ГРАЧЕВ
…Выполняя указ ГКЧП о введении в Москве чрезвычайного положения и приказ министра обороны СССР маршала Дмитрия Язова, командующий Воздушно-десантными войсками генерал-лейтенант Павел Грачев обеспечивал прибытие в столицу 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии и взятие под охрану стратегически важных объектов столицы.
Некоторые руководители правоохранительных органов уже вскоре после августа сделали публичные заявления, которые шокировали многих на Арбате. Они утверждали, что генерал Грачев — соучастник ГКЧП, поскольку он действовал в строгом соответствии с приказами, директивами и указаниями руководства военного ведомства…
От момента получения приказа на ввод войск в столицу и до второй половины дня 20 августа никто не слышал от Грачева протестов против силовых «методов наведения порядка». Хотя справедливости ради следует сказать, что еще зимой 1991-го (особенно после драматических событий в Вильнюсе и Риге) в «Красной звезде» он открыто высказал свое несогласие с тем, что власти применяют войска против мирного населения.
Кремль тогда заворчал на Язова из-за того, что его подчиненный задирает хвост и позволяет себе сомневаться в правильности решений высшего политического руководства. Министр влепил Грачеву устный выговор, но не было заметно, чтобы в их служебных отношениях появилась трещина.
С того времени не прошло и восьми месяцев. И опять наступил момент, когда Грачеву надо было делать выбор: или беспрекословно выполнять приказ командира, или действовать сообразно собственным убеждениям. Он выбрал приказ. И подтвердил это подписью под шифровками своим десантникам. Рубикон был перейден, мосты сожжены: «Приказ не обсуждается»…
Маршал Язов не оглядывался на генерала Грачева, как никогда не оглядывается командир на подчиненного, в преданности и исполнительности которого не сомневается. Министр обороны и командующий ВДВ вошли в 19 августа в одной связке. Когда же наступил критический момент событий, — лишь тогда маршал увидел, что Грачев заметался. Он мелькал то в стане «противника», то вновь возвращался в расстроенные боевые порядки своей армии…
Грачев внимательно наблюдал за развитием событий, пытаясь предугадать, «чья возьмет». Тогда еще почти никто не знал, что Главком ВВС генерал-полковник авиации Евгений Шапошников с радостью обнаружил в Павле Сергеевиче своего единомышленника и они уже вели между собой частые телефонные разговоры на эзоповом языке…
В ту осень на Арбате мне довелось слышать много дискуссий о поведении Грачева в период августовских событий. Кто-то его осуждал. Кто-то доказывал, что в той ситуации по-другому Павлу Сергеевичу поступать было нельзя. Судить было легко. Понять — трудно. Ибо очень часто невозможно отделить меркантильную хитрость от умно и трезво выстроенных расчетов, которые вынужден делать человек, попавший в трудную ситуацию.
Знакомые офицеры штаба Воздушно-десантных войск рассказывали мне, как их командующий позванивал то министру обороны СССР, то в Белый дом, внимательно отслеживая развитие ситуации. Грачев 19 и 20 августа звонил различным представителям российской власти и усиленно зондировал обстановку (звонки секретарю Совета безопасности Юрию Скокову)…
Когда же в наиболее горячих головах некоторых членов ГКЧП родилась идея взять штурмом Белый дом, Грачев тайком послал туда командира Тульской десантной дивизии генерал-майора Александра Лебедя, чтобы он сообщил защитникам БД время намечавшегося штурма. Но от этой идеи арбатские генералы уже вскоре отказались…
Грачев тогда рассчитал все исключительно точно: как и Шапошников, скрыто игнорируя приказы министра обороны, он дал понять засевшим в БД, что никаких силовых мер против них предпринимать не будет. Выдвинув десантников к Белому дому с целью блокирования «стратегического объекта», затем, когда ситуация стала меняться не в пользу ГКЧП, превратил их из блоки-ровщиков в защитников. То был его окончательный выбор.
В те августовские дни приходилось слышать на Арбате-раз-ные оценки этому поступку Грачева. Одни называли это предательством, другие мудростью. Грачев называл это «прозрением».
Позже, во время командировок в войска и на флоты, довелось мне не однажды участвовать в жарких офицерских дискуссиях о поведении командующего ВДВ в дни августовских событий. Чаще всего люди говорили о том, что если Грачев ответил на приказ Язова о вводе десантников в Москву «Есть!», то по всем канонам офицерской чести и устава обязан был идти с маршалом до конца. Ибо приказы не могут выполняться наполовину. Они либо выполняются полностью, либо не выполняются вообще. Середины нет. Грачев все же изловчился найти ее в тот момент, когда стало окончательно ясно, что ввод войск в Москву — провал плохо продуманного и тупо исполненного замысла.
Мой друг и духовный наставник отставной полковник Петрович учил меня остерегаться «логики посторонних» и не идти на поводу у толпы, которая часто, зная лишь внешнюю схему вопроса, делает слишком упрощенные выводы и на скорую руку навешивает ярлыки. Петрович умел крошить даже железные доводы ершистой генштабовской молодежи, предостерегая нас от однобоких и скоропалительных оценок.
— У настоящей истины всегда должно быть два глаза и два уха, — говорил он, — вы сначала влезьте в шкуру Грачева.
Этот седой человек со спокойными глазами мудреца, прослуживший на Арбате лет двадцать, был ходячей энциклопедией сенсационных новостей о скрытых сторонах отношений первых лиц в стране и армии. От него мы и узнали, что отношения между Ельциным и Грачевым уже давно из официальных переросли в приятельские, что российский президент с особой теплотой привечает командующего ВДВ и вроде бы в шутку, но с многозначительным подтекстом называет Павла Сергеевича своим министром обороны…
Зная об этом, конечно, трудно было представить, чтобы Грачев горел желанием вместе со своими десантниками ворваться в Белый дом на Краснопресненской набережной. Его линия поведения в августе предопределялась не только политической или военной, но и собственной особой логикой…
Когда в стране наступает политическая смута, появляются военачальники, которые норовят поцеловать мельтешащую перед ними и ускользающую Фортуну тогда, когда она поворачивается к ним лицом, а не задницей.
В драматические для страны и армии дни августа 1991 года я видел на Арбате и в Главных штабах видов Вооруженных Сил многих генералов, которые проявляли высшую степень прыти и выскакивали из строя тогда, когда другие военачальники, окончательно поняв неминуемость поражения ГКЧП и краха своей карьеры, в соответствии с принципами офицерской чести пошли до конца. Они с достоинством держались на «поле боя» хорошо зная, что для многих из них уже заготовлен ордер нг арест или указ об увольнении…