всю жизнь. Что, если он все-таки догадался? Он сказал: мне нигде не было так хорошо, как в Шоломанче. И это могло быть правдой. Я с болью подумала, что в решающую минуту Орион, возможно, предпочел не возвращаться домой. Он предпочел напоследок пожертвовать собой и повернулся, чтобы сразиться с непобедимым чудовищем, чтобы не возвращаться домой к другому чудовищу, с которым бороться не мог. Я не знала, так ли это, но… почему нет? Хоть какой-то ответ на вопрос, который я не позволяла себе задать: почему Орион не ушел?
Но я не задавала этот вопрос отчасти потому, что он был бессмыслен. Не важно почему. Уже не важно. Я не вытащила Ориона. Я не могла спасти его теперь. Но я могла вернуться и оказать ему последнюю услугу. А потом… решить, нужно ли вернуться в нью-йоркский анклав и бросить вызов Офелии. Я была почти наполовину уверена, что это она уничтожала анклавы. Если она хотела заставить анклавы делиться, то запугать всех загадочным всеядным малефицером, который нападает без предупреждения, – превосходная стратегия. Имела ли я моральное право ее убить? Что, если Офелия повинна в крушении бангкокского анклава и Сальты, в смерти всех, кто погиб в Лондоне и Пекине? Даже если я в этом сомневалась, рано или поздно Офелия непременно совершит нечто ужасное.
Я буквально видела, как мама кладет мне руку на лоб, чтобы прогнать все эти мысли. Но мамы рядом не было, и я даже не могла ей позвонить: она бы сказала то, что я и так знаю – что ничего у Офелии брать не надо. И я не хотела это слышать именно потому, что мама права. Но я по-прежнему сжимала в руке коробочку – единственный шанс оказать Ориону последнюю жалкую услугу.
Офелия немного подождала – наверное, чтобы убедиться, что я не запущу коробочкой ей в лицо и не выброшу подарок в окно. Когда я так ничего и не предприняла, она решила, что я согласна оставить коробочку себе. И не ошиблась. Вежливо кивнув нам всем, она подошла к Балтазару, поцеловала его в щеку – точь-в-точь обычная любящая супруга – и сказала:
– Меня ждет совет. – И вышла, не сказав больше ни слова и не обернувшись.
Балтазар проводил нас – он даже предложил нам воспользоваться одним из порталов.
– Нет, – отказалась я, даже не удосужившись выяснить, куда этот портал ведет. Я хотела убраться отсюда поскорее, и если в ближайшем будущем меня ожидал тридцатичасовой межконтинентальный перелет – значит такова судьба.
Хлоя тащилась за нами, бросая на меня тревожные взгляды. Наверное, она хотела задать мне много вопросов о своей будущей Госпоже. Но такой возможности ей не представилось. Они проводили нас до выхода, и на пороге Балтазар сказал:
– Вскоре периметр закроют. Эль… спасибо, что приехала. Я очень рад с тобой познакомиться. – Он помедлил и добавил: – Я понимаю, все это очень странно…
Я повернулась и вышла, не собираясь слушать, что Офелия хотела лучшего, что он охотно готов открыть мне ее крайне важные, необыкновенные планы, касающиеся всего мира… Я не сомневалась, что Балтазар тоже говорил абсолютно искренне. Наверняка он верил всей душой – он сам состоял в анклаве и пользовался влиянием. Он женился на Офелии и поддерживал ее замыслы не потому, что страстно желал получить место.
Лизель и Аадхья не отставая шли за мной, и это было хорошо, потому что я не замедляла шаг, хотя понятия не имела, куда выведет грязная, вонючая станция метро, которая заняла место мраморных залов украденных анклавов. Я просто шла по указателям, пока не увидела солнечный свет. Когда мы, моргая, наконец вышли из недр земли, Аадхья устремилась к ближайшей удобной точке – это было даже не кафе, а крошечный киоск с мороженым, вокруг которого на тротуаре стояло несколько шатких металлических стульев.
– Никуда ее не отпускай, – велела она Лизель.
Я что, нуждалась в няньке?
– Давай быстрей, – резко сказала Лизель.
Аадхья пошла забрать машину с парковки. Еще один плюс магии – возможность без проблем припарковаться неподалеку от метро. Едва мы сели в машину, Аадхья без единого слова тронулась с места. Словно по какому-то инстинктивному невысказанному уговору мы все молчали, пока не миновали туннель и не оказались в Нью-Джерси, как будто было необходимо, чтобы от чудовища нас отделила текучая вода. Но едва мы выехали из туннеля, Лизель спросила:
– Она малефицер?
И в то же мгновение Аадхья сказала:
– Слушай, ну и фигня.
– Да, – ответила я обеим сразу.
– Думаешь, они… знают, – к концу фразы Аадхья превратила вопрос в утверждение.
Конечно. «Они» – то есть все, кто имел вес: остальные члены нью-йоркского совета, старшие волшебники анклава. Конечно, для них это была фича, а не баг. Темная колдунья с фантастическим самообладанием, способная на все и готовая сделать худшее – разумеется, любой анклав ухватился бы за нее обеими руками. В конце концов, такова была моя собственная стратегия по завоеванию места в анклаве – превосходная стратегия; правда, я оказалась не готова ее воплотить. Неудивительно, что Офелия была первой кандидаткой в будущие Госпожи. Вполне вероятно, что она сама решила не торопиться.
Я сжимала ее коробочку в кулаке – но не из опасения: скорее, я хотела убедиться, что она никуда не денется. Остаток пути я провела неотрывно глядя на нее, пока Аадхья не остановилась возле здания, на первый взгляд напоминающего клуб или ресторан, – большой дом из розового кирпича, похожий на кошмарный лондонский особняк, только не заброшенный. Вокруг росли потрясающие цветы – казалось, благоухал весь сад. Аадхья оставила машину на дорожке и повела нас к двери. Я осторожно спросила:
– Ты тут живешь? – Я отчасти ожидала, что она рассмеется, но Аадхья ответила:
– Да. Прости, я бросаю тебя на растерзание волкам.
И открыла дверь.
«Волки», то есть ее родные, действительно набросились на нас как на добычу. Мама Аадхьи подбежала ко мне, двумя руками ухватила за щеки, расцеловала и некоторое время держала так, улыбаясь до ушей и со слезами на глазах.
– Аадхья нам все про тебя рассказала, – объяснила она хрипло.
Я сглотнула.
Этот прием ничуть не походил на мой злополучный визит к папиным родственникам. Гигантский особняк, в котором жила Аадхья, был полон всех мыслимых удобств – стопроцентно заурядных. Так семья Аадхьи защищала последнего уцелевшего ребенка: всю магию спрятали в маленьких каморках наверху и в подвальной мастерской, а остальные комнаты открыли для друзей, которых Аадхья завела в обычной местной школе. Дом превратили в уютное место для детей-заурядов, чтобы злыдни даже приблизиться не могли.
Двери дома не закрылись даже после того, как Аадхья
