И, наконец, чрезвычайно важный вопрос — это вопрос о непосредственном изучении кооперации, всех ее видов: кооперации потребительской, сельскохозяйственной, которая особенно большое значение имеет для деревни, кооперации промысловой, кредитной. И тут важно, чтобы ребята научились быть активными кооператорами. Владимир Ильич писал, что имеет значение та кооперация, в которой действительная масса населения принимает действительное участие. Это значит, что кооперация должна быть не «купцовой лавочкой», а действительно организацией, которая бы находилась в тесной связи со всем населением, чтобы население могло сказать о своих нуждах, о тех продуктах, которые необходимы для него в кооперации, о том, как оно хочет, чтобы дело было организовано, как удобнее ему, как более подходит для него. Надо, чтобы население умело контролировать кооперацию в процессе работы. Когда толкуешь о кооперации, крестьяне говорят: «Да, конечно, только у нас все разрушается дело, крадут». Я всегда на это отвечаю: «А почему это? Потому, что нет умения контролировать: не так, что придет откуда-то контролер и выяснит, что украдено столько-то и столько-то, а в процессе работы нужно наладить повседневный контроль со стороны лавочной комиссии или какой-нибудь другой организации; важно, чтобы крестьяне умели поставленного человека контролировать, правильно ли он ведет дело, и вовремя предупредить промахи и кражу. И человек, который будет чувствовать себя под таким контролем, поостережется, и работа пойдет иначе».
И вот учащиеся школы крестьянской молодежи должны быть настолько подготовлены, чтобы они умели не только пойти покричать да пошуметь, а надо, чтобы они умели все подсчитать, вычислить, проверить и других научить этому. Если так будет проведено обучение в школе крестьянской молодежи, то мы должны сказать, что такие школы крестьянской молодежи не только будут давать умелых хозяев, а будут давать таких людей, которые будут «солью земли» в деревне, которые помогут деревне пойти по пути кооперирования, к которому звал в свое время Энгельс и о котором так много писал и говорил последнее время Владимир Ильич.
Позвольте, товарищи, пожелать вам путем общих усилий создать такие школы крестьянской молодежи,
1926 г.
ПРОГРАММЫ ГУСа ДЛЯ ШКОЛ I СТУПЕНИ
Программы ГУСа для школ I ступени ориентируются на ознакомление учащегося с окружающей его жизнью. Эти программы рассчитаны на то, чтобы воспитывать ребенка в духе коллективизма и солидарности, — а это есть то, что нужно советской социалистической школе.
Программы ГУСа вошли в быт. О них говорит сплошь и рядом приезжий из деревни крестьянин, о них с жаром спорит случайно собравшаяся у храма Христа-спасителя толпа. Плохи они или хороши?
На этот счет нет твердо установившегося коммунистического мнения. Очень часто от ответственного коммуниста можно услышать отзыв: «Читать и писать учить надо, а не выдумывать всякую там чепуху, всякие комплексы и другие кунштюки». По если спросишь, видал ли, читал ли он эти программы, он скажет, что не видал и не читал, а знает, что его дочке вот 8 лет, а она еще совсем плохо читает. Так. А если бы такой коммунист взял программы, то увидал бы, что там речь идет о весьма элементарных вещах: о временах года, об окружающей ребят природе, о воде, воздухе, солнечном тепле и свете, о свойствах почвы, об ежедневно наблюдаемых явлениях природы, о строении и жизни человеческого тела, об охране здоровья. Идет в программах речь о труде отца и матери, о труде окружающих, о труде крестьян и труде рабочих, о полях и фабриках. Идет в них речь о путях сообщения, о почте и телеграфе, о городе и деревне, об обмене товарами, о кооперативе, о Совете, о комитете крестьянской взаимопомощи, о революционных праздниках. Дети постарше (11–12 лет), изучая свой край и Республику Советов, узнают о ее хозяйстве, о Советской власти, узнают о других странах.
Есть ли тут что непонятное детям, что-нибудь такое, чего им не нужно знать? Это не похоже на старые программы, несомненно. Один из старых педагогов, имевших колоссальное влияние на всю русскую педагогику, К. Д. Ушинский, установил, что при начальном обучении необходимо ориентироваться на окружающую жизнь, что надо родному языку, грамматике, арифметике учиться на конкретном окружающем материале. Эту педагогическую истину знал каждый старый учитель. Программы ГУСа ведут свое начало от Ушинского. Но они колоссально разнятся от занятий с детьми по Ушинскому.
Не в том разница, что Ушинский считал, что дети должны учиться читать, писать и считать, а программы ГУСа грамоту отрицают. Это — сплошная клевета. Каждый учитель, знакомый с методом Ушинского, так прочно установившимся в русской педагогике, прекрасно понимает, как надо обучение чтению, письму и арифметике увязывать с изучением конкретной действительности. Все крики о навыках, о том, что нужны не программы ГУСа, а навыки, возвращают нас к давно прошедшим временам, к временам не дореволюционной даже, а дореформенной школы.
Но разница между программами времен Ушинского и программами ГУСа колоссальна. Тогда учили закону божьему, славянскому чтению — теперь не учат. В тогдашних книжках на каждом шагу повторялись советы: «Помолясь, за книжку, дети! Бог лепиться не велит!» — теперь таких советов не дают. Тогда говорилось о душе, которая отлетает от тела. Теперь этого не говорят. Тогда говорили о Владимире Мономахе и крещении Руси. Теперь говорят о Владимире Ленине и об Октябрьской революции. Тогда не было ни Советов, ни кооперативов — были церкви, цари и помещики. Тогда не было новой, строящейся, кипящей жизни.
Метод Ушинского мы взяли, а содержание у нас новое. Что же вышло? Приведу письмо одной учительницы, пересланное мне для сведения «Учительской газетой». Это письмо интересно тем, что оно писано старой учительницей, хорошо знающей метод Ушинского. Вот что она пишет:
«Я работаю в сельской школе 43 года. Дело свое и детей люблю, но отсутствие жизни на уроках в прежней школе мне всегда было тяжело. Не удивительно поэтому, что я сильно заинтересовалась программами ГУСа. Целое лето 1924 г. я разбиралась в них. Осенью начала занятия по новым программам с первым отделением. И что же? С первых уроков я увидела, что в преподавание вошла жизнь. Часто уроки проходят так живо, связанно, стройно, что незаметно, как проходит время. Результаты очевидны. Никогда в первом и втором отделениях у меня не было таких развитых и живых детей. В прежней школе меня огорчало такое явление: придут дети учиться живые, любознательные. Проходит два месяца — живость исчезает. А в новой школе второй год дети остаются такими же живыми, как пришли. И как в них развивается наблюдательность! Чего в прежней школе не мог сказать об окружающей жизни ученик старшего отделения, в новой легко разбирается ученик младшего отделения. Но ведь у меня нет под руками нужных учебников. Также нет нужных учебных пособий. А если бы были книги, и пособия, и одно отделение на руках? Конечно, результаты скоро бы сказались еще более лучшими».
Но, может быть, это одна такая учительница — чудачка выискалась? На учительском съезде я слышала от десятков учителей похвалы программам ГУСа и рассказы об их проведении в жизнь.
Я знаю, есть много нареканий на программы ГУСа. Трудны они кажутся учителям, не получившим педагогической подготовки. Трудны потому особенно, что частенько нет учебников, бумаги и карандашей, нет детских книжек, и на учителя наваливается задача, которая никогда раньше не лежала на нем, — учить читать без книжки, писать без бумаги и т. д. Трудные условия, в которых находится наша школа, само собой, затрудняют и проведение программ ГУСа.
Теперь в общем и целом учитель стал советским, но в столицах среди квалифицированных учителей иногда слышатся — правда, не часто — и такие речи: «Можно ребятам рассказывать о похоронах Ленина, учить их петь «Интернационал», но не следует говорить им о том, что до революции были помещики и капиталисты, эксплуатировавшие рабочих и крестьян, — это-де понятия, современному ребенку чуждые». Такие учителя также недовольны программами ГУСа. Впрочем, повторяю, таких немного.
Интересно отношение к программам ГУСа иностранцев. Недавно эти программы были переведены на французский язык. Вот что пишет о них центральный орган бельгийских учителей-социалистов «Искра» («L'Etincelle»). Разобрав программы, она подводит итоги: «Программы Республики Советов придают школе революционный и политический характер: в этой своей части их надо, не колеблясь, отвергнуть, так как они нарушают и отравляют школьную атмосферу. В своей педагогической части, наоборот, эта программа ценна. Конечно, формулировки часто неясны и запутанны — это делает текст недостаточно отчетливым и точным. Но надо признать, что программа построена на солидной психологической основе: она ставит перед воспитателем задачу пробудить и развить интерес ребенка к окружающей жизни; развить у ученика навык к самостоятельному исследованию; воспитать его для коллективизма и солидарности. Кроме того, в этих местах имеются очень интересные методические подходы к изучению родного языка, арифметики, естествоведения. В общем — это документ, который надо изучать, потому что всегда полезно сравнивать свои взгляды с другими, даже если эти последние диаметрально противоположны нашим».
