– Об отце или о Севке? Неважно. Узнала, и все! Мои родители работали в той самой экспедиции, которая проводила раскопки в Макаровке. И не истукана там нашли, а золотую гривну и кое-что по мелочи…
– Ты была в музее? – Шихан поднялся на ноги. – Больше никто не мог сказать, только Курнатовский.
– И что в том крамольного? Или криминального? – Я поднялась следом и в упор посмотрела на Шихана. – Дед Игнат, ты все знаешь, не отпирайся! И Курнатовского, и о моих родителях! Я ведь вижу! Скажи, почему бабушка скрывала, как они погибли?
– Не сейчас! – Шихан отвернулся. – Это долгий разговор. – И тихо добавил: – Вернемся в село, поговорим!
– Хорошо, – я снова села, – дольше ждала, подожду еще немного.
– Пойду, дровец поищу!
Шихан подхватил дождевик, топор и торопливо ушел, растворившись в темноте.
Я с недоумением посмотрела ему вслед. Какие дрова? Что сейчас можно найти, если в двух шагах ничего не видно! Но тут поймала взгляд Маркела.
– Слухай сюда, – произнес он скороговоркой. – Я ведь не все рассказал. Игнат шибко ругается, когда про клады завожусь. Не верит он в них. «Ерунда, – кричит, – выдумка!» Но тебе скажу быстренько, пока старый дровец ищет. – С видом заговорщика Маркел поманил меня пальцем, чтобы села поближе. – Через пару дней вернулся я в тот курган с одним приятелем, – начал он рассказ с видом заговорщика. – Кирки прихватили, лопаты, даже лом не забыли. Хотелось посмотреть, что за той стеной прячется. Только обвал там случился, завалило вход. А мы все равно копать взялись. Через метр примерно наткнулись на настил из листвяжьих чурбаков. Вытащили мы их, чуть не надорвались. Через метр – еще один настил. А под ним комната – не комната, плитами выложена, а на них кресты выбиты. Православные… Но только мы одну плиту вверх потянули, как загудело все, засвистело… И земля как в воронку стала проваливаться… Ветер кругом поднялся! Деревья как спички ломал! Мы кирки побросали, лопаты… и – оттуда со всех ног… А потом слышал: провал там образовался… Громадный, но мы больше туда ни ногой!
У меня похолодело в груди, но я сдержалась и спросила спокойно, хотя почти не сомневалась в его ответе:
– В каком году это случилось?
– Да в конце семидесятых, наверно, – дед поднял глаза к небу, – врать не буду, точно не помню, в каком годе. Но экспедиция тогда на провал приезжала. Кто там работал и что нашли, сказать не могу.
– Что они могли найти, если там дед Маркел кайлой прошелся, – усмехнулась я. – Но ты говоришь: плиты не вытаскивал?
– Нет, – отмахнулся дед, – только попробовали, и как началось!
– Что ж раньше не рассказывал?
– Так никто не спрашивал! – удивился Маркел. – А клады рыть – штука заразная! Бывало, старую монету в руки возьмешь, и дух захватывает. Где, думаешь, тот хозяин, что ее в руках держал? Небось уже и косточки сгнили! И имя забылось! А вот полушка или денежка, что он во дворе своем потерял, столько веков в земле пролежала, и надо же – ничего ей не сделалось! Игнат этого не понимает, аж зеленеет весь! Вон в позапрошлом годе встретили копателей, так он ружжо на них наставил и орет: «Убирайтесь к чертовой матери!» – а сам побелел, словно нечисть какую увидел! Ну, те свои орудия подхватили и бежать!
– Копатели? – удивилась я. – Где это было?
– Да в тех же краях! Недалече от Макаровки… Там который год кто-то копает…
– И сейчас, что ли?
– Не, в этом годе не знаю. Давно мы там с Игнатом не бывали.
– Как эти копатели выглядели?
– Ну, как выглядели? – Маркел задумался. – Мужики и мужики. Трое их было. Молодые вроде, крепкие. Мундирование у них нехитрое: куртки брезентовые, как у геологов, да сапоги резиновые. Лиц-то я не разглядел, в накомарниках они были. Мы их когда заметили, сразу не поняли, чем занимаются. То ли косят, то ли сеют. Идет по полю мужик и машет длинной трубой с тарелкой на конце, а за ним двое тянутся – с лопатами.
– С металлодетектором работали, – сказала я, – вроде миноискателя.
– Ну да, вроде, – кивнул Маркел. – Тебе виднее…
За нашей спиной раздался шорох, а затем словно камушки мелкие посыпались. Мы с Маркелом дружно оглянулись. Я подумала: «Шихан возвращается!» Никого! Я продолжала с тревогой вглядываться в темноту. Куда подевался этот вздорный старик?
– Да ничего с Игнатом не случится! – Маркел, видно, заметил мое беспокойство. – Иди, ложись! Я его дождусь. Чайку похлебаю, табачка твово всласть покурю. Игнат небось за лошадьми пошел. Мы их недалече, в полуверсте отсюда оставили, чтобы по каменюгам ноги не ломать.
– За лошадьми? – поразилась я. – Кого он в темноте найдет?
– Дак то Игнату не помеха, – с гордостью произнес Маркел. – Он ночью лучше видит, чем ты днем. Волчара, одним словом…
– Волчара? – пробормотала я, устраиваясь на пихтовом ложе.
Дед что-то сказал в ответ, но я уже не разобрала, что именно. Я заснула. Мгновенно! Впервые за последние дни без тяжких раздумий и даже угрызений совести.
Глава 22
Проснулась оттого, что замерзла. Села, натянула куртку, огляделась. Ботинки мои стояли в изголовье, тут же лежал карабин. Я обулась и выползла из укрытия. Дедов не было и в помине. Костер горел еле-еле, но на чурбаке лежал какой-то сверток. Я развернула его и хмыкнула. Ломоть хлеба с куском вяленого мяса и еще что-то отдельно, в носовом платке. Развернула и его. Надо же! На ладонь скатились три патрона для «макарова». Не забыл Шихан о своем обещании. Выручил! Значит, деды мне не привиделись. Только куда испарились? Судя по всему, убрались потихоньку с рассветом. Но с какой стати? Что за спешка?
Я оглядела поляну вокруг костра. Ничего не забыли старые, кроме меня. Или пожалели будить? Но почему не подумали, как буду выбираться?
При свете дня, разумеется, легче ориентироваться, но все вокруг затянуло туманом. Я чертыхнулась и посмотрела на часы. Начало шестого. Часа три нужно ждать, пока солнце поднимется выше и растопит туман.
Что за невезение такое! Я накинула на себя плащ-палатку Шихана, чтобы куртка вновь не намокла. Подкинула дров в костер, отметив, что дед все-таки вернулся ночью с дровами, вставила новую обойму в карабин и, вытянув ноги к огню, принялась перебирать в голове вчерашние впечатления.
Больше всего меня занимало чудесное превращение золота в табак. Что ни говори, но я не находила тому объяснения. Я все прекрасно чувствовала, была в добром здравии и при памяти. Не мог мне привидеться лабаз, тем более – дважды. Ладно, шаман – куда ни шло, даже медведь, даже развороченная могила… Но лабаз… И отчего вдруг табак? Ведь им пересыпают одежду и меха, чтобы не завелась моль. Так, может, именно табаком были пересыпаны шкурки? Но ведь я держала на ладони золотые самородки! Я форму их помню, а головку женщины и вовсе до мельчайших подробностей. По памяти могу нарисовать…
Я потерла виски пальцами. Неужто это всего лишь галлюцинации? Шизофрения? Этого мне не хватало!
Если б я была шизофреником, меня не приняли бы на работу в милицию! Сколько я комиссий прошла, тестирование… И при поступлении на службу, и ежегодные. Везде – отличные результаты. Никаких отклонений, никаких патологий. Иначе меня и близко не подпустили бы к оружию. Значит, дело не во мне. Но в ком тогда? Или в чем?
А вчерашние разговоры? Что так насторожило и даже встревожило Шихана? Байки Маркела? Или известие о том, что я узнала кое-что о своих родителях? Но о кладах он и сам на заимке соловьем заливался. А тут постоянно одергивал Маркела, старался отвлечь нас от этих разговоров, сердился. Что ему не понравилось? И что дедам понадобилось в Макаровке? Сказал же Маркел, что они там не раз бывали. Почему Шихан прогнал кладоискателей? Его ли это забота? Мог бы и мне сообщить. Я предупредила бы Петровича, а он бы непременно разобрался, чем ребята занимались на вверенной ему территории. А вдруг это не кладоискатели вовсе, а какие-нибудь геологи? Но у геологов должны быть разрешительные документы. А эти смылись без выяснения отношений. Выходит, занимались чем-то незаконным?
Я ломала себе голову до тех пор, пока в висках не заломило от напряжения, но ничего путного так и не придумала. Солнце тем временем пробило туман, сразу ожили краски, проснулись запахи и звуки. Я решительно забросила карабин на плечо и двинулась в сторону тропы, привычно озираясь по сторонам. Вчера я перепрыгнула здесь через ручей, тут содрала ботинком слой мха на камне, а там нырнула под пихтовую лапу и, задев стволом карабина, сломала сухую ветку…
А вот и тропа! Следы копыт двух лошадей вели вниз, и я пошла по ним. И не ошиблась! Выбралась на основную тропу и удивилась, как умудрилась уйти в сторону. Вот же они – знакомые ориентиры, и даже Хан-Таштык показал свою верхушку из-за деревьев. Как я могла заблудиться? Бывалая таежница! Нет, что ни говори, а с тайгой шутки плохи!
Все же настроение несказанно улучшилось. Ноги сами несли меня вниз. Сияло солнце в бездонном небе, выводили рулады на все голоса птицы, и даже крики кедровки меня не раздражали, хотя не любила я эту птицу за скандальный нрав. Но тут заверещала ее товарка ниже по тропе. Я остановилась. Кто-то поднимался мне навстречу. Явно человек, потому что на зверя кедровки кричат по-другому. Я благоразумно сошла с тропы и укрылась за раскидистой елью.
