— Конец связи.
Рация выключается, и я спускаюсь в подвал, где на удобных скамейках сидят в ожидании слуги и гости.
— Всё в порядке, пока можно выходить. Война далеко. Так что можно не беспокоиться.
Странный взгляд Аоры. Облегчённые выражения лиц у слуг и служанок…
— Сола. Быстренько сооруди мне пару бутербродов с ветчиной и кофе. Потом занимайтесь своими делами. Я — спать.
Повариха проскальзывает мимо меня, спеша на кухню. Остальные неспешно тянутся за ней. Юница трёт глаза кулачком. Когда я вошёл — она спала на скамеечке… Проходя мимо меня баронесса снова бросает на меня тот же странный взгляд.
— Вы что-то хотите от меня?
— А? Нет-нет. Вам показалось.
Она вздрагивает от неожиданности, но справляется с эмоциями. Слуги уже вышли наверх, дочка женщины тоже, фактически мы с ней остались вдвоём. Баронесса застывает на мгновение. оборачивается ко мне, затем зло произносит:
— Я вижу, что вам понравился бесстыдный наряд комиссара?
— Бесстыдный? Госпожа, вполне нормальный и приличный наряд. Женщины моей страны зимой одеваются точно так же.
Неожиданный ответ смущает баронессу. Та опускает голову:
— Извините. Я не подумала.
Машу рукой. Так тебе и надо. Не лезь в чужой монастырь со своим уставом…
…Последнее дело. Открываю двери, ведущие во второе отделение подвала. Туда, где находится камера, в которой находится госпожа комиссарша. Заглядываю в глазок двери. Та лежит в той же позе, что я и оставил, но дыхание ровное, грудь мерно вздымается. Значит, действие нейротоксина уже прошло, и она просто спит. И хорошо. Снова закрываю отделение и поднимаюсь в зал. Сола уже тащит поднос в хлебом и тонко порезанной ветчиной в тарелочке. Пахнет кофе. Быстро перекусываю, затем удаляюсь наверх, в свою спальню. Спать. Спать. Спать…
…Просыпаюсь от заполошной стрельбы за окном. Поскольку спал я не раздеваясь, просто скинув берцы, через мгновение я уже лечу на чердак. Створки амбразуры послушно расходятся, и я вижу… Мда. Невесть откуда взявшиеся баррикады на выходах к площади, озаряющиеся огоньками выстрелов. А с другой стороны, как я понимаю, нападающие. Фронтовики. Это чувствуется сразу по их поведению и манере боя. Быстрые перебежки, экономные скупые движения, выстрелы, попадающие без промаха в цель. То один, то другой защитник баррикад вскидывает руки опрокидываясь навзничь, либо застывая неподвижно. Засекаю расчёт полевой пушки. Бойцы быстро, прикрываясь щитом, перекатывают оружие на позицию, почти мгновенно закрывается затвор. Наводчик экономными движениями производит прицеливание. Выстрел! Ствол откатывается назад, блеснув на мгновение тусклым накатником, густо смазанным маслом, и над баррикадой вспухает облако разрыва. Вверх летят обломки, куски тел. До меня сквозь звон выстрела в ушах доносится дикий вой. Не успел я ещё толком рассмотреть последствия попадания, как тут же рядом разрывается второй снаряд. Ба-бах! Есть! Молодцы, ребята! Метко! Но что это там за шевеление в глубине улицы? Броневики! Угловатая машина медленно ползёт по засыпанной снегом улице, её подталкивают люди, когда та начинает буксовать на литых колёсах. Вот она уже почти на линии баррикады, шевелит башней, готовясь открыть огонь, но тут её в морду влипает снаряд. Браво! Прямое попадание! Мощный взрыв, дым, во все стороны летят обломки. Когда чуть проясняется, вижу разбросанные повсюду тела, алые лужи, бесформенные куски металла и чадно горящее шасси. Огонь жадно лижет каучук покрышек. Чья то мёртвая туша торчит наполовину из огня, но ей уже всё-равно. Между тем солдаты устремляются вперёд — дорога проломлена и они не собираются отдыхать или задерживаться. Чёрт, но до чего же красиво! Впрочем, после стольких лет на фронте выжили лишь самые самые… Несколько минут, и лишь разбросанные тела, да догорающие останки бронемашины остаются на месте. Тёмные силуэты бойцов уже далеко впереди. До меня доносится треск пулемётных очередей, впрочем, почти мгновенно замолкающих после очередного выстрела из пушки. Фронтовики действуют на редкость умело и грамотно, подавляя очаги сопротивления полевой артиллерией и обходя крупные отряды с флангов. Всё верно — они стремятся уничтожить руководство, заседающее сейчас во Дворце. Отруби голову, что тогда сможет сделать тело?
— Ваша светлость!
…Как же не вовремя! Что ещё нужно Горну? Открываю двери наблюдательного пункта. Впрочем, он не является тайной для слуги.
— Что?
— Дамы интересуются, не надо ли им спуститься снова в подвал?
— Нет. Пусть не переживают.
Бросаю взгляд на часы.
— Думаю, минут через тридцать уже начнут штурмовать дворец.
На лице Горна появляется слабая улыбка. Он кивает, и собирается уходить, но я задерживаю его.
— Как там настроение?
Он понимает, о чём я.
— Беспокоятся. И боятся.
— Ничего страшного. Думаю, скоро всё успокоится…
Мажордом уходит, а я вновь прилипаю к окулярам. Всё верно. Бой уже идёт возле Дворца, судя по звукам и дымным столбам. Лихо работают ребята. Ой, лихо! Ну, больше ничего интересного не будет. Пока. Так что можно спуститься и поужинать. Ну и женщин успокоить. И… Отнести Хьяме поесть. Не хватало, чтобы ещё померла с голоду. Улыбаюсь про себя… Меня встречают внизу со встревоженным выражением на лицах.
— Что там творится, эрц? Окна закрыты наглухо, и мы ничего не знаем…
Делаю останавливающий жест, и Аора умолкает. Юница смотрит на меня тоже… Вопрсительно…
— Практически всё закончилось. Фронтовые части уже штурмуют Дворец, где заседал Совет. Так что, думаю, скоро всё закончится. Уже очень скоро, баронесса.
Её лицо озаряется слабой улыбкой, и она несмело произносит:
— Значит, скоро восстановят порядок, и мы сможем вернуться на Родину?
Жаль её расстраивать, но придётся:
— Думаю, порядок в Русии наведут не так скоро. Страна велика, а солдат не так много. К тому же остаётся много открытых вопросов, например, что будет решено с Войной. Кто станет у руля власти. Да мало ли? К тому же…
После короткой паузы добавляю:
— Я не уверен, что корни переворота выкорчеваны. Наверняка остались те, кому не по нраву прежняя власть…
Аора вздыхает, ласково прижимая к себе дочь.
— Вы правы, эрц… Но как бы я хотела оказаться в безопасности, дома…
— Вам ничего не грозит, пока вы здесь. Могу вам это гарантировать. Так что остаётся только подождать, пока вокруг немного не успокоится и не определится с дальнейшей судьбой Империи.
Женщина кивает в знак согласия, а я захожу на кухню — там дым столбом, образно говоря. Обе моих служанки готовят ужин, один из ребят подкидывает дрова в топку, второй что-то шьёт. Что интересно, все портные в Русии — мужчины. Не знаю, с чем это связано, но вот так. Дело женщины — кухня, муж, ну и дети, естественно. А вот шитьё, медицина, и прочее — чисто мужские занятия. Так что различия есть…
— Сола, после ужина сделаешь с десяток бутербродов. Я отнесу их госпоже комиссарше.
— Она ещё здесь?!
Настоящий ужас на лице поварихи.
— Да. Внизу. Заперта в подвале.
— Ваша светлость! Но она же…
Машу рукой.
— Она связана и на цепи. Так что не волнуйтесь. Потом я передам её законным властям. А пока…
Обвожу всех грозным взглядом, от которого слуги даже становятся меньше.
— Помалкивайте. Ясно?
— Да, ваша светлость!
Едва ли не хором отвечают мне. Вот и ладно. Портной, бросив на меня опасливый взгляд, собирает своё шитьё и бочком-бочком исчезает из кухни.
— Золка, куда это он?
Девушка нехотя отвечает:
— У нас и так по хозяйству куча дел, ваша светлость, а госпожа баронесса отдала перешивать ему своё платье…
— Платье?
Мои брови удивлённо лезут вверх. Девушка кивает.
— Вчера Стан бегал к ней в дом, забирал её имущество…
Так вот куда мотался парнишка? Усилием воли подавляю вспышку недовольства. Чего тут злиться? Если только, что слугу послали без моего ведома. А так — всё верно. Не могут же женщины носить одно и то же, не меняя. Ладно. Машу рукой.
— Не злись. Всё нормально.
Зола молча отворачивается к разделочной доске, на которой шинкует мясо. Да и мне неплохо бы снять, наконец, камуфляж, и принять душ. Да и щетина у меня на подбородке уже грозит превратиться в бороду… Чем я и занимаюсь в оставшееся время…
Ужин проходит спокойно. На баронессе действительно другое платье. Не то, глухое тёмное, а куда более лёгкое, даже, можно сказать, открытое. С небольшим вырезом на высокой груди, не потерявшей свою форму. Женщина даже чуть подкрасилась, что придаёт ей некий шарм. Да и девочка в другом наряде, и выглядит куда более спокойной, чем раньше. Ушла сумрачность личика, оно куда чаще озаряется улыбкой. За окнами тихо. Ни стрельбы, ни грохота пушек. Совсем, как двумя неделями раньше. Только закрытые ставни окон говорят о том, что на улице неспокойно.
