На какое-то время повисло гробовое молчание.
– Я же просил тебя, Врен, – с явным неудовольствием заметил Пендергаст, – никогда не упоминать о моей семье.
– Конечно, конечно, – согласился Врен.
– Вообще-то я звоню по очень важному поводу. Я хочу попросить тебя найти для меня одну интересную вещь.
Врен тяжело вздохнул.
– Речь идет о рукописном дневнике некоего Исайи Дрейпера под названием «Воспоминания о Сорока пяти из г. Додж». По моим сведениям, этот дневник вошел в частную коллекцию Томаса Ван Дайка Селдена, который приобрел его во время поездки по Канзасу, Оклахоме и Техасу в 1933 году. Полагаю, сейчас эта коллекция находится в Публичной библиотеке Нью-Йорка.
Врен недовольно хмыкнул.
– Коллекция Селдена – огромное скопление неразобранных, несистематизированных и неописанных вещей; сейчас в них просто невозможно разобраться. Они хранятся в шести массивных ящиках, занимающих две большие комнаты, и, по-моему, не представляют никакого научного интереса.
– Не все, – возразил Пендергаст. – Мне нужна информация, которая содержится только в этом дневнике.
– Зачем тебе это? Какое отношение имеет дневник к твоим странным убийствам?
Пендергаст промолчал, и Врен снова вздохнул.
– А как выглядит этот дневник?
– Увы, понятия не имею.
– Какие-нибудь обозначения или пометки?
– Не знаю.
– А когда он тебе нужен?
– Послезавтра, если это не слишком трудно. В понедельник.
– Ты был и остался чудаком, – рассмеялся Врен. – Ты же знаешь, что днем я сижу здесь, а по ночам... Ну ладно... Здесь так много работы, так много испорченных и поврежденных книг и так мало времени. Найти какую-то отдельную вещь в этом безбрежном море...
– Твои усилия будут вознаграждены с лихвой, – заверил его Пендергаст. – Ты не пожалеешь об этом.
Врен задумался и облизнул внезапно пересохшие губы.
– Что с ней нужно сделать?
– Реставрировать индейскую погребальную книгу, содержащую бесценные сведения о боевых искусствах.
– Ничего себе, – иронически хмыкнул Врен.
– Не смейся, это очень серьезная и редкая книга.
– Чем же именно она интересна?
– Сначала я приписал эту работу знаменитому вождю племени сиу по имени Горбатый Бык, однако при более тщательном анализе пришел к выводу, что она составлена самим Сидящим Быком, и, вероятно, не где-нибудь, а в его хижине в Стендинг-Роке. Не исключено, что он сделал ее во время Луны Падающих Листьев, то есть в последние месяцы перед смертью.
– Сидящий Бык. – Врен произнес это как любимые строки из любимой поэмы.
– Ты получишь ее в понедельник, но только для реставрации, не более того, и будешь наслаждаться ею целых две недели.
– А этот дневник, если только он существует в природе, будет в твоих руках, – согласился Врен.
– Существует, не сомневайся. Ну ладно, не хочу отрывать тебя от работы. Будь здоров, Врен, и береги себя!
– Желаю удачи, – ответил тот и, положив трубку в карман, вернулся к компьютеру. Однако его мысли неуклонно возвращались к селденской коллекции, и руки дрожали при мысли о том, что через пару дней он будет держать в руках легендарную погребальную книгу Сидящего Быка. А из непроглядной темноты кабинета за ним пристально наблюдали маленькие, очень серьезные глаза таинственного существа.
Глава 28
Смит Людвиг редко посещал местную церковь, но когда он проснулся в это жаркое воскресное утро, у него появилось стойкое внутреннее ощущение, что сегодня стоит наведаться туда. Он не знал, почему у него возникло такое ощущение, но нутром чуял, что там произойдут интересные события. Конечно, кое-какие намеки указывали на это, поскольку город давно уже пребывал в напряженном ожидании и повсюду распространялись самые невероятные слухи насчет недавних трагических событий. Люди с подозрением относились друг к другу, не доверяли даже соседям и родственникам, боялись оставаться на улице после наступления сумерек. Словом, напуганные жители города с ужасом ожидали очередных неприятностей. А утешение, как подсказывало Людвигу журналистское чутье, они могли найти только в лютеранской церкви.
Он убедился в своей правоте, как только подошел к воротам церкви. Вся стоянка была забита автомобилями, а многие машины стояли даже на обочине дороги. Остановив машину на улице, Людвиг шел пешком почти четверть мили. Сейчас не верилось, что в Медсин-Крике так много жителей. Давно уже они не собирались в одном месте в таком количестве.
Дверь церкви была распахнута настежь, а на пороге Людвига встретил один из служителей, предлагая отпечатанную программку предстоящей службы. С трудом протиснувшись сквозь плотную толпу, Людвиг нашел себе место возле правой стены, откуда мог хорошо видеть все происходящее. Это была не просто церковная служба в привычном понимании этого слова, а нечто такое, что напоминало историю городка за последнее десятилетие, поскольку именно столько лет многие жители города не посещали эту церковь. Более того, сегодня сюда пришли даже те, кто вообще никогда не удостаивал церковь своим присутствием.
Людвиг вынул из кармана журналистский блокнот и карандаш и приготовился тщательно фиксировать наиболее важные моменты собрания. Ведь местная газета не могла не откликнуться на такое событие. Среди собравшихся Людвиг заметил таких известных людей, как Бендер Ланг, Клик и Мелтон Расмуссен, Арт Риддер и его супруга, все семейство Качил, Мэйзи и Дейл Эстрем вместе со своими неразлучными друзьями из фермерского кооператива. Пришел даже шериф Хейзен, которого Людвиг не видел в церкви с момента смерти его матери. Он стоял у противоположной стены и угрюмо следил за происходящим, нервно переминаясь с ноги на ногу. Рядом с ним стоял его сын с перекошенным от раздражения и злости пухлым лицом. В самом дальнем конце церкви, в темном углу, Людвиг заметил высокого агента ФБР и Кори Свенсон с ее фиолетовыми кудрями, напомаженными черными губами и серебряными побрякушками на шее. При всей своей терпимости Людвиг находил эту пару крайне странной и никак не мог понять, что вынудило Пендергаста связаться с этой экстравагантной юной особой.
Гул голосов в зале стал быстро стихать, когда на кафедру поднялся преподобный Джон Уилбер. Как всегда, служба началась со вступительного гимна и первой дневной молитвы. Затем началась воскресная проповедь, проходившая при полной тишине. Все ждали самого главного: когда речь пойдет о насущных проблемах жителей города. Несмотря на тишину, Людвиг чувствовал нарастающее напряжение и знал, что рано или поздно произойдет взрыв. Не знал он только того, как пастор Уилбер справится со своей задачей и успокоит прихожан. Этот педантичный и недалекий человек отнюдь не славился ораторским искусством и часто восполнял недостаток собственных мыслей обширными цитатами из Библии и литературных произведений английских авторов. Страстно желая продемонстрировать эрудицию, он часто нарушал меру и казался напыщенным и излишне пафосным. Вот и сегодня Уилбер начал проповедь с цитирования классиков английской поэзии, но прихожане ждали от него совсем другого. Да, сегодня наступит час истины для пастора Уилбера, тот самый час правды и сочувствия, в которых так нуждался этот провинциальный тихий городок.
Удастся ли ему найти нужные слова? Окажется ли Уилбер достойным своего высокого общественного положения? Найдет ли ответы на жгучие проблемы прихожан?
Когда после длинных церковных песнопений началась проповедь, напряжение в зале достигло предела. Похоже, даже воздух был наэлектризован давно назревшими ожиданиями. Пастор наклонился над кафедрой, покашлял, прочищая горло, сжал тонкие губы и зашуршал пожелтевшими страницами старой тетради, укрытой за высокой, старательно вырезанной из дерева планкой кафедры.
– Две цитаты пришли мне на ум сегодня утром, – вяло проговорил пастор, окинув взглядом переполненный зал. – Первая из них, понятно, из Библии, а вторая – из знаменитой проповеди.
Людвига охватила надежда. Эти слова прозвучали как-то по-новому и даже многообещающе.
– Давайте вспомним, – продолжал пастор Уилбер, – то обещание Господа Бога, которое он дал Ною в Книге Исхода: «Пока есть земля, не перестанут существовать семена и всходы, холод и жара, лето и зима, день и ночь». А если верить словам доброго доктора Донна, то «Господь придет к тебе не в виде восхода солнца или весенней распутицы, а в виде обильного и щедрого урожая».
Сделав многозначительную паузу, пастор медленно обвел взглядом собравшихся; при этом толстые стекла его очков засверкали.
Настроение Людвига сразу испортилось. В этой заезженной цитате он снова уловил фальшивые нотки и с таким трудом скрываемое от прихожан равнодушие. Давно набившая оскомину склонность пастора к хорошо подготовленным импровизациям ставила его в дурацкое положение. «Боже мой, – подумал он, – неужели Уилбер даже сейчас будет мучить нас рассуждениями об урожае?»
