– Я полагаю, все это – имущество вашего семейства?
Он посмотрел по сторонам.
– Кое-что, а кое-что принадлежало семейству Майи.
– Должно быть, у них тоже была куча денег.
Он едва заметно нахмурился.
Его партнер тоже, по-видимому, не относился к тем, кто считает золото вульгарным. От золотого браслета на левом запястье до шелкового белого костюма – все в нем сияло новизной и безупречностью. Все, за исключением кожи. Лицо покрыто дорогим кремом, одним из тех, что обещают вечную юность. И при этом мужчину нельзя назвать хорошей рекламой для элитной косметики. Кожа его отличалась цветом и качеством старого прогорклого масла.
Мой свояк пробормотал мне имя своего гостя так, словно хотел, чтобы я его не разобрала. Видимо, большой богач, заключила я, хотя Проспер на этот счет и не сделал никаких уточнений. Когда мужчина встал и начал прощаться, у меня возникло ощущение, что от него должно остаться жирное пятно на обивке роскошного дивана. А в тот момент, когда я решила, что настало время вырвать у него свою руку, которую он необычайно долго пожимал на прощание, он неожиданно поднес ее к губам для поцелуя.
– Я испытываю совершенно искренний восторг по отношению к Би-би-си, – сказал он, уставившись на мою грудь с таким видом, словно собирался брать у нее интервью.
– Я не состою в штате, – ответила я. – И вообще собираюсь бросить все это. Меня не удовлетворяет качество аудитории, для которой мы теперь работаем.
Когда Проспер предложил мне выпить, я попросила виски.
– Двойное.
– Со льдом? – спросил он.
На мгновение я задалась вопросом: а из какой воды сделан лед, из кипяченой или нет? Но тут же отбросила эту мысль.
– Как можно больше.
Я села подальше от того места, где сидел предыдущий гость Проспера, и проглотила свое виски как материнское молоко. Алкоголь сразу же ударил в голову, вступив в смертельный союз с выпитым ранее пивом и наделив меня тем беззаботным чувством нереальности всего происходящего, которое в интервью с гангстерами и возможными работодателями может привести к непоправимой катастрофе.
– Кажется, вы полностью оправились после того инцидента в священных пещерах? – спросил Проспер. – Наверное, помогло и посещение бассейна.
– Возможно. – Я посмотрела на него многозначительным взглядом. – Вы, случайно, никому из своих важных друзей не говорили, что я собираюсь посетить эти пещеры?
– Я вас не совсем понимаю, Розалинда.
Проспер нахмурил свое высокое чело.
О, какой превосходный актер мой свояк!
– Я прокручивала в памяти весь этот инцидент, – ответила я, – так как захотела получить ответ на вопрос: случайно ли те ребята украли у меня альбом Сами? И прихожу к выводу, что они знали, за чем охотились.
– Сами? – переспросил покрытый омолаживающим кремом гость и тоже нахмурил лоб.
Его нахмуренное чело, однако, не производило столь же убедительного впечатления, как выражение лица моего свояка, но ведь этот человечек явно не мог похвастаться и столь длительной театральной карьерой.
– Вы ведь помните Сами, Проспер? – спросила я, подчеркнуто игнорируя его друга. – Скульптуру из песка, которую нашли на пляже Чоупатти? Того самого Сами, который слонялся у вашего офиса в момент... гм... гибели вашей первой жены? Фотографии, на которых оказался запечатлен этот Сами, наверняка заставили вас основательно попотеть.
– О чем ты говоришь, Роз? Какие фотографии?
Я поднялась и налила себе еще полпинты убийственного виски, виски от убийцы, громко стуча кусками льда и устремив на молодящегося гостя уничтожающий взгляд. Знай наших: Роз Бенгал, репортер-профессионал, хитрая бестия и известный детектив, идущий по пятам опасных преступников.
– Меня больше всего поражает, – заметила я, – что все в этом городе знают, что вы организовали убийство своей жены и никто ничего не пытается предпринять против вас.
– Что это вы сказали о фотографиях? – спросил смуглокожий гость, его голос начал застывать, словно жирная похлебка.
В эту минуту какие-то шарики у меня в голове явно стали крутиться в разные стороны.
– А зачем вам этот тип, Проспер? Вы что, покупаете у него кокаин?
Наступила долгая пауза. Затем маслянистое существо поднялось с дивана со словами:
– Ненормальная сучка!
Проспер схватил его за руку:
– Она просто очень пьяна. Пожалуйста, оставим это. Уходите.
На какое-то мгновение у меня возникло впечатление, что он не обратил никакого внимания на слова Проспера. Затем, по-видимому, передумал и направился к дверям, бросив в мою сторону прощальную фразу:
– Журналисты все одинаковы и все похожи на задницу – так же, как и она, до отказа набиты дерьмом.
– Хороший ответ, – сказала я. – Прекрасные же у вас друзья, Проспер. Превосходное владение разговорным английским для столь мелкого торговца вразнос.
Дверь с грохотом закрылась за ним. Длинные тонкие пальцы Проспера скрылись в густой, подернутой сединой шевелюре – заученный театральный жест отчаяния.
– Роз, Роз, вы даже не представляете, с кем вы имеете дело. Это ведь не игрушки. Это вам не Флит-стрит.
– Флит-стрит больше не существует, – резко ответила я и тяжело опустилась на диван.
Мой свояк-убийца и доверенное лицо гангстеров отправился на кухню и сварил для нас обоих великолепный и очень крепкий кофе-эспрессо из бобов сорта «коорг», столь редкого, что индийцы практически никогда не отправляют его на экспорт. Разлил кофе в две фарфоровые чашки, и мы выпили его, не проронив ни слова. Допив свой кофе, я занялась рассматриванием гущи на дне чашки, словно пытаясь предсказать по ней свою судьбу, и тут Проспер снова заговорил:
– Какие фотографии вы имели в виду, Розалинда? Те, что Миранда сделала в момент гибели Майи? Те, о которых вы говорили сегодня утром?
– А они у вас есть?
Он отрицательно покачал головой:
– Она не смогла их найти.
– Черт! Но если вы хотите поиграть в кошки-мышки, я совсем не против.
Мы смотрели друг другу в лицо, сидя на двух диванах, расположенных один напротив другого, разделенные старинным кашмирским ковром и недоверием размером с целый континент. Спустя несколько минут Проспер наклонился вперед, сократив расстояние между нами. Театральное освещение в квартире скрывало морщины на его лице, придавая ему вазелиновую привлекательность кинозвезды двадцатых годов, какого-нибудь индийского Валентино.
– Миранда рассказывала мне о вашей матери, о ее... некоторой неуравновешенности, – начал он, осторожно пробираясь по минному полю истории моей семьи. – Она хочет – мы оба хотим, – чтобы этот визит помог вам. – Он сказал, что они с женой обсуждали возможность совместной со мной поездки по Индии, разумеется, после того, как родится ребенок. Его голос звучал мягко, умилительно и казался каким-то липким, словно теплая патока. В какой-то момент я почти поверила ему. – Но ведь, Розалинда, ты сама все осложняешь. Я понимаю, конечно, что это был трудный год для тебя: ты потеряла партнера, умер твой отец, но...
Чтобы развеять его чары, я резко поднялась с дивана.
– В этой обители есть такая земная вещь, как телефон?
Проспер взмахом руки указал на громоздкий старомодный телефонный аппарат за диваном.
Я набрала номер «Ледяного дома». Человек, ответивший мне, сообщил, что сегодня вечером Роби не вызывали.
– Можно мне поговорить с Мистри? – спросила я, тщательно выговаривая каждое слово. – Скажите ему, что с ним хочет говорить корреспондент Би-би-си. – Прошло несколько минут. – Привет, Калеб. Можно побеседовать с вами об одном фильме, который вы когда-то снимали, о «Циклоне» и о вашей работе над «Бурей» Проспера? Сегодня вечером? Прекрасно. Я приеду через час.
– Не кажется ли вам, что на сегодня уже достаточно интервью? – спросил Проспер, когда я повесила трубку. – Уже довольно поздно. Вам бы лучше пораньше лечь спать.
– А кто вам сказал, что я собираюсь бодрствовать всю ночь?
Проспер был слишком хорошо воспитан для того, чтобы развивать тему. Он просто сказал, что дождь возобновился и что здесь практически невозможно найти такси, поэтому вызвал своего шофера и попросил его довезти меня до студии Калеба.
Я пила виски убийцы, а теперь поеду в машине убийцы. А может быть, убийство так же легко смывается дождем, как водяная позолота?
* * *
Большинство тех, у кого в Бомбее возникают проблемы с желудком, считают, что причина в дурном качестве местной кухни. Они говорят: «Ну, конечно же, я ни разу не прикасался к их воде! Я же прекрасно знаю, что она кишит бактериями». Но на самом деле яд часто попадает в организм из более замаскированного источника. Эти люди забывают о бомбейском льде.
Моголы перевозили лед с Гималаев на лодках по рекам до Лахора, а оттуда почтовыми повозками – в Дели. Двенадцать кусков по четыре килограмма в день. Представьте себе телерекламу: армейский денди из XIX столетия в красном мундире смакует свое виски и просит, чтобы ему подали лед. В следующем кадре мы видим гору снега. «Еще льда, бой!» – эхом разносится по горным вершинам, и тысячи маленьких смуглых человечков врубаются в гималайский ледник. Две тысячи миль, лодки, повозки, носильщики, и наконец лед доходит до нашего джентльмена. От горы остался маленький кусочек. «Черт возьми, бой! – орет наш гордый офицер. – Я же просил два кубика!»
