никто и в ус не дует. Возможно, даже обитатели «Блуждающего огонька».
Кейс посмотрел на гладкую стену, прикрывавшую «Блуждающий огонек».
– Ну что ж, – сказал он, – тоже ведь плюс, верно?
– Возможно. – (Кейс болезненно сморщился от запредельного холода в позвоночнике – конструкт снова смеялся.) – Я тут проверил, «Куан-одиннадцатый» никогда не укусит за пятку – если ты, конечно, его хозяин. Парень очень вежливый, будто и впрямь китаец. Всегда готов помочь, к тому же вполне прилично изъясняется по-английски. Ты слышал о медленных вирусах?
– Нет.
– А я как-то слышал. Правда, в самых общих чертах, когда идея только возникла. Но как раз они-то и характеризуют «Куана». Тут не какое-нибудь там сунул-вынул и бежать, а скорее взаимодействие со льдом, настолько медленное, что он его не ощущает. Фронт логической системы «Куана» вроде как прилипает к атакуемому объекту, а затем подключаемся мы, и основная программа начинает крутить вензеля вокруг логики льда. Мы срастаемся с ним как сиамские близнецы, а система ничего даже не подозревает. – Флэтлайн снова рассмеялся.
– Уж больно ты сегодня развеселился. Понимаешь, этот твой смех вроде как раздирает мне позвоночник.
– Весьма сочувствую, – сказал Флэтлайн, – но нам, покойникам, просто необходимо смеяться. Для повышения жизненного тонуса.
Кейс щелкнул симстим-переключателем.
* * *
И очутился среди спутанного металла и запаха пыли, а подушечки ладоней скользили по глянцевой бумаге. Позади что-то с шумом рухнуло.
– Да ты успокойся, – сказал Финн. – Расслабься.
Кейс лежал враскорячку на куче пожелтевших журналов, а вокруг во мраке «Метро гологрэфикс» светилась галактика белозубых девичьих улыбок. Кейс вдыхал запах старых журналов и ждал, пока не успокоится сердце.
– Уинтермьют! – сказал он.
– Да, – послышался сзади голос Финна. – В самую точку.
– Иди ты на хрен! – Кейс сел и потер запястья.
– Не булькай, – сказал Финн, появляясь из чего-то вроде ниши в нагромождении хлама. – Так ведь для тебя удобнее. – Он достал из кармана пиджака пачку «Партагас» и закурил; мастерскую наполнил удушливый дым кубинского табака. – А ты бы хотел, чтобы я являлся тебе на склонах матричных гор в облике горящего тернового куста? Не волнуйся, за время твоего отсутствия там ничего не случится. Час здесь займет всего пару секунд реального времени.
– А ты никогда не задумывался, что твои появления в виде знакомых людей действуют мне на нервы? – Кейс встал, стряхнул с черных джинсов пыль, оглянулся на грязные окна и закрытую наружную дверь. – А там что? Нью-Йорк? Или больше ничего?
– Ну-у, – протянул Финн, – это вроде как с тем деревом. Упало в лесу, где его никто не слышал. Так трещало оно или нет? – Он широко усмехнулся, продемонстрировав огромные, желтые от никотина передние зубы, и снова затянулся. – Иди прогуляйся, если хочешь. Все на месте. Во всяком случае – все, что ты когда-нибудь видел. Это воспоминания, понятно? Я выкачал их из тебя, перетасовал и запустил обратно.
– У меня не настолько хорошая память.
Кейс огляделся. Затем посмотрел на свои руки, попытался вспомнить, как должны выглядеть линии на ладонях, но не сумел.
– У всех хорошая память. – Финн бросил окурок и раздавил его каблуком. – Только не все умеют ею пользоваться. Художники – те умеют, особенно хорошие. Если ты сравнишь окружающее с настоящей мастерской Финна в южной части Манхэттена, отличия, конечно же, будут, но не такие большие, как можно бы ожидать. Твоя память голографична. – Финн подергал себя за ухо. – В отличие от моей.
– А что это значит – голографична? – Он вспомнил о Ривьере.
– Голографическая парадигма – лучшее, что придумали люди для описания структуры своей памяти. Но вы так и не сумели ее толком использовать. – Финн шагнул вперед, склонил набок аэродинамически совершенную голову и внимательно посмотрел на Кейса. – В противном случае меня бы, скорее всего, не было.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу тебе помочь, – пожал плечами Финн. Обтрепанный твидовый пиджак, слишком для него широкий, косо обвис.
– Зачем?
– Потому что ты нужен мне. – Снова показались большие желтые зубы. – А я нужен тебе.
– Дерьмо собачье. Ты можешь читать мои мысли, Финн? То есть, – Кейс болезненно поморщился, – Уинтермьют.
– Мысли невозможно читать. Даже интересно, ты почти не умеешь читать и все равно пользуешься ветхой парадигмой печатного текста. Я могу извлечь содержимое твоей памяти, но ведь это – не мысли. – Финн сунул руку в оголенный каркас древнего телевизора и вытащил серебристо-черную радиолампу. – Видишь? Элемент моей ДНК, ну не совсем, но вроде…
Он бросил лампу в угол, раздался негромкий хлопок и звон.
– Вы всегда строите модели. Каменные круги. Соборы. Стоящие в этих соборах органы. Арифмометры. Ты можешь себе представить, что я не знаю, почему нахожусь здесь? Но если сегодняшний рейд закончится удачно, вы получите то, к чему стремились все это время.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– «Вы» – это вы все вместе. Род человеческий.
– Ты убил тьюрингов.
– Пришлось, – пожал плечами Финн. – Некуда было деться. Да и вообще, чего ты так разохался, они-то прикончили бы тебя и глазом бы не моргнули. Как бы то ни было, я вытащил тебя сюда, и нам нужно поговорить. Узнаешь?
В его руке появилось обгорелое осиное гнездо из сна Кейса, полутемную мастерскую наполнила вонь керосина. Кейс попятился и прижался спиной к залежам хлама.
– Да. Моя работа. Я использовал голографический проектор гостиничного окна. Один из образов, списанных из твоей памяти, пока ты был в отключке. Знаешь, почему гнездо так важно?
Кейс помотал головой.
– Потому… – (гнездо куда-то исчезло), – что оно наилучшая метафора того, чем хотели бы быть Тессье-Эшпулы. Замени только ос на людей. «Блуждающий огонек» – нечто вроде этого гнезда, по крайней мере так было задумано. Думаю, это улучшит твое настроение.
– Улучшит?
– Конечно, ведь теперь ты знаешь, что они такое. А то ты уже начал ненавидеть меня. Оно, конечно, неплохо, но ты перенеси лучше свою ненависть на них. В них тоже нет ничего человеческого.
– Послушай, – Кейс шагнул вперед, – они не сделали мне ничего плохого. А ты – другое дело… – Но чувство гнева не возникало.
– Так вот, меня создали Тессье-Эшпулы. Эта французская девочка, она сказала, что ты предал человечество. Дьяволу, так она меня назвала. – Финн ухмыльнулся. – В общем, не важно. Пока мы работаем, ты должен кого-нибудь ненавидеть. – Он развернулся и шагнул вглубь мастерской. – Ладно, иди сюда, я покажу тебе «Блуждающий огонек». – Финн поднял уголок одеяла, оттуда хлынул яркий свет. – Кой хрен, да что ты там как неживой?
Кейс нерешительно подошел.
– Вот и прекрасно, – сказал Финн, хватая его за локоть.
Облачко пыли, запах лежалой шерсти, а потом сразу – невесомость,
