Как смог я начал успокаивать супругов, не принимая ни той не другой стороны. Женя расплакался. Было смешно смотреть на его в кровь исцарапанные пухлые щеки, по которым лились «скупые», но обильные мужские слезы. Я понимал, что был вызван командиром, дабы спустить пар в их так внезапно разогретых отношениях. В какой-то момент, мне это удалось. Кравец лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. Я предложил ему «заболеть», на что он разрыдался с пущей силой.
– Куда я «заболею», наш «ветеринар» завтра растрезвонит всему гарнизону причину моей болезни.
– Может Вам взять отпуск?
Кравец призадумался, мысль ему понравилась.
– Во, точно! Уеду к своей мамочке, давно она меня зовет, а я с этой дурой, никак не могу вырваться!
– Сам ты придурок, со своей мамочкой! – не унималась сексуально униженная половина Кравца.
Женя снимает трубку служебного телефона и просит соединить его с командиром полка.
– Толик, привет! – фамильярно, совсем не по уставу обращается он к командиру полка.
Не знаю, как реагирует на такое панибратство на другом конце провода, но Кравец, как будто не давая ему опомниться, продолжает в том же духе:
– Толик, я там, в военторге договорился, чайный сервиз китайского фарфора тебе отложили, да и супругу захвати с собой, там ей тоже кое-что отложили.
– Я то что тебе звоню, у меня мать с сердечным приступом в больницу положили, только что позвонила сестра, позволь мне на недельку в Киев смотаться, я уже в аэропорт звонил, самолет вылетает через три часа.
– Спасибо, Толик! Я тебе настоящий торт по-киевски привезу. Может еще что-то надо? Ну, тогда, командир, до встречи через неделю! Привет супруге! Да, и я Верунчику обязательно передам!
Закончив разговор, комэск с гордостью за самого себя посмотрел в мою сторону, как бы говоря:
– Ну, как я поговорил с командиром? Учись студент, как надо себя поставить!
Честно говоря, я был поражен таким неформальным общением с командиром полка.
– Это ж сколько надо вместе водки выпить? Что бы вот так разговаривать с командиром!
Как будто отвечая на мой вопрос, Женя пояснил:
– Командир у меня вот здесь, – показал он характерным жестом ниже пояса.
– Без меня его в гарнизонном военторге и на порог не пускают, так что все схвачено, к тому же очень уж любит черную икру и осетринку!
Теперь мне стала понятна цена этой странной дружбы и такого панибратского отношения. Через много-много лет я прокомандую полком больше десяти лет, но ни одни подчиненный, ни разу не обратилась ко мне на Ты или просто по имени. Верунчик к тому времени немного успокоилась, да и для неё, видно было благом, на неделю остаться без своего «благоверного». Наумыч тут же позвонил в диспетчерскую службу аэропорта и уточнил когда очередной рейс на Киев. Действительно, память его не подвела, самолет улетал через три часа.
– Так поедешь со мной на автобусе, вернешься назад старшим машины, а сейчас быстро помоги мне – он достал лейку и несколько пустых пятилитровых бутылок.
Быстро прикинув предстоящие расходы, он распорядился налить мне из расходной канистры шесть бутылок спирта
– Две экипажу – нечего их баловать!
– Одну сучке теще на лекарство!
– Одну мамочке!
– И две на всякий случай!
– Да, и сбегай к себе, вытащи два пакета икры, повезу в подарок стерве теще и мамочке – обратился он ко мне.
При упоминании своей мамочки в негативном свете, Вера для приличия огрызнулась, но не стала развивать тему, дабы не отбить у мужа охоту к одариванию оной.
Я принес икру, Кравец быстро побросал все в большой портфель, и мы поехали.
Через неделю он вернулся без следов неприятного инцидента с женой.
Не смотря на всю свою «крутость», Евгений Наумович, Веру побаивался. Сам он пухленький и небольшого роста, заметно проигрывал своей супруге чисто внешне. Вера была почти на голову выше его, статной, с красивыми чертами лица, хотя и немного полноватой для своего возраста, женшиной. Помню как-то, мы всей эскадрильей отмечали какой-то праздник на пикнике. Изрядно взявши на грудь Кравец начал отпускать плоские шутки в отношении своей жены. Вера сначала по-доброму пыталась убедить мужа замолчать:
– Женя замолчи! – несколько раз беззлобно, но настойчиво попросила она его.
Женя не унимался. Сделав ему последнее предупреждение:
– Ты заткнешься козел? – не получив положительного ответа, она подошла к суженому, и влепила чисто профессиональную пощечину. Хлесткий кистевой удар мастера спорта по волейболу, не потерявшего спортивного навыка, возымел свое действие. Голова у Кравца, как мне показалось, сделала оборот на триста шестьдесят градусов, а затем как бы нехотя возвратилась на свое привычное место. На вечно красной роже Наумыча четко отпечаталась пятерня его спортивной супруги. Не успев ойкнуть, и таким образом, возвращенный в реальную действительность, а возможно с приступом амнезии, Кравец надолго замолчал.
Говорит Молчун!
В один из летных дней произошел забавный случай. У старшего лейтенанта Молчанова, по кличке Молчун, произошел отказ радиосвязи. Ничего страшного в этом не было, такое случалось часто. Обычно летчик переходил на «двадцать первый» канал – прием команд группы руководства через АРК (автоматический радиокомпас), основной навигационный прибор, дающий информацию об угловом положении приводной радиостанции. Своим названием «двадцать первый» канал обязан стандартной самолетной радиостанции, в которой было настроено двадцать каналов. При этом пилот ставил переключатели «АРК-Рация» в положение «АРК», а «Компас-Антенна» – в положение «Антенна». Связь в таком случае становилась односторонней: летчик слышал группу руководства, сам же вести радиообмен на передачу не мог. Но этого вполне хватало, чтобы благополучно завершить полет. С целью убедиться, что летчик «слышит», РП давал команду: «Включить сигнал „Бедствие“». Летчик включал тумблер, и на экране локатора появлялась отметка «Бедствие». Все успокаивались, и пилот нормально завершал полет.
Но в тот раз все произошло по-другому. У Молчуна заела кнопка радиостанции на передачу. Работала на передачу только его радиостанция, остальные были «заперты». Эфир был занят только им, все вздохи, мысли вслух, многократно усиленные так странно закапризничавшей радиоаппаратурой, ограничивались радиусом действия приемных устройств наземных и самолетных радиостанций. Вообще-то Молчанову надо было дать кличку не «Молчун», а «Ворчун»: вечно он был всем недоволен и бубнил под нос свои возмущения, на которые никто не обращал внимания. Не обращали на это внимание на земле. Но ворчун в воздухе – это уже нечто. В «квадрате» – курилке, где летчики травили анекдоты между вылетами, – был установлен динамик. Весь радиообмен на стартовом канале слышали отдыхающие пилоты, чтобы отслеживать места нахождения своего самолета, инструктора и так далее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
