— Стой! Хватит, я сейчас вылезу!
И куда? Или утром перед атакой я бы сказал своему фельдфебелю:
— Я сегодня в бой не пойду, потому что не хочу нести вину!
А мы, солдаты, знали последствия: верная смерть или строжайшее наказание! Мы знали приговоры, подписанные генералом Шёрнером, командовавшим нами. Или, как я узнал об этом позже, как генерал фон Мантойфель, такой же, как и Шёрнер, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами с бриллиантами, участвовал в ходе военного суда. Тогда случилось следующее: ночью советская разведгруппа захватила унтер-офицера и солдата. Двойной дозор не открыл огонь, не поднял тревогу и ничего не сделал для освобождения захваченных. Мантойфель приказал арестовать обоих дозорных и отдать под дивизионный военный суд. Никого не интересовало, сопротивлялись ли унтер-офицер и солдат пленению или у дозорных от усталости из-за постоянных боев просто слиплись глаза. Последнее можно было по-человечески понять, хотя это было и наказуемо. За упущение по службе один из дозорных был приговорен к двум годам тюрьмы. Однако снова подключился фон Мантойфель. Он потребовал смертной казни для приговоренного к двум годам. За «преступление», заключающееся в том, что усталый от боя солдат задремал, мало двух лет тюрьмы? Он был расстрелян 13 января 1945 года. Менее чем через четыре месяца этому военному насилию был положен конец.
После войны фон Мантойфель был осужден судом присяжных. Он ухватился за незаконченность расследования и отвел от себя смертный приговор. Однако суд указал на то, что фон Мантойфель действовал в соответствии с ясными мотивами.
Фон Мантойфель отсидел (только!) два месяца из своего срока. После процесса он не сказал ни слова сожаления, но, желая оправдаться, заявил, что для поддержания дисциплины вынужден был прибегать к жестоким мерам из чувства долга перед солдатами, желающими продолжать борьбу. Они имели право требовать от своих начальников, чтобы те защитили их в случае необходимости от отказывающихся выполнять свои обязанности жестокими мерами. И ни слова сожаления!
Я бы с удовольствием услышал мнение матери этого солдата, расстрелянного в 1945 году, по поводу действий и бесчеловечных представлений этого бывшего генерала. У Г. Фрашке можно прочесть, что фон Мантойфель обладал волей, хладнокровием, решительностью и был храбрым солдатом. Может быть, с чисто военной точки зрения это правильно, но полководец, не видящий в подчиненных ему солдатах людей, не может быть примером и масштабом для гуманности. И это является решающим.
У бывшего военно-морского судьи X. Фильбингера, требовавшего в самом конце войны смертельной казни солдата, мы тоже находим только оправдания и ни слова сожаления. Именно эти «верные линии» офицеры в гитлеровском государстве все время внушали солдатам постоянный страх, чтобы ни один из них не пришел к «неправильным мыслям» и не «выскочил из ряда танцующих».
Война всегда жестока, несет страдания и смерть огромному количеству людей. Это относится и к так называемым «справедливым войнам», которые ведутся, чтобы изгнать вероломного захватчика из страны. От Арминиуса, воевавшего с римлянами, до освободительных войн с Наполеоном в преступных целях использовались невинные дети, втягивались в вину и гибель. У них, так же как и у меня, было стремление к жизни и свободе.
«Если что-то прошло, то его уже здесь нет, ведь оно уже прошло», — говорит Мартин Вальзер в начале своего романа «Фонтан». Это относится и к солдатам последней войны, ведь они несут на себе печать переживаний чудовищной войны, развязанной преступной диктатурой. Солдаты, пережившие в одной дивизии время войны, создали общество, основанное на чувстве сопричастности, сохранившееся до сих пор. Было бы логично полагать, что солдаты 24-й танковой дивизии и 24-го танкового полка объединились в дивизионное товарищество.
Такие встречи бывших солдат сегодня иногда критикуют. На встречи моей 24-й дивизии собираются остатки небольшой группы, которая с каждым годом становится все меньше. Каждый из этого общества после 1945 года шел своим путем и как мог использовал ту свободу, которая ему была предоставлена в послевоенное время.
Важнейшим пунктом программы встреч является возложение венка к памятному знаку дивизии в память о павших товарищах. Товарищи, вместе с которыми мы должны были воевать на войне, те, что были вместе с нами и среди нас и которым не повезло выжить, должны были отдать свои молодые жизни с верой в Отечество, которое сегодня подвергает своих солдат поношению.
На этих встречах собираются товарищи, которые вместе в 24-й танковой дивизии прошли через огонь и воду, те, которым повезло уцелеть. Там же бывают бывшие офицеры, которые могут рассказать о некоторых интересных случаях. Так, бывший ротмистр
Бёке (воевавший на Западном фронте) рассказал о телефонном разговоре с командующим генерал-фельдмаршалом Моделем, когда танк «пантера» из его подразделения не мог пройти по дороге через выемку. Ведь этот танк был очень широким. Модель с чувством превосходства и полноты власти крикнул офицеру в трубку телефона:
— Если вы через эту выемку не переберетесь, я вас приговорю к смерти!
Бёке, раздраженный до этого тем, что Модель приказывал то, что нельзя было выполнить, пробурчал себе: «Если этот тип еще раз отдаст невыполнимый приказ и будет угрожать смертью, я просто дезертирую!»
В другой раз бывший командир дивизии имперский барон фон Эдельсхайм рассказывал о своем последнем военном дне. Командующий 12-й армией генерал Венк отправил генерала фон Эдельсхайма в 9-ю американскую армию, чтобы вести переговоры о капитуляции. Для этого фон Эдельсхайму два раза пришлось пересекать Эльбу на плавающем «Фольксвагене». Американский командующий был готов принять в плен всех военнослужащих, которые переберутся через Эльбу, в том числе и раненых. Однако он резко отказался принимать беженцев. Фон Эдельсхайм рассказывал, что это была наихудшая задача, которую приходилось ему когда-либо выполнять за свою военную жизнь.
Фон Кристен, бывший начальник оперативного отдела штаба дивизии, мог рассказать много интересного из своей богатой событиями офицерской жизни. Он и еще два офицера из оперативного управления Генерального штаба сухопутных войск были главными действующими лицами в истории, демонстрирующей злоупотребление властью со стороны Гитлера, ставшего главным разрушительным элементом военной системы. В начале 1945 года начался полный развал Восточного фронта. Подполковник фон Кристен, служивший в Цоссене, в главном оперативном управлении, получил сообщение, что Варшава пала. Он передал сообщение подполковнику фон дем Кнезебеку, начальнику отделения, а тот доложил о нем дальше, начальнику отдела донесений полковнику фон Бонину. Все три офицера из этого донесения поняли, что Варшаву к тому времени было не удержать. Об этом происшествии они доложили начальнику Генерального штаба генерал-полковнику Гудериану, который согласился с предложением, что остатки гарнизона должны оставить Варшаву. Когда Гитлер узнал, что Варшаву оставили без его разрешения, то впал в бешенство и обвинил офицеров в измене. Приказ Гитлера об аресте ведущих офицеров оперативного управления проходил следующим образом. Штабы работали до раннего утра. Под утро фон Бонин сказал, что вчера у него был день рождения, однако из-за кучи дел он про него совсем забыл. А теперь он достал бутылку шампанского для короткого тоста с товарищами. В этот момент в помещение с картами вошел генерал Майзель с двумя старшими офицерами в стальных шлемах, вооруженными автоматами, для совершения ареста. Он спросил фон Бонина, как его фамилия. Тот ответил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
