— Я не тип, — недовольно откликнулся заинтересованно прислушивавшийся к нашему разговору пленник и довольно — таки связно поведал: — Мое имя Каннир Одар. И я — некромант… был когда-то. До того, как эти паскудные твари сделали из меня Оракула. Только меня никто сюда не тащил — я тут уже давно обитаю. Можно сказать, с алтаря последнее время не слезал…
Я резким движением обернулся к нему.
— Некромант?! Ты?!
— А что, не похож? — криво усмехнулся слепой, уставившись на меня пустыми глазницами. — Но за десять лет пыток еще и не в такое превратишься. Если бы не твоя зверюга, до сих пор в моем теле жил бы этот поганый дух. Всю душу из меня высосал…у-у-у… убил бы эту мразь, если б мог! Кстати, а ты сам-то кто?
Я мгновение помедлил.
— Коллега твой.
— Да ну? — слепец снова гнусно захихикал, отчего я всерьез засомневался в его разумности, но смех прекратился так же резко, как и начался. — Увы, я почти не вижу даже магическим зрением, но на миг мне показалось… а, какая разница? Твоя зверюга меня сильно выручила, стащив с алтаря, так что я теперь твой должник. Ты, конечно, молод… похоже, еще моложе меня… но где теперь найти старого некроманта? Разве что на кладбище? — спросил в пустоту слепец и сам же рассмеялся своей дурацкой шутке. — Извини. Безумие скоро снова меня поглотит, поэтому не буду спрашивать, кто ты и откуда. Но очень попрошу выслушать мою историю. И убить по старому обряду, когда я закончу. Поможешь?
Я прикусил губу.
Демон! Не хотелось бы терять последнего информатора, но… просьба о смерти — единственная вещь, в которой один некромант никогда не откажет другому. Потому что только мэтр сумеет сделать так, чтобы в посмертии тебя никто не побеспокоил.
— Я могу тебя подлечить. Даже отсутствие резервов — не проблема…
— Нет, — нетерпеливо перебил меня пленник. — Твоя зверюга нарушила целостность связывающих нас оков. На какое-то время мой разум очищен от безумия Оракула. Но я все равно спятил так же, как и он. Ты не сможешь мне помочь. Поверь, я знаю, о чем говорю — за десять лет изучил эту тварь так, как, наверное, не смог еще никто. Она пожирает мой разум даже сейчас. И чем дольше ты тянешь, тем больше шансов, что я снова стану слюнявым идиотом, не помнящим собственного имени.
Я нахмурился еще сильнее, но все — таки неохотно кивнул.
— Хорошо. Твое право свято.
— Спасибо, — с невыразимым облегчением прошептал слепец и как-то разом обмяк. — Теперь верю, что ты из наших… Не знаю, как ты узнал или кто тебя направил, но самое главное, что ты здесь. Значит, мои мучения не были напрасными — Гильдия возрождается. И кому-то есть еще дело до того, что тут творится. Ты ведь не просто так сюда зашел, потому что по пути было? Поверь, Оракул многое мне оставил. Почти все, о чем ему задавали вопросы, я хорошо помню. Поэтому, если ты ищешь ответы — спрашивай.
Гм. Он сказал — десять лет? Странно, конечно, но это легко проверить. Полвека назад я бы, может, и усомнился, но жизнь научила меня терпению. Так что сейчас я готов поверить, что сосуществование в одном теле с тысячелетним духом способно свести с ума. А раз так, то, задавая вопросы, я должен учитывать, что чем больше пройдет времени, тем сумбурнее будут ответы.
Я ненадолго задумался над тем, что мог бы узнать у пленника из того, что меня интересовало по жизни. А потом начал обстоятельный допрос…
***
Каннир Одар оказался вором. По крайней мере был им первые двенадцать лет своей бездомной, но не такой уж плохой жизни. К тому же, вором он был умелым, ловким и на удивление везучим, чем особенно гордился… пока не забрался не в тот дом и не вляпался в неприятности по самую маковку.
Поскольку юный вор сумел обойти почти все ловушки и попался лишь на последней, хозяин дома, оказавшийся «светлым» магом, ради интереса проверил изрыгающего проклятия паренька на предмет наличия дара. И приятно удивился, обнаружив находящиеся в зачаточном состоянии способности. Более того, поскольку до амнистии Совет еще не дозрел, а дар у паренька оказался «темным», то мастер Иххой тут же в подробностях разъяснил растерянному пленнику, чем ему грозит сложившаяся ситуация. А потом предложил сделку: забыть о преступлении в обмен на служение и обучение «темному» искусству.
Каннир, распятый на стене подобно попавшей в паутину мошке, недолго думая, согласился: в тюрьму ему идти не хотелось, а уж заканчивать жизнь на костре — и подавно. Поэтому он остался в доме мага на положении ученика, которому, впрочем, было запрещено покидать заранее обозначенные границы, принес ему соответствующую клятву, а затем с удовольствием окунулся в волшебный мир заклинаний, о котором раньше даже и не мечтал.
Конечно, он понимал, что полноценного учителя у него, скорее всего, не будет — сложно ожидать от «светлого» хорошего знания некромантии. Поэтому тот факт, что учитель не доверил ученика одним только книгам, а самостоятельно взялся за процесс, Каннира сперва приятно удивил. Он с жадностью впитывал новые знания, учился создавать зомби, с азартом копался по ночам на городском кладбище, с благодарностью смотрел на мудрого наставника и даже подумывал о том, как усовершенствовать свои творения. У него все получалось. Наука давалась ему легко, а быстро развивающийся дар позволял без проблем осваивать все новые и новые разделы учебников…
В какой-то момент Каннир вдруг поразился тому, как много знает учитель о «темном» искусстве, и искренне восхитился его умениями. А потом задумался. И засомневался. После чего начал осторожные расспросы, старательно ища подтверждения своим догадкам, и спустя какое-то время убедился: «светлый» чего-то не договаривает. Иначе откуда бы ему так хорошо разбираться в предмете, который испокон веков считался для «светлых» неприемлемым? Для чего тратить годы на поиски новых и новых книг по некромантии? Из простого интереса? Да полно-те! Старик, особенно когда выпивал, частенько проговаривался, что от вида умертвий его тошнит, а когда разговор заходил о «темной» Гильдии, выразительно кривился и потихоньку сплевывал в сторону. Но почему тогда он начал изучать запретное искусство, за которое Совет магов вполне мог отправить его на костер? И для чего стал втайне ото всех обучать юного некроманта?
Около десяти лет назад, как раз в канун своего шестнадцатилетия, Каннир впервые покинул гостеприимный дом, телепортом отправившись на затерянный на болоте остров. Именно там он, наконец, узнал ответы на свои вопросы. И уже, корчась на алтаре от боли, вдруг с отчаянием понял, что учитель его предал, подменив обычную ученическую клятву клятвой совсем иного рода, заставившей его по «доброй» воле сказать «да» явившемуся на призыв Оракулу. Как понял и то, что «светлые» НИКОГДА не будут относиться к мэтрам иначе. А их льстивые обещания подобны змеиному яду, льющемуся на открытую рану. Когда же тварь набрала силу, сожрав сперва дар, в впоследствии начала поглощать разум беспомощной жертвы, то прикованный к алтарю мальчишка не выдержал и от души проклял наставника, уготовившего ему такую жуткую участь.
Проклятие, кстати, сбылось — когда в следующий раз мастер Иххой явился на остров, ему на голову упала непрочно закрепленная каким-то разиней подпорка. Поганого старика зашибло насмерть, расплескав его гнилое нутро по полу, но Каннир узнал об этом далеко не сразу. Да и то, не был уверен, что понял все правильно.
Глаза ему выкололи в первые же дни пребывания на острове — «светлые», как оказалось, нашли способ заставить Оракула повиноваться и отвечать на вопросы столько, сколько потребуется. Для этого всего-то надо было, что найти добровольную жертву с развитым «темным» даром (мастер Иххой успешно решил эту проблему), заключить ее в круг, напичканный удерживающими рунами и заклятиями, и примерно раз в месяц напитывать рисунок кровью тринадцати смертных. Которая играла роль скрепляющего раствора, намертво связывающего жертву и призванного духа. А также надежно ограждала плененного Оракула от бывшего хозяина — демона, делая его невидимым для жителей Изнанки.
Для того, чтобы Оракул не артачился насчет «всего трех вопросов», его новое тело регулярно подвергалось пыткам. Воспитание болью дало свои результаты, сделало упрямый дух более сговорчивым и позволило снять нелепое ограничение по выдаваемой им информации. Не до конца вытесненный чужаком мальчишка, естественно, ощущал весь процесс «воспитания» в полной мере, но кого волнуют слезы обреченного сопляка?
А вот Оракул, обнаружив себя беспомощным, запертым в живой клетке и без поддержки демона со свитой, неожиданно проникся. И вместо того, чтобы окончательно выдавить исконного обитателя тела вон или поглотить его разум, неохотно потеснился. Просто ради того, чтобы хотя бы часть боли уходила на сторону и пусть на день, но становилась меньше. Так они и жили: двое постояльцев на одной жилплощади. Один — безмерно древний, абсолютно чуждый этому миру дух с собственными понятиями о зле и добре, а второй — частично поглощенный им, неумолимо сходящий с ума пацан, у которого хватило сил вцепиться в неожиданного спасителя остатками своего разума и прилепиться к нему паразитом.
