— Это морские разбойники, имеющие официальную бумагу от короля, к которому подрядились на службу. Подобные ловцы удачи получают официальное разрешение короны на грабеж торговых и военных судов, принадлежащих флоту вражеской державы.
Орлов аж присвистнул:
— Узаконенный грабеж? Лихо!
— Я тебе больше скажу, друг мой, если таких разбойников поймает корабль другой державы, то каперы считаются военнопленными! Со всеми вытекающими привилегиями честных солдат и матросов, коим положено сохранить жизнь и худо-бедно кормить... Впрочем, капитаны, взявшие в плен корсаров противоборствующей державы, на самом деле редко признают за ними право на жизнь. В большинстве случаев их ждет судьба прочих морских разбойников — пиратов — коих казнят без всякой жалости.
Сотник призадумался, после чего с усмешкой выдал:
— Ну, знать наши корсары — это вольные казаки с Дона. Они каждое лето на стругах в море выходят, да татарву с туретчиной грабят! Причем не только на суда нападают, но и города штурмом берут, освобождая при том христианских пленников… А еще раньше, я слыхал, такими вот «пиратами» были новгородские ушкуйники, что на Вятке свое княжество заложили! Ну, может, не княжества, но города у них свои были, независимые ни от Москвы, ни от Новгорода… Так вот, по Волге ушкуйники ходили, и татар крепко били да грабили — даже стольный град их, Сарай брали! Потом же, как великий князь Иван Третий крепости их взял, а самих ушкуйников разогнал, уцелевшие отправились вниз по Волге и влились в ряды волжских да донских казаков. А последние с тех самых пор и начали ходить по морю с разбоем на поганых — кто на туретчину, а кто и в персидские земли…
Я покачал головой:
— Ну, выходит, и у Московского царя есть свои каперы!
Тимофей согласно кивнул — а после с какой-то потаенной горечь отметил:
— А я вот моря и не видывал никогда…
Услышав в его голосе тоску, я поспешил подбодрить товарища, не удержавшись от шутки:
— Ничего, еще увидишь! Вон, закончим бить ляхов да воров, и ты оставишь ты службу царскую, подашься в казаки. А там хоть на туретчину морем, хоть на персов!
Стрелец рассмеялся, оценив шутку — и тоску его как рукой сняло:
— Вот с поляками разделаемся — а там, глядишь, царь Василий решит-таки Азов забрать. Тогда уж и увижу море.
— Вот это правильный настрой, друг мой!
Все эти разговоры про морские приключения не на шутку разбередили и мою душу. Море... Я ведь люблю скрип канатов и дерева под ногами, бескрайнюю водную гладь до горизонта и крики чаек, предупреждающих о скором приближении берега... А ведь если вдуматься — провоевав в Европе добрый десяток лет, я ни разу не был в Новом Свете, в котором, говорят, есть много всяких чудес. Да и заработать можно неплохо — уж это я точно знаю!
На мгновение я всерьез увлекся мыслью о том, что вместо открытия собственного торгового дела можно было бы отправиться колонии, где говорят, укрылись многие французские гугеноты — и уже там оглянуться по сторонам, да выбрать себе занятие по душе. В конце концов, умелые стрелки ценятся по обе стороны океана… Но тут же я сам себя оборвал: ни в коем случае и ни за какие деньги! Я уже дал обещание, что не буду наниматься и не свяжу свою жизнь с очередной авантюрой. Нет, меня ждет счастливая, а главное долгая и спокойная, размеренная жизнь с моей Викторией! Пусть даже и со скучной торговлей — но скрашенной теплыми вечерами семейного уюта и веселыми детскими голосами, что обязательно заполнят наш дом... Да к тому же, после всех пережитых мной приключений в торговом ремесле видятся и свои весомые преимущества: относительная безопасность, спокойствие и стабильность.
А когда-нибудь я и вовсе напишу историю своих приключений. Ведь сейчас все больше людей начинают ценить книги — и может, в будущем это даже принесет какой-никакой доход! В конце концов, для последующих поколений будет полезно узнать, что война не так прекрасна, как кажется безусым юнцам...
Глава 16
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда тот, кто сражается рядом
Становится словно семья,
Нет лучшей судьбы награды,
Чем жизнь положить за други своя.
Чем выше солнце, тем сильнее палит… Наезженная и вытоптанная в поле колея (это вам не римские магистрали, мощенные булыжником!), гордо именуемая Тимофеем дорогой, кажется бесконечно серой и пыльной, а небо на контрасте — невыразимо голубым. В сторону же от «дороги» и до самой гранится леса при легком ветерке колышутся ржаные колосья… Наверное ржаные, я в зерновых культурах не силен. Однако же посевы сменяются напрочь вытоптанными, а где и выжженными участками — кто-то из крестьян сумел остановить огонь, и наверняка с огромным трудом. А кто-то его разжег, смачно наплевав на чужой труд — и на то, что обрекает местное население на голодную гибель…
Сотник раздраженно ругнулся.
— Воры балуют. Ни себе, ни людям жить не дают! Когда же мы этих гадов передавим?
— Скоро, друг мой. За этим мы и здесь…
Через какое-то время у небольшой березовой рощи мы увидели тело лисовчика — судя по внешнему виду, из черкасов. Он оказался повешен на ветке раскатистого дуба; птицы сделали невозможным разглядеть лицо несчастного.
Хотя несчастного ли?
Тимофей угрюмо посмотрел в сторону вора, а потом неожиданно произнес:
— Может, хотя бы похороним? Все-таки при жизни ведь крещеным был.
Я отрицательно покачал головой:
— Время, друг мой. Время. Да и чем ты копать собрался? Засапожным ножом и моим кинжалом мы будет рыть могилу целый день. Зачем оно нам? Как жил, так и умер… Зато те, кто убил его, могут принять нас за товарищей вора! В конце концов, прошлых наших жертв ты не шибко жалел хоронить
Стрелец помрачнел еще сильнее. Видимо, я невольно задел за живое — хотя раньше казалось, что Орел нисколечко не горевал об убитых нами ворах. Быть может, проведенное в монастыре время повлияло на его взгляды к убитым врагам? Такое благородство похвально — но как по мне, мертвым разбойникам уже все равно…
К полудню солнце стало печь еще страшнее, набрав небывалую мощь! Даже дыхание затруднилось, а над дорогой повисло марево... Кроме того, откуда не возьмись налетела мелкая, приставучая мошкара, принявшаяся допекать и лошадей, и нас сотником. Фляга опустела уже наполовину, по пути нам не попалось ни одного приличного водоема с проточной водой (пара обмелевших крестьянских прудов не в счет), а небо продолжает оставаться чистым и безоблачным...
Рассчитывать на спасительный дождь не приходится.
Так что платок мой на голове очень кстати! Он прекрасно защищает от палящих лучей — не зря морские волки носят его постоянно. В штиль и жару без него точно было бы не выжить…
Море.
Вот бы сейчас окунуться в прохладные соленые волны. Да еще и с Викторией!
Я улыбнулся своим мыслям — эх, прекрасные мечты…
Но ничего. Половина пути пройдена, а возвращаться всегда быстрее. И чем быстрее мы вернемся, тем быстрее я окунусь в Волгу! Пусть и не море, зато закаты у реки — просто невероятной красоты!
Вскоре вдали от дороги показалась небольшая деревушка. Местные высыпали на дорогу — вначале дети, затем поспешающие завести их обратно бабы и старики. Мужиков я увидел всего троих — и те держали в руках широкие плотницкие топоры, заводя в избы жен и деток. Старики же остались стоять на околице.
— Здорово дневали, люди добрые! Не найдется ли у вас колодца, воды набрать?
Вперед вышел седой как лунь старец, ссутулившийся и весь какой-то иссушенный — толи непосильным трудом, толи бедами, обрушившимися на его деревню.
А может, и все вместе…
— И вам исполать, добры молодцы. Колодец чуть впереди увидите.
Тимофей обернулся ко мне и дал знак следовать за собой. Направив Стрекозу вслед Угольку сотника, я догнал его уже у колодца.
— В седле оставайся, немец. И руки держи поближе к пистолям — а то мало ли… Может, местные черкаса того-то и прихлопнули. Хотя вряд ли конечно — если бы видели, наоборот бы спрятали да закопали. Иначе налетят лисовчики, да пожгут деревню в отместку…
