— Парсонс.
— Странное имя. Что оно означает?
— Ничего.
— Как ничего? — юноша был явно озадачен, — весьма… весьма интересно. Кстати, а вот и эвтанатор.
Парсонс оглянулся. Безукоризненно одетый человек, сжимающий в руках какие–то инструменты, быстрым шагом направился к ним.
— Приношу извинения за опоздание, у меня был срочный вызов, — скороговоркой произнес он, окинув взглядом лежавшую на диване Икару. — Где это произошло? Здесь в отеле или в другом месте?
— На улице, — ответил за Парсонса Стеног.
— Это был несчастный случай или нападение? — продолжал допрос эвтанатор.
Парсонс молчал, все его внимание было приковано к Икаре. Она была жива, жива несмотря ни на что. Благодаря его умению, опыту, его таланту. Человеческая жизнь спасена и эти два человека, стоявшие рядом, были свидетелями его мастерства.
Эвтанатор, казалось, был ошеломлен тем, что увидел.
— Ничего не понимаю. Впервые сталкиваюсь с подобным. Кто вы и где всему этому научились? — Он повернулся к Стеногу. — Я не могу понять, что он делает. И эти странные инструменты, — он указал пальцем на медицинские принадлежности Джима.
— Может быть Парсонс доставит нам удовольствие и посвятит в свои секреты, — вкрадчиво заговорил Стеног, — конечно же не сейчас и не здесь. Но все–таки я надеюсь!
— Вас интересует кто я и откуда?
Стеног ухмыльнулся.
— Здесь недавно была полиция. Похоже, у вас неприятности. Эта женщина, — он кивнул в сторону Икары, — вполне может быть замешана. Значит, вы обнаружили раненную и привели ее сюда, в отель?
Парсонс молчал.
К Икаре постепенно возвращалось сознание.
Ее глаза открылись, сжатые в кулаки руки медленно разжались.
Эвтанатор был поражен.
— Этого не может быть! Что все это значит?!
Он посмотрел на Стенога, который был удивлен происходящим не меньше его.
— Так и должно быть, — теперь уже улыбнулся Парсонс, — удивляться нечему. Все прошло успешно. А вы, вместо того, чтобы пялить глаза, помогли бы найти постель для этой женщины. Раны будут еще долго заживать.
— Значит она будет жить? — наконец вымолвил Стеног.
— Ну, конечно. Она выздоравливает. Что же здесь непонятного?
— Насколько я понимаю, вы вылечили эту особу при помощи инструментов из вашего чемоданчика. Я изумлен, — он обменялся коротким взглядом с эвтанатором, — а вы отдаете себе отчет в том, что сейчас же будете арестованы?
В его голосе явно зазвучала угроза.
— И этим я займусь сам. Вы можете идти, — бросил он эвтанатору, — когда понадобятся свидетельские показания, бюро вас вызовет… А что касается вас, — он повернулся к Парсонсу, — то вы арестованы.
Говоря эти слова, он достал из кармана предмет, внешне напоминавший приспособление для разбивания яиц и направил его на Джима.
— Следуйте за мной!
— Вы шутите? — теперь настал черед удивляться Парсонсу.
Вместо ответа Стеног поднял свое оружие и направил его прямо в лоб Джима.
Стало ясно, что никто шутить не собирается. Повинуясь здравому смыслу, Парсонс поплелся к выходу.
— Учтите, — услышал он за собой голос Стенога, — если вы излечите еще кого–нибудь из этих людей, будете ими же уничтожены. А впрочем, сами должны знать на что идете.
Конечно же он сумасшедший, — мелькнула мысль в голове Джима, — как и весь этот мир, в котором он живет.
Им вновь овладел ужас.
В комнате, освещенной тусклым светом, развалившись в мягких креслах, сидели два человека, внимательно вглядываясь во фразы, периодически появлявшиеся на экране дисплея.
Один из них — мужчина, медленно поднялся.
— Да, — полным горечи голосом произнес он, — мы опоздали. Произошло смещение по фазе. Темподрага не осуществила соединение и вот он застрял в межплеменной зоне.
Он нажал на кнопку и бегущая строка остановилась.
— А как же ребята из команды скорой помощи? — вторым собеседником была женщина, — почему они до сих пор не прибыли на место? Ведь они могли поставить преграду прямо на улице. Уже сколько времени прошло с тех пор, как он был замечен и было послано экстренное сообщение.
— Слишком долгий и специфический способ контакта, — расхаживая взад и вперед по мягкому ковру бросил мужчина, — разве что только действовать открыто.
— Они уже не успеют, — она нажала на кнопку и экран погас, — когда они начнут действовать, он уже будет мертв. Боюсь, Хельмар, что все складывается для нас неблагоприятно. К сожалению, мы проиграли.
Он на мгновение открыл глаза и, ослепленный ярким светом, снова их зажмурил.
— Назовите ваше имя… ваше имя.
Он стиснул зубы.
Кто–то рядом ответил за него.
— Джеймс Парсонс.
Голос был знаком. Он не был наверняка уверен в этом, однако это напомнило ему…
— Возраст.
— Тридцать два года.
Теперь он узнал. Это был его собственный голос. Парсонс отвечал на вопросы не осознавая, что говорит, помимо своей воли.
— Место рождения.
Он опять открыл глаза, однако тут же зажал их ладонью. Свет был нестерпимым. Однако он успел заметить силуэты людей в ореолах белого сияния.
— Чикаго, штат Иллинойс.
— День, месяц, год?
— Шестнадцатое октября тысяча девятьсот восьмидесятого года.
— Братья, сестры?
— Нет.
Вопросы сыпались один за другим.
Он отвечал. Постепенно привыкнув к обстановке, Джек снял ладонь с глаз и увидел перед собой человека, сидящего за столом, на котором стоял включенный магнитофон.
— Хорошо, мистер Парсонс, — заключил следователь, откидываясь на спинку стула.
— Доктор Парсонс, — уточнил голос. Джек Парсонс улыбнулся. Допрашивающий был невозмутим.
— Достаточно, — он нажал на клавишу магнитофона, — пройдите в комнату номер тридцать четыре, там с вами продолжат работу.
Парсонс устало поднялся со стула. Он был в одних трусах. Белое тело резко контрастировало с обработанным коричневым кремом лицом, руками и шеей. Парсонс про себя выругался. Конечно, он должен был это предусмотреть. Однако менять что–либо было поздно.
Он вышел из комнаты и направился в другой конец коридора. Дверь номер тридцать четыре автоматически открылась при его приближении. Когда Парсонс пересек порог, у него появилось ощущение, что он попал в квартиру. У противоположной стены стоял клавесин, возле окна, из которого открывался вид на город, расположился покрытый подушками диван. Две стены занимали стеллажи с книгам. Над клавесином висела репродукция картины Пикассо голубого периода. На диване и в креслах, расположенных в комнате, сидели люди — мужчины и женщины. Все они внимательно смотрели на вошедшего. У окна стоял Стеног, углубившийся в чтение каких–то бумаг. Увидев Джима, он небрежно бросил бумаги на диван.
— Я узнал, что вы, Парсонс, обладаете уникальными способностями. Вы можете менять внешность людей и даже устранять врожденные отклонения и уродства.
— Вполне… и я…
Стеног не дал ему договорить.
— Я просмотрел имеющиеся в наших архивах документы по вашей эпохе. С точки зрения терминологии ясно все. Мне ясны ваши функции, но совершенно непонятна идеология. Какой смысл в лечении людей? — он принялся ходить по комнате. — Эта девушка, Икара, она должна была умереть. А вы лишили ее этой возможности и сохранили ей жизнь. Неужели в ваше время это считалось естественным и официально санкционировалось?
— Неужели ваша профессия была уважаемой? — спросил один из присутствовавших.
Стеног, не обращая внимания на эту реплику, продолжал.
— Я не верю, что общество могло одобрять подобную практику. Наверняка вы член какой–то секты, занимающейся лечением друг друга.
— То, что вы говорите, полная ерунда, — Парсонсу надоело слушать этот бред, — медицина — одна из самых почетных наук, а профессия врача всегда пользовалась уважением.
Присутствующие, казалось, пришли в полное смятение.
— Это отклонение от нормы! — крикнул, не в силах сдержать свой гнев, Стеног, — нельзя допускать лечение людей, никто не имеет право искусственно продлевать жизнь другого человека!
— Не удивительно, что их общество было подавлено! — в тон ему воскликнула некая молодая особа, — меня поражает, что оно еще так долго держалось.
Стеног покачал головой.
— Это все доказывает, что культурные формации изменяются почти бесконечно. Мысль о том, что такое общество вообще могло как–то существовать даже не укладывается в сознании. Хотя приходится смириться с мыслью, что эта эпоха была, и только благодаря техническому прогрессу, осталась позади. Ясно одно, перед нами не сумасшедший. Я могу поверить, что в свое время он был уважаемым человеком, а его профессия была весьма престижной.
— С интеллектуальной точки зрения, я это могу понять, — капризным тоном заявила его собеседница, — однако с эмоциональной — никогда!
