— У нас и смерть и рождение — одно и то же. Разве нельзя радоваться рождению человека?
Несмотря на убежденность тона, с которым Стеног отвечал на вопрос, что–то заставило Джима усомниться в его искренности.
«А ведь он не стремится умереть. Вон ведь как внимательно ведет машину, стараясь никуда не врезаться», — эта мысль немного развеселила его.
— В мое время люди почти–что не задумывались над смыслом смерти. — Они просто жили, зная, что придет время и они исчезнут.
— Но ведь ваши предки, — оппонировал ему Стеног, — верили в загробный мир и нередко сознательно шли на смерть, веря в воскрешение. Они знали цену смерти.
— Мы тоже знаем, что смерть существует, однако не бравируем этим понятием как вы.
— Может быть косвенно вы это и делаете… Сейчас поясню, — Стеног на несколько секунд задумался. — Будучи не в ладах с очевидной реальностью, отрицая ее, вы подрываете рациональную базу своей эпохи. Вы не в состоянии справиться с такими проблемами как голод, войны, превышение допустимой численности населения. И что происходит. Вы погибаете на войнах, разрушающих вашу цивилизацию… мы же контролируем общественные процессы. Тщательно изучаем все аспекты развития общества. В итоге можем прогнозировать любое развитие событий.
Они подъехали к дому Стенога. Прежде чем зайти внутрь, Стеног остановился возле розового куста.
— Взгляните, — указал он на цветок, — он уже почти–что завял. А это, — хозяин дома приподнял листок, — почка, которая не может раскрыться, пока окончательно не завянет этот цветок.
Он достал из кармана маленькие ножницы, аккуратным движением срезал полуувядшую розу и бросил ее за забор.
— Теперь я освободил место для новой жизни и почка породит не менее красивый цветок.
Пример казался довольно–таки убедительным. И все–таки Джим был настроен скептически.
— Что касается растений — спорить не буду. Но когда речь идет о людях, мне это кажется аморальным. Неужели все вокруг думают так, как вы? А может быть потому я и оказался здесь, что кто–то с вами не согласен?
— Да, они есть и действуют, — оборвал его Стеног.
Парсонс вдруг понял почему он не под стражей, почему ему показывают окружающий мир, приглашают в гости и даже привели в святая–святых — Фонто.
Они хотят установить контакт.
Ами сидела за клавесином. Исполняемая ею музыка выглядела весьма странно. Прислушавшись, Парсонс все же узнал невероятно искаженную мелодию Джерри Ролл Мортона. Испустив последний аккорд, клавесин умолк.
Ами повернулась к Джиму.
— Мне вдруг захотелось сыграть что–то из вашей эпохи. Вы должны знать Мортона. Для нас он так же велик, как Шуберт и Брамс.
— Да, Мортон был у нас популярен.
— Может быть я плохо сыграла? — ее брови нахмурились.
— Что вы, что вы! Я в полном восторге. Исполнение было прекрасным.
— Увы, у нас никто не умеет играть, — как бы не слыша его слов со вздохом произнесла Ами, — в нашу эпоху, где главное развлечение — телевизор, музицирование полностью забыто.
Несмотря на то, что Парсонс никогда не играл ни на каком музыкальном инструменте, он страстно любил музыку. У него была прекрасная коллекция дисков, а посещение концертов было одним из главных времяпрепровождений.
— А вы не умеете играть? Нет? Странно, — Стеног держал в руках бутылку и стакан. — Хотите выпить? Прекрасный ферментный напиток из зерна. — Думаю, мне это знакомо, — оживился Парсонс.
— Да, это алкоголь, подтверждая его догадку с серьезным видом продолжал Стеног. — Кстати, я уверен, что он был изобретен в ваше время, как альтернатива наркотикам.
Быстрым движением он наполнил два стакана. Они молча выпили. Напиток напоминал кисловатый бурбон. Между тем, Ами что–то наигрывала на клавесине. В комнате царило спокойствие и благодушие.
Несмотря на это Джим чувствовал себя скованно. Что–то в этом обществе его явно смущало. В душе он понимал, что не имеет права осуждать людей, принадлежащих другому миру. По отношению к ним он не мог быть объективен.
Между тем Стеног налил себе второй стакан. Ами неожиданно потребовала, чтобы он обслужил и ее. Не дождавшись реакции Стенога она подошла к бару и наполнила бокал.
— Ты говорил о членах какой–то политической группировки, чего они добиваются? — прервал воцарившееся молчание Парсонс.
Стеног пожал плечами.
— Права голоса для женщин, — ответила за него Ами.
Стеног, внимательно разглядывавший капли напитка на дне своего стакана, ухмыльнулся.
— Послушайте, Парсонс. Она… — он кивнул в сторону Ами, — она вам нравится?
Джим, не ожидавший такого вопроса, смутился.
— Право не знаю…
— Значит нравится. Можете эту ночь провести здесь, с нею.
Парсонсу показалось, что он что–то не понял. Может быть языковый барьер мешает ему уловить суть разговора.
— Что вы имеете ввиду?
— Как что? — теперь удивленным казался Стеног. — Ты же не откажешься с ней переспать?
— Но… но у нас так не принято.
— Парсонс, — мягко заметил Стеног. — Я не знаю, что принято у вас, но у нас это норма.
— И все–таки я считаю, что вы рискуете, — мгновение подумав, ответил Джим. — Это может нарушить ваш педантичный контроль за образованием зигот.
Стеног и Ами одновременно вздрогнули.
— Он прав, — воскликнула девушка, резко обернувшись к своему партнеру, — ведь стадия адаптации не пройдена. Мы могли попасть в опасную ситуацию. Удивительно, что мы об этом не подумали.
Стеног присел на диван.
— Конечно же, ты зря отказался, Парсонс. Все наши юноши в раннем возрасте подлежат стерилизации и я не исключение, — его лицо осветила довольная улыбка.
— Вот видите, — снова заговорила Ами, — это практически не влечет никаких последствий. Однако в вашем случае… — от мысли, что могло произойти, ее лицо покрылось потом.
— Увы, — спокойным голосом произнес Стеног. — Вы не можете лечь с ней в постель, Парсонс, как не можете лечь и с любой другой нашей женщиной. Советую вам улетать на Марс и чем раньше, тем лучше.
Он закрыл глаза.
Ами вплотную подошла к Джиму.
— А все–таки, вы хотите? — шепотом спросила она, наполняя его стакан.
Он не стал сопротивляться.
6
Он проснулся оттого, что кто–то резко стащил его с постели. Сильные руки подняли его с пола и поставили на ноги. Кто–то протянул ему одежду. Парсонс еще окончательно не пришел в себя, когда группа вооруженных людей вывела его из дома и грубо втолкнула в подъехавшую машину. Никто не произнес ни слова. Автомобиль, набрав огромную скорость, помчался по шоссе.
Вскоре они въехали на поросшее травой поле, в центре которого стоял аппарат яйцевидной формы, размером с двухэтажный дом. Рядом стояла группа людей, которые, услышав шум мотора подъезжавшей машины, обернулись в эту сторону. Парсонс напрасно попытался отыскать среди них Стенога.
Автомобиль подкатил прямо к аппарату.
Судя по всему это был космический корабль. Вблизи он выглядел довольно–таки потрепанным. Краска местами облезла, кое–где виднелись обширные грязные пятна. Джима вытащили из машины и втолкнули внутрь корабля. Он оказался в тускло освещенной небольшой каюте посредине которой стояло кресло. Сопровождавшие грубо впихнули в него Парсонса и крепко привязали ремнями. После этого они покинули корабль.
Парсонс огляделся. В основном все соответствовало обычной обстановке рубки управления космического корабля. И лишь один прибор вызвал у него недоумение. Это была сложная конструкция в рост человека, частично выполненная из пластмасс, а частично из металла. Верхняя часть была покрыта прозрачной пульсирующей мембраной. За ней виднелся погруженный в вязкую жидкость какой–то серый, явно органического происхождения, кусочек вещества.
— Это капитан корабля, — внезапно услышал Джим у себя за спиной голос. Он был лишен возможности обернуться, поэтому говоривший оставался инкогнито, — весьма остроумная конструкция. Там, наверху, гипертрофированный мозг крысы. Высокий разум при полном отсутствии сознания. Счастливого полета.
За спиной раздались удаляющиеся шаги. Хлопнула крышка люка. В отсеке воцарилась тишина. Так продолжалось несколько минут. Внезапно «капитан» заурчал и Парсонс услышал монотонный машинный голос:
— Полет к марсианским поселениям длится семьдесят пять минут. В отсеке обеспечиваются нормальная влажность и температура. Пища подается в случае необходимости.
Корабль слабо завибрировал. Выглянув в иллюминатор, Джим увидел быстро удаляющуюся землю, которую через несколько минут закрыли облака. Постепенно за стеклом начало темнеть пока не наступила абсолютная темнота, усеянная необычно яркими звездами.
Парсонс никогда не был в космосе и даже несмотря на драматическую ситуацию, все это было для него весьма любопытно.
