем-то по мобильному.
— Так, — припечатал Автархан ладонь к столу. — Этих — брать. Возьмешь?
— Честно? Постараюсь. Уж очень несет от всего этого…
— Подставой?
— Спецслужбой. Из трех букв.
— Они все — из трех букв. Которая?
— Может, здешняя, может, российская. Да и любой крупный банк или «Нефтьпром» людей себе не с улицы набирали…
— Наркота им зачем, Степаныч? Ты не мудришь?
— Лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Не всегда. Хорошо. Карт-бланш тебе. Полный. Но хотя бы одного ты мне возьми головой. Здоровеньким.
— Если они асы…
— Степаныч, я же сказал: карт-бланш. Задействуй свои контакты где хочешь, пусть их вяжет кто угодно, хоть служба безопасности, хоть черт с рогами, но одного ты мне достань и привези.
Автархан встал из-за стола, подошел к сейфу, открыл, достал чемоданчик.
— Сто штук «зелени». Передашь этому своему… генералу. Пусть расстарается. Так сказать, разовый гонорар. Помимо обычного. Ему кто-нибудь когда-нибудь такие деньги платил за простую операцию захвата?
— Не уверен.
— А я уверен. Никто. И никогда. Потому что это столько не стоит.
Глава 25
— «В поход на чужую страну собирался король…» тихо напевал Маэстро.
Ждать он не любил. И время ожидания считал навсегда вычеркнутым из жизни. Он то вставал и начинал расхаживать по комнате, то замирал на мгновение, закрыв глаза, словно боялся упустить какой-то звук или цвет, то, что для него было даже не самой мыслью, а ее эхом…
Крас сидел в кресле расслабленно — сказывалась напряженная усталость; он не спал и не бодрствовал, просто находился в некоем промежуточном состоянии, похожем на старческую бессонницу: многие старики уверены, что не могут спать вовсе и якобы не спят ни ночью, ни днем, на самом деле сон и явь, давно ушедшее и настоящее, домыслы и иллюзии так смешались в их жизни, что они уже не в силах отличить одно от другого. И к жизни их привязывают привычки.
Крас стариком не был. Его рефлексы чутко улавливали волны агрессии, исходящие от Маэстро, но это не было угрозой для него лично: Маэстро так жил. К тому же… чтобы убить, ему не нужно было ни накручивать себя, ни готовить… Он мог быть в этот момент неукротимым, словно взорвавшийся вулкан, или спокойным, как штилевое море… Для Маэстро убийство не было ни работой, ни актом нелюбви — просто действием. Наверное, смерть казалась ему куда более естественной, чем жизнь, и уж куда более спокойной. И в этом Крас был с ним абсолютно согласен: освобождать людей от их суетной, никчемной, жестокой жизни — что может быть нужнее в этом мире?..
Только золото. Оно — спокойный владыка всего сущего, ибо правит пороками, а пороки в этом мире куда надежнее, чем добродетели… Они позволяют королям властвовать… Ну да, короли властвуют, но не правят. Правит лишь золото, только с его помощью можно получить удовольствие от пороков.
* * *
Маэстро прав: они двое — вне времени и вне жизни их удел честен и прост — освобождать от нее людей. Хотя все мы обезьяны, марионетки того, кто сидит за ширмой и дергает за нитки… Того, кто нас убивает… Убивает без ненависти, без сочувствия, без сожаления… Просто так… Все мы рабы. Его рабы и рабы времени… Время тоже убивает. Сначала душу, потом то, что осталось. Убивает…
И тоже без ненависти, но от этого еще хуже.
На экране дисплея наконец высветилась затребованная информация:
"Олег Игоревич Гончаров, 1960г.р. Призвался 19.10.1979г. Проходил службу в ВЧ3567 89/К; после демобилизации проходил обучение на объекте «Гора».
12.12.1984 г. Присвоено воинское звание «лейтенант».
С 14.02.1984 по 28.03.1988 г. Проходил службу в ВЧ 95684/К.
26.05.1986 г. Присвоено воинское звание «старший лейтенант».
1.12.1987 г. Присвоено звание «капитан» досрочно.
17.04.1989 г. Уволен в запас".
— И это — все? — удивленно присвистнул Маэстро.
— Да, — пожал плечами Котин.
— Ловко…
— Маэстро, ты же знаешь, с тех пор архивы вычистили основательно.
— Крас, заткнись! Заткнись!
Маэстро заметался по комнате, словно загнанный зверь. Остановился как вкопанный, произнес:
— Это наивысший допуск! Все резидентуры… — Он вдруг замолчал, побледнел, произнес еле слышно:
— Лир — ширма?! Марионетка?!
— Этого не может быть! — нервно отозвался Крас.
— Сам знаю! Я знаю куда больше, чем ты даже можешь себе представить!
— Погоди, Маэстро! Рассудим здраво: мы послали запрос, ответ на который должен прийти в Москву от здешней службы безопасности… Только потом — к нам. И уткнулись в наглухо запертые ворота. Что здесь удивительного?
— То, что не здешние, а Москва, ты понял, Москва нам выдала бредятину! Это не досье на человека из группы Барса, это компьютерная распечатка деяний трудного подростка при спермотоксикозе! Поступил, служил, Уволился! Кто-то там играет игру, и очень странную…
— Нас отрезали от информации?
Маэстро нервно заходил из стороны в сторону.
— Да. Или хотят, чтобы мы так считали.
— Кто?
— Конь в пальто. А уж что за попона на нем…
— Погоди… Выходит… Вся эта лабуда — всего лишь «туман»? Операция прикрытия?
— Дошло, наконец?
— Не слишком ли жирно?
— Для кого? Лир всегда был мужчина с замахом: делить королевство так делить! Но не отдавать власти! — Маэстро снова замер, расхохотался и вдруг запел, слегка кривляясь:
— «А на столе лежал чемоданчик, а на столе лежал чемоданчик, а на столе лежал, а на столе лежал…» И — пропал. Или не пропал? Объявился где-то?
Или объявится?.. А мы с тобой как два полудурка… Вернее, один сексуальный маньяк не без способностей, но с полным отсутствием фантазии, другой… Другой — Сальери, ищущий Моцарта и получивший жирную, волосатую фигу! Кукиш с маслом!
Нет, что ни говори, Красавчик, а жизнь дерьмо! Смерть честнее, никого никогда не обманывает: есть так есть! — На секунду он напрягся вдруг, как настороженный зверь, приложил палец к губам:
— Ш-ш-ш…
Как оказались в его руках пистолеты, не заметил никто, настолько молниеносным было движение. Маэстро кивнул на дверь. Крас смотрел на него непонимающе: очередной заскок великого актера? Сам он не слышал ни звука.
