– Долго шел? – перебил Крайнев.
– Долго. На большак не выходил, кружными дорогами. Просил милостыню, подавали. Когда спрашивал, отвечал: "Домой из плена иду". Не было случая, чтоб в дом не впустили. Если в деревне немцы или полицаи злые, предупреждали, прятали. Добрых людей Господь посылал… Один раз на патруль нарвался, остановили. Думал: "Убьют!" Стал молиться, чтоб не умереть нераскаянным. Немцы увидели, что крещусь и кланяюсь, плюнули и уехали. Сохранил Господь… Под конец пути морозы начались, обмерз сильно – одежка худая совсем. Раз в стогу ночевал, утром еле поднялся – так застыл. Милостью Божьей добрался до Городского района. В первой же деревне все рассказали. О евреях спасенных, тебе и Соне…
– Обиделся?
– Не то слово! Ножом по сердцу. Первая мысль: "Убью обоих!" Даже топор у хозяина присмотрел…
Крайнев покрутил головой, разглядывая углы.
– Не брал я топора… Первый раз с лагеря лег, не помолившись, и увидал во сне отца Григория. Смотрит сердито: "Я велел тебе Бога не забывать! А ты? На кого ропщешь? Просил Господа и Богородицу жену сохранить – вняли они молитвам. Чего еще? Неблагодарный! На кого зло точишь? Человек ее от верной смерти уберег, приютил, обогрел, счастливой сделал, а ты убить? Иди к нему, кланяйся в ноги и благодари! Руки целуй! Смилуется – вернет тебе жену…"
Крайнев поднес руки к глазам и посмотрел на них, будто видел впервые.
– Я сейчас! – сказал Гольдберг, вставая. – Не побрезгуйте!
– Брезгую! – Крайнев встал. – Очень даже… Слушать тебя больше не желаю! Что значит "вернет"? Она что, вещь: взял, попользовался и отдал обратно? Притащился… Люди в боях гибнут, а он – к бабе под теплый бочок! Вали, пока Саломатин не прознал! Доведет до ближайшей стенки, не дальше!
– Я пришел к жене! – набычился Гольдберг.
– Она тебе больше не жена!
– Соня так не говорила!
– Скажет… Соня! – позвал Крайнев громко. – Заходи! Все равно подслушиваешь…
Соня вошла и остановилась на пороге, сложив руки на животе. По щекам ее текли слезы. Внезапно Крайнев понял, что сейчас и здесь ее ни о чем спрашивать не надо. Что-то изменилось за время, пока он отсутствовал. "Он ей что-то наплел! – понял Крайнев. – Такой может. Ишь, соловьем про любовь свою разливался. Можно представить, что говорил ей!"
Крайнев молча взял Соню за руку и вывел на крыльцо. Там попытался обнять, но Соня отстранилась.
– Что случилось? – удивился Крайнев.
– Ты слышал!
– Тебя тронула речь юродивого?
– Как ты можешь?!
– Могу! Сначала он предал тебя, а потом Родину.
– Но он покаялся! Страдал…
– Бойцы Саломатина страдали не меньше.
– Он не виноват, что попал не в тот лагерь!
– Человеком нужно оставаться везде!
– Что ты можешь об этом знать?! Ты голодал, как он, мерз? Пришел из своей красивой жизни, погостил немного и вернулся! Богатый, сытый, счастливый… Что тебе до нашего горя и страданий!
– Что с тобой, Соня! – спросил Крайнев, отступая. – Причем тут я? Сама говорила: появится – выгоню!
– Его нельзя выгонять. Он слабый, больной… Он погибнет!
– Пусть остается! Есть комната для больных, там сейчас Ильин лежит, поставим еще койку… Поправится – отправлю в Новоселки, там врач нужен, фельдшерский пункт стоит закрытый. Выправлю аусвайс, положу жалованье…
– Ты когда-нибудь молился за меня? – внезапно спросила Соня.
Крайнев запнулся, не зная, что ответить.
– Не молился! – упрекнула Соня. – А он – каждый день! Бог спас меня…
– Это сделал я!
– Бог надоумил! Потому что Яков молился!
– Господи! – изумился Крайнев. – Где набралась?
– Вот! – Соня нырнула рукой за ворот блузки и достала крестик на шнурке.
– Не видел раньше.
– Стеснялась. Думала, будешь смеяться.
– Я?
– Крестилась, чтоб быть ближе, – вдруг всхлипнула Соня. – Один Бог, одна вера… Сказано: "Прилепится жена к мужу, а муж к жене, и станут одним телом". Хотела, что ты меня полюбил.
– Я люблю!
– Нет! – покачала Соня головой. – Притворяешься. Женщины это чувствуют. Вот он, – Соня кивнула в сторону дома, – любит. По настоящему.
– Соня! – тихо сказал Крайнев. – Прошу тебя: одумайся! Понимаю, тебе трудно, но перед богом и людьми ты – моя жена! Не его. Да, я не говорил тебе красивых слов и не стоял на коленях, зато делал все, чтоб ты была счастлива. Буду делать это впредь. Я пришел сюда из сытого и благополучного мира, но не за тем, чтоб развлекаться с женщинами. Их хватает и там. Здесь я только ради тебя! Зачем гонишь?
Она заплакала. Крайнев сел на ступеньку и сжал голову ладонями. Соня осторожно примостилась рядом.
– Ты не можешь взять меня к себе? – спросила тихо.
– Уже пробовали.
– Однажды ты уйдешь к себе и не вернешься. Не потому, что не захочешь. Просто не пустят.
– Соня! – взмолился Крайнев. – Мы обязательно что-нибудь придумаем! Я тебя прошу!
Он покачала головой.
– Принеси мои вещи! – сказал Крайнев, вставая.
Ее глаза задали немой вопрос. Он запнулся, вспомнив, что ходил эти месяцы в костюме Гольдберга, и уточнил:
– Карабин и зеркало. Зеркало бабушкино, я его не дарил.
Спустя минуту, сжимая одной рукой ремень карабина, другой – зеркало, Крайнев шел по деревенской улице. Вокруг была темно и пустынно. Кумушки, дежурившие у забора в ожидании громкого скандала между мужьями "врачихи", разошлись разочарованные, остальным было плевать на нелепую фигуру немецкого фельджандарма с зеркалом под мышкой. Крайнев не захотел оставлять зеркало по одной причине: его коробила мысль, что оно станет отражать счастливую физиономию Гольдберга. У крайних домов часовой отдал ему честь, но Крайнего его не заметил. Он пришел в себя на лесной дороге. Остановился. Ему некуда было идти. В этом мире не осталось дома, где его любят и ждут…
"Выгнали – поделом! – с горечью подумал он. – Незваный гость… Без тебя обойдутся!"
Он закрыл глаза и несколько раз вдохнул морозный воздух. Голова закружилась, и он явственно ощутил примешавшуюся к запаху снега и хвои нотку прели…
17
Разбудил Крайнева Бах. Не сам Иоганн Себастьян, конечно, а его музыка. Органный хорал, зарокотавший в квартире, воздел Крайнева на ноги и заставил бежать в прихожую, где надрывался сотовый телефон.
– Алло!..
– Доброе утро! – раздался в наушнике женский голос. – Надеюсь, не разбудила?
– Не надейтесь! – мрачно сказал Крайнев.
Женщина засмеялась.
– Это Ольга Казакова. Мы договорились позировать.
– Суббота, девять утра! – взмолился Крайнев. – Я стою в трусах, глаза не открываются, голова трещит…
– У вас была вечеринка?
– Пьянка…
– Тогда – душ! – жестко сказала Ольга. – Горячий и продолжительный. Я перезвоню через полчаса…
Крайнев бросил телефон на полку и потащился в ванную. Стоя под горячими струями, он с омерзением вспоминал события вчерашнего вечера. По возвращению из сорок первого он немедленно напился. Выхлестал бутылку коньяка и начал куролесить. Первым делом сфотографировал и разместил на Интернет-аукционе форму немецкого фельджандарма с полным набором амуниции. Едва не прибавил к стальной бляхе, ремням и кобуре трофейный "люггер", но в последний момент спохватился. Едва фотографии появились на сайте, как почтовый ящик запищал, сигнализируя о письмах. На все запросы Крайнев честно ответил: мундир и амуниция подлинные, не новодел и в отличной сохранности. По желанию покупателя возможна экспертиза… Под фото лота немедленно запрыгали цифры, сменяя друг друга с калейдоскопической быстротой, Крайнев глядел на них и мерзко хихикал…
Потом он нашел в шкафу неведомо как уцелевший капитанский мундир, переоделся, сходил в магазин, где набрал пива. По возвращению поставил диск с военными песнями и, отхлебывая из банки, громко подпевал никогда не служившему в армии певцу: "Батяня-комбат, батяня-комбат…" Очень скоро в дверь позвонили. Это был сосед снизу. Через пять минут пришел сосед сверху, а затем – сосед через стенку. Всем Крайнев сообщил: гвардии капитан запаса заслужил право на культурный отдых, а паче вздумается кому-либо мешать, в дело вступит огневая мощь российской армии. Лица соседей выразили не столько страх, сколько изумление, поэтому Крайнев дружелюбно предложил каждому составить компанию: вместе надраться до положения риз или пойти к бабам. Соседи вежливо отказались, после чего Крайнев прекратил концерт – стало скучно. Последним его воспоминанием было: он стоит в прихожей перед зеркалом, показывает своему отражению кукиш и корчит рожи…
После душа Крайнев почувствовал себя бодрее. Побрился, брызнул на лицо туалетной водой и прошел в кухню. Он допивал кофе, когда в прихожей вновь заиграл орган.
– Как самочувствие? – спросила Ольга.
– Лучше! – признался Крайнев. – Но голова болит.
– Не страшно. От вашего дома до мастерской не больше двух километров, пешая прогулка пойдет на пользу. Жду вас не позже десяти!
