Положение мое в Сучжоу было отвратительным. Меня считали другом и соратником Бэрджвайна. За мной тщательно следили. В особенности неприятное впечатление на меня произвел некто Дэн Сюэ-сян, командир полка, который, видимо, приближен к самому Ли Сю-чену. Этот обыкновенный китаец явно смотрит на меня с подозрением и даже презрением. Его солдаты дошли до того, что не хотят пропускать меня, когда я езжу на верховые прогулки через линию их караулов. Представляете себе, Рэнсом, каково европейцу зависеть от милости китайских солдат?
Обстоятельства требовали присутствия Ли Сю-чена в столице, и он уехал. Накануне его отъезда ко мне явился солдат из телохранителей командующего, дюжий юноша-стрелок, которого я не раз видел на аванпостах вместе с Дэном, и передал мне пропуск на желтой бумаге, с печатью Ли Сю-чена. Это был пропуск в Нанкин. В нем было сказано, что я назначаюсь чем-то вроде начальника продовольственного склада для европейских инструкторов.
Не могу сказать, чтоб это назначение мне льстило. Я думал, что меня сделают инструктором тяжелой артиллерии. Но выбора не было. Я не хотел участвовать в каше, которую заварил Бэрджвайн. Еще меньше меня устраивало попасть в руки майора королевских инженеров Гордона.
Итак, я оказался в Нанкине, столице мятежников. Смешно и странно думать, что я сам теперь стал чем-то вроде мятежника. Но меня утешает то, что я в конце концов не китайский подданный. Я храню документ о своем британском подданстве на груди и по вечерам любуюсь изображением льва и единорога. Я надеюсь когда-нибудь увидеть скалы Британии и белый прибой возле берегов моего родного Корнуолла. Но я не хочу возвращаться в Англию без денег. Нет, назло тем, кто в свое время изгнал меня из сельской школы за «неспособность», я вернусь богатым судовладельцем! Надеюсь, что мне простят несчастный случай, который много лет назад заставил меня покинуть флот ее величества.
Но хватит об этом. Перехожу к дальнейшим событиям. Мне рассказывали об очень странной и эффектной сцене в Сучжоу. Старик Му-ван пригласил к себе остальных царей. После трапезы и молитвы цари в мантиях и коронах уселись за стол и приступили к дискуссии. Один из них в пылу спора встал и сбросил с себя мантию. Удивленный Му-ван спросил, что это означает. Вместо ответа он получил удар кинжалом в грудь. Тут на него набросились цари и прикончили в несколько минут.
После этого счастливчику Гордону и генералам императорской армии уже ничего не стоило вступить в город, что и произошло 4 декабря. Господину На-вану был обещан высокий генеральский чин.
Но как мудро поступил я, уехав своевременно в Нанкин! Бэрджвайн был выдан американскому консулу, который выслал его в Японию.
А с царями получилось хуже. Несмотря на все обещания Гордона, их казнили, в том числе и главного заговорщика На-вана.
В Нанкине раздобыть продукты весьма затруднительно, но нас, иностранцев, это не касается, тем более что мы можем покупать продукты на пристани за наличное серебро. Положение здесь тяжелое, но желание народа и солдат бороться до конца не ослабевает. Это даже удивительно, если принять во внимание, что эти люди непрерывно сражаются с противником уже четырнадцать лет. Честно говоря, с такими солдатами, как тайпины, хороший генерал завоевал бы весь мир.
Не помню, писал ли я вам о китайском мальчике, по имени Ван Ю, который долгое время был «виночерпием» в отряде Уорда. Неожиданно я встретил его здесь, в Нанкине. Он вез мортиру — одно из новых приобретений Ли Сю-чена. Я напомнил ему о тех временах, когда мы служили вместе под командой Уорда. Вообразите себе то величие, с которым этот раскосый юноша отвечал мне, что он никогда не служил под командой этого «дьявола», а был лишь военнопленным! Поистине этот народ не лишен чувства собственного достоинства.
Впрочем, это уже мелочи, о которых вряд ли стоит писать. Но вы говорили мне, что вас интересует все, что касается Китая и китайцев.
Я еще напишу вам более подробное письмо, а пока остаюсь ваш капитан П. Р. Джонс, на службе в тайпинской армии».
5. Падение Нанкина
В цинском лагере взвилась ракета.
Короткая июльская ночь подходила к концу. Ночная смена караулов шагала по темным улицам города. Воины поминутна натыкались на спящих. Люди спали прямо на траве, по обочинам дорог. Кое-где светились фонарики. Изредка кто-нибудь стонал. Иногда слышен был детский плач…
Несмотря на приказ, не все женщины и дети ушли из Нанкина. Деревни вокруг Небесной Столицы обезлюдели, по опустошенным селам рыскали цинские солдаты. Бежать было некуда.
Наоборот, крестьяне из окрестных деревень, беглецы с разных концов Тайпин Тяньго собирались в Нанкин. Они надеялись, что этот непобедимый город устоит.
От Небесного Государства Великого Благоденствия остался только один город. Цинские войска окружили его со всех сторон.
В городе свирепствовали болезни. Дети умирали на улицах, и их тут же закапывали в землю. Есть было нечего.
Ли Сю-чен снова обратился к Небесному Царю с просьбой перенести столицу на юг. Он ручался за то, что армия сумеет прорвать блокаду и проложить себе путь в провинцию Гуанси, где зародилось тайпинское движение.
— Небесная Столица избрана небесным отцом, — отвечал Хун Сю-цюань, — чтобы быть главным городом Вселенной. Она находится в центре мира.
Ли Сю-чен сказал, что в Нанкине голод.
— Пусть народ питается сладкой росой, — ответил Хун.
Он скатал в шарик немного травы из дворцового сада и приказал послать этот шарик народу в виде образца.
— Осмелюсь заметить, вряд ли трава может служить пищей…
— Небесный владыка превратит ее в пищу…
За два года молодой артиллерист Ван Ю успел приобрести боевую опытность. Он не раз сражался с врагом под стенами столицы. Каждый выстрел его мортиры доставлял ему особое удовольствие. Это была словно расплата за все прошедшие годы.
Ю знал, что каждую минуту его могут убить, но он забывал об этом, увлеченный боем. Это было то ожесточение, когда жизнь становится чем-то второстепенным перед стремлением победить, когда чувства отдельного человека растворяются в общем порыве наступающей армии. Борьба была справедливой, за это стоило отдать жизнь.
В последнее время Ю все чаще приходилось видеть, как ядра пушек «Вечно Побеждающей Армии» бороздили высохшие рисовые поля, ломали густые акации над семейными кладбищами и бамбуковые рощицы в долинах. Британские снаряды рыли землю провинций Цзянси и усеивали ее телами земледельцев.
Английские пушки «прославились» в те времена не только на поле боя. Из них расстреливали «мятежников», привязывая людей к жерлам орудий.
Все это успел увидеть Ю, не достигнув еще двадцати лет.
И вот Нанкин — последний оплот Тайпин Тяньго.
Городские стены каждый день курились горящей серой, которую осажденные сбрасывали на атакующих.
Нападение следовало за нападением, подкоп за подкопом.
Изредка Ю видел Линя. Тот сражался ежедневно на передовых укреплениях. Он не ел и не пил целыми сутками. По ночам он следил воспаленными глазами за вспышками вражеских ракет на черном небе.
Вот и сейчас Ю встретил Линя в длинной колонне воинов, которые, видимо, шли отдыхать.
Линь шагал, шатаясь от истощения. Четвертую ночь ему не удавалось заснуть. Сражения следовали за сражениями. Дети оттаскивали тела убитых и складывали их рядами.
Линь глядел кругом осоловелыми глазами. Всюду лежали люди. Повозки стояли поперек улиц. Крестьянки варили в котелках какое-то месиво из травы и земли. Измученные дети хрипло просили пить.
Линь привык к взрывам, воплям и вою цинских солдат, и все звуки осады смешались для него в сплошной слитный гул. Лицо у него стало неподвижным, словно высеченным из камня.
Ю нес кувшин с водой, из которого Линь с жадностью напился.
— Куда вы идете? — спросил Ю, еле поспевая за быстро шагающими пехотинцами. — Опять не домой… я вижу…
— Молчи!
— Это дворец? Смотри, сколько людей здесь!
Эти люди спали. Их действительно было много. Казалось, сильный вихрь раскидал их по ступеням и тропинкам вокруг царского дворца, и они свалились как подкошенные.
Это были «солдаты царской рощи» — гвардейцы Хун Сю-цюаня, стянутые сюда со вчерашнего вечера. Тускло поблескивало оружие.
Пришедшие остановились и стали располагаться на ночлег прямо на улице. Линь прислонился к стене.
— Мне вчера говорили, что царские братья опасаются нападения. Приказано собрать лучшие войска к дворцу.
— Кого же они опасаются? — настороженно спросил Ю.
— Неужели ты не понимаешь? Конечно, Чжун-вана! Они боятся, что Чжун-ван уйдет из столицы.
— Разве Чжун-ван нарушит волю Небесного Царя?
— А что в том? Смотри, что делается в городе. Дети мрут с голоду сотнями.