— Я должен был понять… А ваш отец… В вас чувствовалась такая неприязнь… Мне так хотелось бы утешить вас, дав вам немного той любви, которой вы были лишены, Домитилла… Но это невозможно. Нас и тогда разделяло буквально все, а после того, что случилось… Как вы себе это представляете?..
Она в отчаянии уткнулась лицом в его грудь.
— Есть люди, которых тайны могут сблизить… — прошептала она печально. — Но ты скажешь, что это слишком тяжело для нас обоих, и оставишь меня…
— Не оставлю, — ответил Ларри, стараясь говорить как можно спокойнее и увереннее. — Нам надо расстаться на несколько часов. Вы пойдете домой и постараетесь, чтобы вас никто не заметил: ни патруль, ни, что еще важнее, дон Этторе Креспи. Утором вы зайдете к нему и скажете, что отец не вернулся. Заодно узнаете, обратил ли он внимание на то, что портшез исчез.
— Он не заметит — после смерти жены он никогда не заходит в эту гостиную. А вот Джанни, когда вернется, заметит сразу!
— Ни Джанни, ни кому-либо другому — даже если вас будут допрашивать в полиции — вы ничего не скажете о том, что произошло этой ночью, — внушал ей Ларри. — Вы не выходили из квартиры, ничего не знаете о контактах со мной вашего отца. Если вы где-нибудь случайно встретите меня, то сделаете вид, что не узнали. Я, со своей стороны, предупрежу начальство, что мой основной информатор не пришел на назначенную встречу.
Она кивала, как прилежная ученица.
— Но нас видели… Патруль… Сторож в театре…
— Они не заметили в нашем поведении ничего необычного, не будут его обсуждать и даже не подумают никому сообщить о том, что встречались с нами. Что же касается машины, то я официально подтвержу, что поручил вашему отцу ее продать, но не скажу, что получил деньги. Все решат, что я действовал неосмотрительно, и сочтут меня наивной жертвой мошенничества. Может быть, даже заподозрят, что вашего отца убили из-за этих денег. Но я поступил так из благих побуждений, поскольку часть этих денег должна была пойти на вознаграждение вашему отцу за информацию, что позволило бы вам есть досыта.
На фоне поблескивающей глади залива он видел сейчас только ее профиль.
— Мы расстанемся, как только дойдем до конца решетки, — сказал он. — Завтра мне предстоит многое сделать. Встретимся в два часа, только надо найти место, где нас никто не увидит.
Она задумалась:
— А что, если пойти в его гараж? Туда, где он хранил все это барахло из полярных экспедиций… Никто об этом месте не знает. Он туда давно не ходил, но я знаю, где ключ.
— У меня такое впечатление, что вы всегда знаете, куда люди кладут ключи, — заметил Ларри. — А где находится это убежище?
— На холме Вомеро. Надо подняться на фуникулере и пройти несколько шагов по улице Чимароза. Слева, прямо в стене большого дома, будет узкий проход, тупик. Дойдешь до конца и увидишь гараж. Я буду там в два часа, даже раньше.
— Дон Этторе знает это место?
— Нет.
— Хорошо, там мы сможем спокойно решить, что нам делать дальше, — отрывисто произнес Ларри.
Он понял, что нельзя ее сейчас оставлять одну, и довел до начала крутой улочки, по которой они спустились к порту. Девушка дрожала всем телом. Невидящим взглядом она посмотрела вокруг и прислонилась к крепостной стене. Казалось, ее лицо высечено из камня еще в те времена, когда городом правили короли Анжуйской династии. Крепко сжатые губы навсегда скрыли тайну, которую никто не должен был узнать. Он немного помедлил, кивнул ей и торопливо ушел.
5
7 декабря
Подходя к газетному киоску на площади Муниципио за номером «Маттино», Ларри вспомнил строфу из Шелли, ритм которой, как ему казалось, соответствовал его собственной неверной походке: «Я задыхаюсь, падаю, дрожу и умираю!»
Он со страхом вглядывался в заголовки на первой полосе, чувствуя, что почва готова в любой момент уйти у него из-под ног. Но в газете, на первый взгляд, не было ничего, имеющего хоть какое-то отношение к событиям минувшей ночи: ни сообщения о всплывшем из черной воды портшезе, похожем на венецианскую похоронную гондолу, ни рассказа о грозном призраке адвоката Сальваро, разгуливающем по молу и осыпающем проклятиями собственную дочь. Немного успокоившись, Ларри уже более твердым шагом переступил порог величественного здания и поднялся в читальный зал. Часы при входе показывали восемь, и служащие мэрии еще не появились на своих рабочих местах. Ларри с минуту пристально и недоверчиво смотрел на циферблат: восемь — столько же было на часах театра «Сан-Карло», когда сторож открыл им дверь. Ему вдруг показалось, что время стремительно сжимается, и он почти удивился туманному рассвету, который наступил как обычно. Сейчас Домитилла, должно быть, уже собирается спуститься к дону Этторе, чтобы сообщить, что отец не вернулся домой. «Только бы она не проговорилась», — подумал Ларри, вновь охваченный трьвогой.
— Господин офицер…
Ларри вздрогнул. К нему приближался старый служащий, настолько похожий на сторожа из театра, что Ларри решил было, что это один и тот же человек.
— Лейтенант Хьюит? Это со мной вы говорили вчера утром. Акты гражданского состояния Неаполитанского королевства в вашем распоряжении, но большая часть архивов еще в подвалах. Я велел поднять для вас регистрационные книги за тысяча восемьсот девятнадцатый и тысяча восемьсот двадцатый годы.
— Премного вам благодарен, — ответил Ларри по-итальянски и протянул купюру достоинством в двадцать лир, которую служащий без лишних церемоний положил в карман.
Между тем Ларри чувствовал, что его продолжают внимательно рассматривать, и опять занервничал. В конце концов, может быть, старик действительно служит сразу в двух местах? А что, если он признал в нем одного из вчерашних носильщиков?
— Итак, где же… — начал он.
— Простите, вы, случайно, не работали здесь перед войной?
— Ну и память у вас! — воскликнул Ларри.
— Я даже помню, что вы писали книгу о каком-то английском поэте, который жил в Неаполе…
— Мне тоже кажется, что я вас узнал, — ответил Ларри, стараясь скрыть облегчение.
Служащий пожал плечами:
— Не знаю, так ли уж необходимо иметь хорошую память в наше время, синьор. Я много дал бы за то, чтобы забыть все те годы, что прошли после нашей последней встречи.
Ларри задумчиво кивнул. «Какое прекрасное сочетание фатализма и доброжелательности, свойственное всем неаполитанцам, несмотря на перенесенные страдания! И как Пол этого не замечает?» — подумал он.
— Я воспользовался случаем, чтобы проверить некоторые данные, касающиеся моего тогдашнего исследования, — уточнил он.
Служащий пропустил Ларри в украшенный лепниной читальный зал с длинным столом.
