От ночи к ночи сон мой становился все более тяжелым и тревожным. Сны мне не снились: по крайней мере по утрам я вспоминал только неясные силуэты, словно мелькавшие за запотевшим окном. Я более не посещал мир творцов, и Гера тоже оставила меня в покое. И все же сон мой был беспокоен, я ощущал затаившуюся во тьме беду.
Караульных мы выставляли, даже когда ночевали с караванами, которые сопровождала собственная охрана. Я стоял положенное время наравне со всеми. Мне хватало и недолгого сна, а я всегда особенно любил бодрствовать перед рассветом. И в холодных, продутых ветром горах, и в раскаленной, не остывшей за ночь пустыне душа моя ликовала, когда на небе медленно таяли звезды и оно становилось сначала мол очно-серым, а потом нежно-розовым и наконец поднималось солнце, могучее светило, слишком яркое даже для моих глаз.
"Они поклоняются мне в облике солнца, - вспомнил я слова Золотого. - Я Атон, бог Солнца, податель жизни и творец человечества".
Я уже потерял всякую надежду отыскать Аню, любимую мою богиню. Вторгаясь в сон, смутные, нечеткие видения смущали мой погруженный во тьму забвения рассудок, пробуждали забытые воспоминания. Откровенно говоря, я весьма сомневался в том, что сумею когда-нибудь избавиться от желаний, хотя Кету и сулил мне за это благословенное забвение нирваны. Однако возможность наконец соскочить с бесконечно кружившегося колеса страданий, покончить с долгой чередой жизней все более и более привлекала меня.
_И тогда ночью она пришла ко мне_.
Это был не сон. Я оказался в ином месте и времени. Скорее всего, даже не на Земле, но в каком-то странном мире, где подо мной клокотала расплавленная лава, а звезды высыпали на небо в таком количестве, что ночь трудно было назвать ночью. Я словно оказался внутри бриллианта с бесконечным количеством граней, который парил над расплавленным камнем.
Не ощущая жара, я висел над жидкой скалой. Но когда я пытался протянуть вперед руки, движение останавливала невидимая энергетическая паутина.
Наконец передо мной появилась Аня в блестящем серебристом костюме, высокий воротник которого туго охватывал ее горло, и в серебристых сапожках, поднимавшихся до середины голеней. Она висела невредимой над морем пузырившейся, кипевшей лавы.
- Орион, - сказала она очень серьезно, - ситуация меняется очень быстро. Я смогла выкроить буквально несколько мгновений.
Не отрываясь смотрел я на невыразимо прекрасное лицо моей богини - так человек, умирая от жажды в пустыне, смотрел бы на источник чистой пресной воды.
- Где мы сейчас? - спросил я. - И почему я не могу быть с тобой?
- Континуум в опасности, он может погибнуть. Силы, противостоящие нам, крепнут с каждой микросекундой.
- Чем я могу помочь? Что я могу сделать?
- Ты должен помочь Гере! Понимаешь? Необходимо, чтобы ты помог Гере!
- Но она хочет заставить меня убить Филиппа, - возразил я.
- Не время для споров и рассуждений, Орион. Сейчас все зависит от Геры, а она нуждается в твоей помощи.
Я еще не видел Аню такой встревоженной, не видел такого испуга в ее прекрасных, широко открытых глазах.
- Помоги Гере! - повторила она.
- Когда мы будем вместе? - спросил я.
- Орион, не время торговаться. Ты должен сделать то, что тебе приказано!
Я заглянул в глубокие серые глаза Ани. Прежде они всегда были спокойными, я черпал в них мудрость и утешение. Но теперь в них читалась паника. И они были не серыми, а желтыми, как у змеи.
- Прекрати этот маскарад, - сказал я.
Аня от неожиданности открыла рот. А потом черты ее лица расплылись, подобно тягучей лаве, что все еще бурлила подо мной, и она приняла облик насмешливой Геры.
- Отлично, Орион! Просто молодец! Ты умнеешь на глазах.
- Ты ведьма! - сказал я. - Демоница и чародейка!
Хрустнул ледяной смешок:
- Жаль, что ты не видел собственной физиономии, пока считал, что это твоя бесценная Аня решила наконец появиться перед тобой.
- Итак, ее явление было иллюзией?
Океан кипящей магмы исчез, бриллианты созвездий померкли. Мы стояли на Анатолийской равнине во мраке безлунной ночи. Неподалеку в лагере спали Кету и воины. Двое стражей расхаживали возле угасавшего костра, кутаясь в плащи. Они не видели нас.
Костюм, казавшийся на Ане серебряным, на Гере стал медно-красным. Ее пламенные волосы рассыпались по плечам.
- В видении этом было больше иллюзии, Орион, - сказала мне Гера, - но и без капли истины не обошлось. И ты действительно должен помочь мне, если хочешь когда-нибудь увидеть свою обожаемую Аню.
- Ты говорила, что континууму угрожает гибель?
- Это не твое дело, тварь. Ты попал в это время и пространство, чтобы выполнить мое повеление. И не надейся, что приказ Филиппа, выславшего тебя из Пеллы, помешает мне немедленно вернуть тебя туда.
- Значит, Аня в опасности?
- Не только она, но и все мы, - отрезала Гера. - А самая худшая участь угрожает тебе, если ты посмеешь противиться мне.
Я опустил глаза:
- Что же мне следует делать?
- Я дам тебе знать, когда придет нужный момент, - сказала она надменным тоном.
- Но как...
Гера исчезла. Я остался один в холодной ночи, вдали волк выл на только что поднявшуюся луну.
Чем больше я узнавал от Кету о пути Будды, тем больше эта философия привлекала меня и отталкивала одновременно.
- Ключом к нирване является избавление от страстей, - твердил он мне снова и снова. - Откажись от всех желаний. Ничего не проси, все приемли. В мире действительно существует лишь круг бесконечных страданий, в это нетрудно поверить. Будда учил, что человек в страдании проводит жизнь за жизнью, вновь и вновь возрождаясь к новой и новой боли, до тех пор, пока не найдет дорогу к забвению. Медитируй, размышляя над этой истиной, наставлял меня Кету, - представь себе, что все вокруг - нирвана. Умей видеть Будду во всех созданиях. Воспринимай все звуки вокруг как священные мантры.
Медитации у меня не получилось. И многое из того, что Кету казалось идеально ясным и очевидным, мне виделось загадочным и непонятным. Признаюсь, окончательный уход в ничто, избавление от мук новой жизни искушали меня. Но смерть страшила. Я хотел прекратить не собственное существование, а лишь страдания.
Кету только качал головой в ответ на такие слова.
- Мой друг, жизнь и страдания неразрывно связаны, они переплетены, как нити в канате. Жить - значит страдать; если ты чувствуешь боль, то живешь. Нельзя покончить с чем-то одним, при этом не избавившись от другого.
- Но я не хочу, чтобы я перестал ощущать все, - признавался я. - Сердце мое не хочет забвения.
- Нирвана не забвение, - терпеливо объяснял Кету. - Нет-нет! Нирвана не сулит полного уничтожения, все гибнет лишь в жизни, которую ведет эгоистичный человек, не познавший истины. Истина же неуничтожима, ею и проникается достигший нирваны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
