трубы и литавры оглушали всех присутствующих.
Екатерина II. Худ. Д. Г. Левицкий, ок. 1780 г.
В Киев прибыли вечером. У Наводницких триумфальных ворот императрицу встречал войт с магистратом, обыватели и купечество, которые поднесли именитой гостье хлеб, соль и вино. После чего голова с «золотой коругвой» выехал вперед. На огромной площади пред крепостью были еще триумфальные ворота. Здесь ее ждали губернатор, высшее чиновничество, дворянство со всей округи. Женщины, а их было не менее трехсот, оделись в украинские одежды, все с цветами в руках.
Из крепости раздался 101 выстрел, комендант представил императрице ключи от твердыни. Карета двинулась к Троицкой надвратной церкви Лавры. Вот тут Екатерина II наконец «соизволила» выйти из кареты и под грохот барабанов, мимо наклоненных знамен, направилась в Успенский собор. Ее вел под руку граф Румянцев. В храме императрицу встречали все местные дамы, разодетые в шикарные шубы. Теперь соседкам комментировали их качество и стоимость, но, узнав о прибытии императрицы, которая проходила между келий монастырских старцев, быстро сбросили свои меховые наряды, и, оставшись в праздничных платьях, низкими поклонами встречали государыню. Проводив императрицу из храма, они, удовлетворенные возможностью хорошо рассмотреть ее, сразу же помчались к себе делиться впечатлениями с домочадцами.
Покинув Успенский собор, Екатерина II направилась в царский дворец, тщательно подготовленный к этому случаю. Там встречали ее статс-дамы Браницкая и Скавронская, всё тот же фельдмаршал Румянцев, генерал-аншеф Миллер, представители дворянства, за свой кошт воздвигнувшие перед дворцом третьи триумфальные ворота. Особенно отметим «ясновельможное панство» – Сапег, Любомирских, Потоцких, Браницких и другие семьи польских магнатов. Так продолжалось три часа. Все подходили, кланялись государыне. Румянцев их представлял, пока императрице всё это не наскучило, и она направилась во внутренние покои играть в карты. После этого все разъехались. Киев затих, только иллюминация напоминала о состоявшейся встрече.
На следующий день, пополудни, во дворце собрался весь генералитет и штаб. «Они были допущены к руке императрицы. Вначале Виктор, епископ Переяславский… потом артиллерийские офицеры, следом флотские, киевский губернатор, малороссийский почт-директор с чинами почтамта и всё киевское дворянство, а по окончанию всех граф Безбородко. Императрица жаловала каждому руку с веселым видом и была благосклонна». Потом был обед на 80 персон, куда пригласили духовенство и особ до 5-го класса включительно. Императрица сидела во главе стола. Возле нее расположились владыка Виктор и австрийский посланник граф Кобенцель.
В последний день января Екатерина II приехала в Софийский монастырь, чтобы навестить болеющего митрополита Самуила (Миславского), к которому послала перед этим своего придворного лекаря Виникарта. Это шествие сопровождали все те же воинские подразделения и барабанный бой. По возвращении был обед, через два часа после которого императрица «допустила к руке всех женщин, в числе коих были три армянки в платьях национального покроя». А потом началась любимая царицей игра в карты. В тот день она была одета «в зеленое русское платье. А волосы причесаны низко и бриллиантовые на левой стороне приколоты тросявки. Заиграла музыка, и бал открыл Нарышкин полонезом; потом танцевали менуэты, контрдансы и один раз казачка». В 9 часов государыня встала из-за стола и направилась отдыхать, музыка вскоре прекратилась, и все разъехались по домам.
Первые дни февраля были ничем не примечательны из-за плохой погоды. Стрельбы и маршировки не было. Вельможи захворали и носа не высовывали из покоев. Даже приезд под вечер 3-го февраля светлейшего князя Г. А. Потемкина не произвел должного фурора. С Григорием Александровичем прибыл принц Насау и племянник польского короля. Празднества продолжались. Наконец товары закончились и все лавки закрылись, поэтому в лучшем положении были те, кто сделал запасы или подготовились заранее. Прибытие в Киев многочисленных богатых и знатных приезжих привело к значительному повышению цен на квартиры, в постоялых дворах и на продукты. Снять жилище на шесть недель стоило столько, сколько и сам дом, в той же пропорции брали плату и извозчики.
Только 4 февраля, скорее всего, из-за появления любимца Потемкина, императрица присутствовала на обедне в Успенском соборе, а потом во дворце был дан большой бал и фейерверк к пущей радости жителей и приезжих, на который потратили 15 тыс. руб. Заморский гость с восхищением вспоминал: «Надобно отдать русским справедливость, что они большие мастера делать фейерверки; пороху, они разумеется, не жалеют, который в России и недорог». Тот же автор, в другой части своих записок, посмел обидно для нас заметить, что в России народ посещал церковь только для того, чтобы увидеть царицу: «В остальных случаях здесь не является более 5-ти или 6-ти киевлян. Нет возможности представить себе той лености, какой отличается здесь простой народ. Для них приятнее сидеть дома и наслаждаться сном или предаваться пьянству. Здоровый парень не будет до тех пор работать, пока у него есть что-нибудь пропить, несмотря на предлагаемую работу. Только крайняя нужда и голод заставляют его искать работу».
Г. А. Петемкин-Таврический. Неизвестный худ., 1847 г.
Настала пора киевлянам давать ответные приемы. Их начал Румянцев 5 февраля в своем доме маскарадом, на который пригласил по билетам 120 человек, начиная с бригадира. Екатерина II приехала вечером, и ее встречал генералитет. Она вошла в зал, потом прошлась по всем комнатам, пока не обнаружила свой портрет, под ним она и села играть в карты. На этот раз императрица была одета в женский кирасирский костюм, как бы подчеркивая этим, что она в гостях у фельдмаршала. Гости старались пройти через комнату, отвесить поклон, и удалиться. Игре это не мешало, императрица, выигрывая, редко забирала выигрыш. В тот день город был весь иллюминирован.
На следующий день состоялся прием в магистрате на Подоле, но на этот раз «государыня их своим присутствием не почтила». Решили на другой день маскарад на Подоле повторить, но высочайшая особа снова не явилась, несмотря на то, что днем была неподалеку, во Флоровском монастыре, пожаловав насельницам 4 тыс. рублей. Остальные пять дней «она говела во дворце», в устроенной в покоях церкви. Тогда она написала письмо: «Я беспрестанно восхищаюсь сладостью воздуха, которым дышу… С тех пор, как я здесь, всё ищу, где город; но до сих пор ничего не обрела, кроме двух крепостей и предместий; все эти разрозненные части зовутся Киевом и заставляют думать о минувшем величии этой древней столицы. В саду перед окошками деревья буреют, что в городе Св. Петра не прежде апреля бывает».
А вот приемы, устраиваемые императрице польскими вельможами, по своей пышности значительно превосходили даже приемы российской аристократии. 18 февраля государыню принимал граф Браницкий, устроив вокруг своего дворца большую иллюминацию. По роскоши, которая была не по душе императрице, его превзошел граф Потоцкий. Его супруга нагло посмела
